Гуджаратский султанат

Гуджаратский султанат
← 1407 — 1573 →
Флаг
Столица	Анахильвар, Ахмадабад, Мухаммадабад
Религия	Ислам
Форма правления	Монархия
Династия	Музаффариды
Султаны (Шахи) (с 1407 года)
- 1391—1411	Музаффар-шах I
- 1403—1404	Мухаммад-шах I
- 1411—1442	Ахмад-шах I
- 1442—1451	Мухаммад-шах II
- 1451—1458	Ахмад-шах II
- 1458—1458	Дауд-шах
- 1458—1511	Махмуд-шах I Бегара
- 1511—1526	Музаффар-шах II
- 1526—1526	Сикандар-шах
- 1526—1526	Махмуд-шах II
- 1526—1537	Бахадур-шах
- 1537—1537	Мухаммад-шах III
- 1537—1554	Махмуд-шах III
- 1554—1561	Ахмад-шах III
- 1561—1573, 1583—1583	Музаффар-шах III

К:Появились в 1407 годуК:Исчезли в 1573 году

Гуджаратский султанат — мусульманское государство в Западной Индии, занимавшее территории нынешнего штата Гуджарат и близлежащих областей в 1407—1573 годах. Гуджаратский султанат выделился из состава Делийского султаната в период ослабления династии Туглакидов. В 1573 (окончательно в 1583) году был включён в состав Империи Великих Моголов.

Возникновение султаната

Основателем независимого Гуджаратского султаната был Зафар-хан, обращенный в ислам индус из этнокастовой группы Танк, которого султан Дели в 1391 году назначил своим наместником в Гуджарате. Разгром Делийского султаната Тамерланом в 1398—1399 годах сделал Зафар-хана фактически независимым правителем Гуджарата. В 1401 году Зафар-хан принял титул султана Гуджарата под именем Музаффар-шаха I (1391—1403, 1404—1411). Зафар-хан был горячим сторонником учения суфийский тариката Сухравардия, шейхи которого в дальнейшем играли заметную роль в политической жизни султаната.

Правление Ахмад-шаха I

Преемником Музаффар-шаха I стал его внук Ахмад-шах I (1411—1442), один из самых известных представителей династии (которую в его честь некоторые называют династией Ахмад-шахов). Вступив на престол в 1411 году, Ахмад-шах в том же году основал возле древнего города Асвал новую столицу султаната, названную в его честь Ахмадабадом. Этот город, обнесенная кирпичной стеной с башнями и бойницами, стал одним из самых значимых городов средневековой Индии, прославившись, в частности, своими ткачами: шитые золотом и серебром ахмадабадские ткани были известны на всю Индию и за её пределами. Всего через сто с лишним лет после своего основания Ахмадабад выплачивал в государственную казну налогов (с городских и квартальных ворот, с рыночного оборота, судебных пошлин и т. д.) в совокупности около 1,55 млн. рупий.

Ахмад-шах I прославился как незаурядный полководец, проведя весь период своего тридцатилетнего правления в войнах с соседними правителями. Успешно вторгшись в раджпутскую область Саураштра на п-ове Катхиавар, Ахмад-шах распространил свой сюзеренитет на местных князей, затем в результате походов 1426—1428 годов его данником стал влиятельный раджпутский клан Ратхоре княжестве Идар. Победоносные походы Ахмад-шаха против раджпутских заминдаров (или «грасиа») в различных частях Гуджарата сопровождались конфискацией их земельных владений («грасов») в государственную собственность (халиса), которая затем раздавалась гуджаратским военачальникам и воинам в качестве икта. У раджпутских князей было отнято три четверти их наследственных грасов. Заминдары обязались предоставлять свои военные дружины в войско султана Гуджарата, а также перечислять в казну султаната часть собираемых ими налогов.

Кроме покорения раджпутских феодалов, Ахмад-шах вел войны с Малавским и Бахманидским султанатами, в которых однако не особо преуспел, хотя и отнял у Бахманидов важный торговый город Тхану в Северном Конкане и остров Махим.

Расцвет султаната

Наибольшего могущества и процветания Гуджаратский султанат достиг во время правления султана Махмуд-шаха I (1458—1511), внука Ахмад-шаха I. При нём власти султана были окончательно подчинены раджпутские феодалы. Решающее значение в этом имела победа Махмуд-шаха над раджпутским правителем Джунагарха и Гирнара, владевшим большей частью важного в торговом отношении п-ова Катхиавар. Князь Джунагарха выдужден был принять ислам и получил придворный титул. Наследник Джунагарха получил часть своих бывших родовых владений в икта. Также немаловажным было завоевание крепости Чампанир, которую Махмуд-шах переименовал в Махмудабад и превратил в свою резиденцию.

Время правления султана Махмуд-шаха I описывается как эра «беспримерного процветания» Гуджарата. Благодаря продуманной экономической политике Махмуд-шаха I, в городах бурно развивались торговля и ремесла, а доходы от деревень возросли в два-три раза (а кое-где в десять раз). Махмуд-шах всячески поощрял возделывание земель, разведение садов и строительство ирригационных сооружений, рытье колодцев, восстановление разрушенных жилых и торговых построек. В Гуджарате было успешно начато разведение плантаций тутовника, с которых снималось по три урожая тутовых листьев в год. Распашка пустошей при Махмуд-шахе велась настолько интенсивно, что после его смерти в 1511 году в государстве стал ощущаться недостаток пастбищ для скота.

Земельная политика Махмуд-шаха была направлена на сокращение размера государственных земель (халиса), которые почти полностью были розданы в долгосрочное, а часто даже в пожизненное и наследственное икта воинам султана. В XV веке доход с этих земель чаще всего полностью шел их владельцам, без каких-либо отчислений в государственную казну. Раджпутские феодалы, сохранившие часть своих земель (граса) при Ахмад-шахе I, продолжали держать их на условиях наследственного икта и джагира. Таким образом, политика султанов Гуджарата привела к превращению большей части местных землевладельцев в служилую знать, владевшую землёй на условиях наследственного держания, обусловленного службой султану. Часть землевладельцев, прежде всего раджпутов, продолжала однако владеть своими наследственными землями совершенно независимо от гуджаратских султанов. Эта ситуация стала причиной существенного уменьшения поступлений в султанскую кузну налогов от земельных держаний.

Война с Португалией

Другим фактором, создавшим угрозу регулярным поступлениям в казну султана Гуджарата, стали португальцы, появившиеся в Каликуте в 1498 году (экспедиция Васко да Гамы) и начавшие постепенно прибирать под свой контроль торговлю в Индийском океане, вытесняя египетских и гуджаратских купцов. Португальцы захватили господствующее положение в Индийском океане и безжалостно грабили и топили гуджаратские индийские корабли.

В 1508 году Махмуд-шах I заключил антипортугальский союз с султаном Египта Аль-Ашрафом Кансухом, в результате чего Гуджарат вступил в уже длящуюся Португало-египетскую войну. Начав с внушительной победы в морском сражении при Чауле (1508), союзники вскоре сдали свои позиции и португальцы захватили Гоа (1510), после чего престарелый султан Махмуд-шах I пошёл на заключение с ними мира. По условиям мирного договора, Махмуд-шах позволил португальцам основать факторию в Диу, у входа в Камбейский залив, что существенно подорвало торговлю Камбея и ощутимо уменьшило доходы казны Гуджаратского султаната (в начале XVI века в порт Камбея ежегодно заходило до 300 судов и торговые пошлины с Камбея приносили 1/10 часть всех доходов казны султаната).

Упадок султаната

Султан Бахадур-шах (1526—1537), внук Махмуд-шаха I, был последним значительным правителем Гуджарата. Весь период его правления прошёл в непрерывных войнах с различными противниками. Вначале Бахадур-шах завоевал Малву (1531), затем взял неприступную раджпутскую крепость Читор (1534). Однако в 1534 же году на него пошёл войной падишах Великих Моголов Хумаюн, который захватил Малву и часть гуджаратской территории. Одновременно возобновились враждебные действия португальцев. Несмотря на то, что в 1535 году Бахадур-шах заключил с португальцами новый, более выгодный для них договор, 13 февраля 1537 году в Диу португальцы предательски убили султана Бахадур-шаха.

После гибели Бахадур-шаха султанат вступил в стадию политической нестабильности, начались мятежи и династические распри, местные феодалы стали растаскивать султанат по частям. Один из наследников Бахадур-шаха, султан Махмуд-шах III (1537—1554), попытался обуздать амбиции местной знати, а также полностью подчинить оставшиеся раджпутские грасиа. Он отнял земли грасиев Идара, Сирохи, и Раджпиплы, однако вскоре был убит заговорщиками.

После убийства Махмуд-шаха III престол перешел к его малолетнему сыну Ахмад-шаху III (1554—1561), а затем к его тоже несовершеннолетнему брату Музаффар-шаху III. При этих юных султанах центральная власть потеряла всякий авторитет в глазах местных феодалов, ставших фактически независимыми князьями. Султанат погрузился в междоусобные войны. В 1573 году падишах Великих Моголов Акбар I без особого труда присоединил Гуджаратский султанат к своей империи. Музаффар-шаху III удалось бежать. Вплоть до своей смерти в 1593 году Музаффар-шах III пытался вернуть себе престол Гуджарата. Это удалось ему лишь ненадолго в 1583 году, после чего Гуджарат окончательно присоединился к могольской империи.

Источники

• Абу-л Фазл Аллами. [www.drevlit.ru/texts/a/a_allami23.php Акбар-наме. Глава 23]
• [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000015/st025.shtml Антонов К. А. и др. История Индии (краткий очерк). М., 'Мысль', 1973. 558 c.]
• [www.telenir.net/istorija/istorija_musulmanskogo_mira_ot_halifata_do_blistatelnoi_porty/p1.php#metkadoc146 Ирмияева Т. Ю. История мусульманского мира от Халифата до Блистательной Порты. Издатель: «Урал LTD» при участии изд. «Урал-книга», Челябинск. 2000.]
• [gumilevica.kulichki.net/HE2/he2505.htm История Востока (Восток в средние века — с XIII в. х. э.). Глава V.]
• [hist1.narod.ru/Science/India/india.html Нефедов С. А. О демографических циклах в истории Индии. Раздел 4: Гуджарат в XV — начале XVII века]
• [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B8.%20%D0%9C%D1%83%D1%81%D1%83%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%20XV-XX/%D0%9C%D1%83%D0%B7%D0%B0%D1%84%D1%84%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%B4%D1%8B/ Рыжов К. В. Все монархи мира: Мусульманский Восток. XV—XX вв.: Справочник. — М.: Вече, 2004. — 544 с., С. 305—307](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней))
• [indiancoins.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=27:76-&catid=9:2011-03-16-18-57-26&Itemid=17 Султаны Гуджарата]

Отрывок, характеризующий Гуджаратский султанат

Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.