Гудериан, Гейнц Вильгельм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гейнц Вильгельм Гудериан
нем. Heinz Guderian

Гейнц Гудериан на Восточном фронте в июле 1941 года.
Прозвище

«Быстроходный Хайнц» (нем. Schneller Heinz)
«Хайнц-ураган» (нем. Heinz Brausewetter)

Дата рождения

17 июня 1888(1888-06-17)

Место рождения

Кульм, Западная Пруссия, Германская империя

Дата смерти

14 мая 1954(1954-05-14) (65 лет)

Принадлежность

Германская империя
Веймарская республика
Третий рейх
Западная Германия

Род войск

Танковые войска

Годы службы

19071945

Звание

Генерал-полковник

Командовал

19-й армейский корпус
2-я танковая армия

Должность

Рейхсначальник генштаба

Сражения/войны


Награды и премии
Связи

отец Хайнца Гюнтера Гудериана

В отставке

мемуарист

Гейнц[1] Вильге́льм Гуде́риан (нем. Heinz Wilhelm Guderian; 17 июня 1888 — 14 мая 1954) — генерал-полковник германской армии (1940), генерал-инспектор бронетанковых войск (1943), начальник Генерального штаба сухопутных войск (1945), военный теоретик, автор книги «Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии 1939—1945». Отец генерала Бундесвера Гейнца Гюнтера Гудериана.

Один из пионеров моторизованных способов ведения войны, родоначальник танкостроения в Германии и танкового рода войск в мире. Имел прозвища Schneller Heinz — «Быстроходный Гейнц», Heinz Brausewind — «Гейнц-ураган».





Биография

Юные годы

Родился в городке Кульме, рядом с рекой Вислой, к югу от Данцига. В то время этот район принадлежал Пруссии. Сейчас это городок Хелмно на территории Польши.

Отец был первым кадровым офицером в роду Гудерианов, что впоследствии сказалось на выборе Гейнцем карьеры военного, и к моменту рождения первого сына служил обер-лейтенантом во II Померанском егерском полку. Предки отца были мелкими помещиками-юнкерами, владевшими землями в прусской области Варта; мать — Клара Киргоф — происходила из семьи потомственных прусских юристов.

В 1890 году у Гейнца родился брат Фриц, вместе с которым после непродолжительного обучения в школе 1 апреля 1901 года они были приняты в кадетский корпус для младшего возраста. 1 апреля 1903 года Гейнц переведён в кадетский корпус для старшего возраста под Берлин. В феврале 1907 года он сдаёт экзамены на аттестат зрелости.

Начало карьеры

После учёбы в кадетском корпусе начал военную службу в феврале 1907 года фенрихом (кандидат в офицеры) в 10-м Ганноверском егерском батальоне, которым в то время командовал его отец. В 1907 году прошёл полугодичный курс в военном училище и 27 января 1908 года был произведён в лейтенанты. В 1912—1913 гг. служил в 3-м телеграфном батальоне. С октября 1913 года до начала Первой мировой войны учился в военной академии в Берлине.

Первая мировая война

После начала войны, с 3 августа 1914 года, назначен начальником 3-й тяжелой радиостанции 5-й кавалерийской дивизии (17 сентября 1914 года награждён Железным крестом 2-го класса). С 4 октября 1914 года — начальник 14-й тяжёлой радиостанции 4-й армии.

С 17 мая 1915 года по 27 января 1916 года — вспомогательный офицер в шифровальной службе командования 4-й армии. 27 января 1916 года переведён в шифровальную службу командования 5-й армии. С 18 июля 1916 года — офицер связи в штабе 4-й армии. 8 ноября 1916 года награждён Железным крестом 1-го класса.

С 3 апреля 1917 года — начальник интендантского отдела (Ib) штаба 4-й пехотной дивизии. С 27 апреля 1917 года — интендантский офицер штаба 1-й армии. С мая 1917 года — начальник интендантского отдела штаба 52-й резервной дивизии. С июня 1917 года — квартирмейстер штаба Гвардейского корпуса, с июля 1917 года — начальник разведки (Ic) штаба Х резервного корпуса. 11 августа 1917 года переведён в штаб 4-й пехотной дивизии.

В сентябре — октябре 1917 года — командир 2-го батальона 14-го пехотного полка. С 24 октября 1917 года по 27 февраля 1918 года — начальник оперативного отдела штаба армейской группы «С». 27 февраля 1918 года переведён в Генштаб. С 23 мая 1918 года — квартирмейстер штаба XXXVIII резервного корпуса. С 20 сентября по 8 ноября 1918 года — начальник оперативного отдела штаба представителя германского командования на оккупированных итальянских территориях.

Помимо Железных крестов, награждён Рыцарским крестом 2-го класса Королевского вюртембергского ордена Фридриха с мечами и австрийской медалью за военные заслуги с мечами.

Между мировыми войнами

После Первой мировой войны капитан Гудериан продолжил службу в рейхсвере. С 30 мая по 24 августа 1919 года служил в штабе «Железной дивизии» в Латвии.

С 16 января 1920 года командир 3-й роты 10-го егерского батальона, с 16 мая 1920 года командир роты 20-го пехотного полка. С 8 сентября 1920 командир 3-го батальона 17-го пехотного полка. 16 января 1922 года переведен в 7-й автотранспортный батальон в Мюнхене.

С 1 апреля 1922 года служил в 6-й инспекции (автомобильного транспорта) Военного министерства. С 1 октября 1924 года инструктор унтер-офицерской школы 2-й пехотной дивизии в Штеттине. 1 октября 1927 переведен в Войсковое управление Военного министерства, с 1 октября 1928 года инструктор по тактике автотранспортного инструкторского штаба в Берлине.

С 1 февраля 1930 года командир 3-го автотранспортного батальона. С 1 октября 1931 года начальник штаба инспектора автотранспортных войск. Летом 1932 года приезжал в СССР с инспекцией в танковую школу «Кама» под Казанью вместе со своим начальником генералом Лютцем. Сам Гудериан в Казани никогда не училсяК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2881 день].

С 1 июля 1934 года начальник штаба моторизованных войск, с 27 сентября 1935 — танковых войск. С 27 сентября 1935 года командир 2-й танковой дивизии, дислоцированной в Вюрцбурге.

4 февраля 1938 года назначен командующим танковыми войсками. 1 апреля 1938 года командование преобразовано в штаб XVI моторизованного корпуса, командиром которого назначен генерал-лейтенант Гудериан. С 24 ноября 1938 года командующий подвижными войсками. С 26 августа 1939 года командир XIX армейского корпуса.

Вторая мировая война

Во время вторжения в Польшу Гудериан командовал 19-м моторизованным корпусом и был награждён Железным крестом первой степени (13 сентября 1939 года), а затем и Рыцарским крестом (27 октября 1939 года). Во время польской кампании произошла встреча германских и советских войск в Бресте-над-Бугом (см. фото).

Во время вторжения во Францию 19-й корпус Гудериана (1-я, 2-я и 10-я танковые дивизии и мотопехотный полк «Великая Германия») вошёл в танковую группу под командованием Э. фон КлейстаТанковая группа Клейста»).

Гудериан широко применял тактику блицкрига, не всегда, однако, согласуя свои действия с директивами командования. Продвигая свои танки вперёд, производя опустошения далеко за ожидаемой линией фронта, блокируя коммуникации, захватывая в плен целые штабы (например, французские, которые наивно полагали, что германские войска всё ещё находятся на западном берегу реки Маас), он тем самым лишал французские части оперативного управления и командования.

Благодаря этому у него сложилась репутация своенравного и плохо управляемого командира. В разгар наступления, 16 мая 1940 года, командующий группой Эвальд фон Клейст временно отстранил Гудериана от командования корпусом за неподчинения приказам, однако этот инцидент был быстро улажен[2].

По итогам Французской кампании Гудериан 19 июля 1940 года был произведён в генерал-полковники.

С ноября 1940 года — командующий 2-й танковой группой.

Вторжение в СССР

2-я танковая группа в составе группы армий «Центр» начала Восточную кампанию охватом Бреста с севера и юга. В боях против Красной Армии летом 1941 года тактика блицкрига имела феноменальный успех. Действуя путём прорыва и охвата танковыми клиньями, немецкие войска стремительно продвигались вперёд: 28 июня пал Минск, 16 июля (по советской версии — 28 июля) — взят Смоленск. Западный фронт Красной Армии потерпел поражение. 17 июля 1941 года Гудериан получает Дубовые листья к Рыцарскому кресту.

В этот момент Гитлер решил поменять общий план кампании и, вместо продолжения стремительного наступления на Москву, отдал приказ развернуть танки Гудериана на юг — на Киев (другая ударная сила группы армий «Центр», 3-я танковая группа Гота, была передана группе «Север» для наступления на Ленинград)[3]. 15 сентября части 2-й танковой группы соединились восточнее Киева с 1-й танковой армией группы армий «Юг» под командованием Клейста. В результате в «Киевском котле» оказался весь Юго-Западный фронт РККА.

В то же время из-за вывода ударных танковых частей с московского направления темп наступления на столицу СССР был потерян, что и стало в дальнейшем одной из причин срыва операции «Барбаросса» в целом[4], а, по мнению Гудериана, основной причиной. После начала наступления на Москву 2-я танковая группа заняла Орёл (3 октября) и Мценск (11 октября). Однако Тулу взять не удалось.

Позже, из-за разногласий с назначенным командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом фон Клюге, который постоянно пытался воспротивиться продвижению карьеры Гудериана, и из-за отвода своих танков с опасной позиции вопреки приказу (что привело к большим потерям в танках), Гудериан был отстранён от командования.

26 декабря 1941 года Гудериан отправлен в резерв Главного командования, 16 января 1942 года назначен в отдел пополнения штаба 3-го армейского корпуса (в Берлине).

28 февраля 1943 года (после Сталинграда) Гудериан назначен на должность главного инспектора бронетанковых войск, ответственным за модернизацию бронетанковых частей. Он быстро установил хорошие отношения с Альбертом Шпеером, министром вооружений и снабжения, и обоюдными усилиями они резко увеличили количество выпускаемых танков. Много изменений было внесено в конструкции танков лично Гудерианом, который часто посещал с инспекциями заводы, стрельбища и испытательные полигоны. После неудавшегося покушения на Гитлера в июле 1944 года Гудериан стал также начальником Генерального штаба сухопутных войск. 28 марта 1945 года, после очередного спора с Гитлером, вызванного вмешательством последнего в управление танковыми боевыми частями, Гудериан был снят с должности и отправлен в отпуск.

После войны

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Гудериан был взят в плен американскими войсками 10 мая 1945 года в Тироле. Он был доставлен в Нюрнберг, но выступал на трибунале лишь как свидетель. Советская сторона хотела предъявить ему обвинения в военных преступлениях, но союзники с этим не согласились. Одним из обвинений были расстрелы пленных красноармейцев, захваченных передовыми моторизоваными частями во время глубоких прорывов обороны в 1941 году. Прямых приказов Гудериана о расстрелах не обнаружили, но обвинение мотивировали тем, что он не мог не знать о них и, соответственно, не препятствовал. Гудериан не стал отрицать свою осведомлённость о таких случаях и объяснял их местью солдат за расстрелы немецких танкистов, случавшиеся в Красной Армии — их путали с эсэсовцами из-за чёрной формы и отличительной эмблемы германских танковых войск (череп со скрещёнными костями, т. н. «Мёртвая голова»). В 1946 году Гудериан был помещён в тюрьму в Аллендорфе, а затем в Нойштадте. В июне 1948 года был выпущен на свободу.

В 1950-х гг. был военным советником при восстановлении вооруженных сил в Западной Германии. В 1951 году издал книгу мемуаров «Воспоминания солдата». Умер 14 мая 1954 года в возрасте 65 лет от тяжелого заболевания печени, диагностированного в 1951 году,[5] в местечке Швангау, недалеко от Фюссена (южная Бавария), похоронен на кладбище Гильдешмер-Штрассе в Госларе.

Карьера

  • фенрих — 28.2.1907
  • лейтенант — 27.1.1908
  • обер-лейтенант — 8.11.1914
  • капитан — 18.12.1915
  • майор — 1.2.1927
  • подполковник — 1.2.1931
  • полковник — 1.10.1933
  • генерал-майор — 1.8.1936
  • генерал-лейтенант — 10.2.1938
  • генерал танковых войск — 23.11.1938
  • генерал-полковник — 19.7.1940

Награды

Интересные факты

  • 3 мая 1943 года, в разгар совещания по рассмотрению плана операции «Цитадель», Гудериан вызвал фон Клюге на дуэль[6]. Горячность Гудериана подпитывала обида на фельдмаршала за то, что он был причастен к отстранению Гудериана от командования в 1941 году. Предполагаемая дуэль не привела к решительным последствиям. Стоит отметить, что в своей книге «Воспоминания солдата» Гудериан утверждает, что дуэль была инициирована фельдмаршалом фон Клюге, однако так и не состоялась ввиду протеста Гитлера; после того как фон Клюге вызвал Гудериана на дуэль, последний отправил фельдмаршалу письмо, в котором выражал своё сожаление по поводу разногласий, бывших между ними с 1941 года.

Литературные труды

Напишите отзыв о статье "Гудериан, Гейнц Вильгельм"

Примечания

  1. Гудериан Г. [militera.lib.ru/memo/german/guderian/ Воспоминания солдата] = Erinnerungen eines Soldaten. — Смоленск: Русич, 1999.
  2. Mathew Cooper. The German Army, 1933—1945. стр. 222—223
  3. [militera.lib.ru/h/hoth/index.html Гот Г. Танковые операции. — М.: Воениздат, 1961]
  4. С. Митчем. Фельдмаршалы Гитлера и их битвы. — Смоленск: Русич, 1999.
  5. Horst Scheibert. Das war Guderian. — Friedberg 3: Podzun-Pallas-VERLAG gmbh, 1989. — С. 165. — ISBN 3-7909-0130-X.
  6. Дэвид Гланц, Джонатан Хауз. Курская битва. Решающий поворотный пункт Второй мировой войны. М.: АСТ; Астрель, 2007. С. 12-14.

Литература

  • Залесский К. А. Кто был кто в Третьем рейхе. — М.: АСТ, 2002. — 944 с. — 5000 экз. — ISBN 5-271-05091-2.
  • Correlli Barnett. [books.google.com/books?id=LLL81vhDAeUC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_book_other_versions_r&cad=10#v=onepage&q=&f=false Hitler's Generals]. — New York, NY: Grove Press, 1989. — 528 p. — ISBN 0-802-13994-9.
  • Gerd F. Heuer. Die Generalobersten des Heeres, Inhaber Höchster Kommandostellen 1933—1945. — 2. — Rastatt: Pabel-Moewig Verlag GmbH, 1997. — 224 p. — (Dokumentationen zur Geschichte der Kriege). — ISBN 3-811-81408-7.

Ссылки

  • [www.lib.ru/MEMUARY/GERM/guderian.txt Гейнц Гудериан. Воспоминания солдата]
  • [www.hrono.ru/biograf/bio_g/guderian.html Гудериан, Хайнц Вильгельм БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ]
  • [www.hrono.ru/libris/lib_g/guder15.html БИОГРАФИЧЕСКАЯ ХРОНИКА]
  • [www.scepsis.ru/library/id_484.html Владимир Богомолов. Срам имут и мертвые, и живые, и Россия]
  • [www.ww2awards.com/person/34898 Награды Гудериана]
  • [www.razumei.ru/lastlib/otherbooks/859 Гейнц Гудериан. Можно ли защитить Западную Европу?]
  • [velesova-sloboda.vho.org/archiv/pdf/preuss-guderian-revolyutsioner-strategii.pdf Армин Пройсс. Гудериан — революционер стратегии]

Отрывок, характеризующий Гудериан, Гейнц Вильгельм

Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.