Гудзий, Николай Каллиникович

Николай Каллиникович Гудзи́й
Дата рождения:	21 апреля (3 мая) 1887(1887-05-03)
Место рождения:	Могилёв-Подольский
Дата смерти:	29 октября 1965(1965-10-29) (78 лет)
Место смерти:	Москва
Страна:	Российская империя Российская империя→ СССР СССР
Научная сфера:	литературоведение
Место работы:	МГУ имени М. В. Ломоносова Институт мировой литературы им. А. М. Горького Институт литературы им. Т. Г. Шевченко
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	академик АН УССР
Альма-матер:	Киевский университет (1911)
Научный руководитель:	В. Н. Перетц
Известные ученики:	М. Л. Матусовский
Известен как:	литературовед, историк литературы, известный прежде всего своими исследованиями древнерусской литературы, составил первые советские учебник и хрестоматию по этим предметам, первый декан филологического факультета МГУ

Николай Каллиникович Гудзи́й (укр. Мико́ла Кале́никович Гудзі́й, 21 апреля (3 мая) 1887, Могилёв-Подольский — 29 октября 1965, Москва) — российский и советский литературовед, историк литературы, известный прежде всего своими исследованиями древнерусской литературы, составил первые советские учебник и хрестоматию по этим предметам, первый декан филологического факультета МГУ. Академик АН УССР с 1945.

Биография

Научную работу начал в 1908 году в семинарии В. Н. Перетца в Киевском университете, который окончил в 1911 году. Первая статья Гудзия напечатана в 1910 году.

С 1922 года стал профессором кафедры истории русской литературы Московского государственного университета. Впоследствии первый декан филологического факультета МГУ, заведующий кафедрой русского устного народного творчества (1941—1946).

Работал в высших учебных заведениях Киева, Симферополя, Москвы. Руководил отделом древнерусской литературы в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР (1938—1947), отделом русской литературы (1945—1952) и отделом украинской древней литературы (1952—1961) в Институте литературы им. Т. Г. Шевченко АН УССР.

Наследие

Основной сферой научной и научно-педагогической деятельности Гудзия была история древнерусской литературы. Гудзий — автор первого учебника по истории древнерусской литературы (М., 1938) и составитель хрестоматии по литературе XI—XVII вв. (М., 1935; дополнялась и переиздавалась неоднократно, используется в преподавании и сейчас). Ему принадлежат работы, посвященные отдельным авторам и памятникам древнерусской литературы: Максим Грек, Серапион Владимирский, митрополит Даниил, Аввакум, легенда о папе Григории, легенды об Иуде предателе и Андрее Критском, «История Иудейской войны» Иосифа Флавия в древнерусском переводе, «Александрия», «Моление Даниила Заточника», «Слово о полку Игореве», «Слово о погибели Русской земли», «Прение Живота и Смерти», «Беседа Валаамских чудотворцев» и другие.

Гудзий — автор статей и книг о творчестве писателей XVIII—XIX вв: Феофана Прокоповича, Ломоносова, Пушкина, Гоголя, Льва Николаевича Толстого, Тютчева, Брюсова, о творчестве украинских писателей Шевченко и Франко, а также статей по поэтике литературы нового времени. Гудзий подготовил и прокомментировал ряд текстов для юбилейного издания полного собрания сочинений Толстого. Несколько работ Гудзия посвящены истории русской филологической науки, в том числе трудам Ф. И. Буслаева, Н. С. Тихонравова, А. Н. Веселовского.

Личная библиотека

В 1967 году по завещанию Н. К. Гудзия его личная библиотека поступила в Московский государственный университет, всего около 15450 томов книг литературоведению, языкознанию, истории искусств, издания русской и зарубежной литературы XIX—XX веков, а также рукописи XVII—XIX веков. В настоящий момент книжное собрание Н. К. Гудзия хранится в Отделе редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ имени М. В. Ломоносова.

Публикации

• «Анна Каренина». Неизданные тексты / Публикация и вступительная статья: Н.К. Гудзий. — Институт русской литературы (Пушкинский Дом). — М.: АН СССР, 1939. — Т. 35/36. — С. 381—486. — (Литературное наследство).
• Гудзий Н. К.  История древней русской литературы: Учебник для высших учебных заведений. — Изд. 3-е, перераб. — М.: Учпедгиз Наркомпроса РСФСР, 1945. — 512 с. — 50 000 экз. (в пер.)
• Гудзий Н. К.  Л. Н. Толстой — великий писатель русского народа. — М.: Знание, 1953. Серия 1, № 42-43, лекция 1-я и 2-я.

Литература

• К семидесятилетию Николая Каллиниковича Гудзия // [feb-web.ru/feb/todrl/t13/t13.html?cmd=1&dscr=1 Труды Отдела древнерусской литературы] / АН СССР. Ин-т русской литературы (Пушкинский Дом); Отв. ред. Д. С. Лихачёв. — 1957. — Т. XIII. — С. 313 - 342. — 736 с.
• Воспоминания о Николае Каллиниковиче Гудзии: Сборник / Под ред чл.-корр. АН СССР Д. С. Лихачёва и д-ра филол. наук проф. В. И. Кулешова. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1968. — 184, [2] с. — 2 825 экз. (в пер., суперобл.)
• Кашутина Е. С.  Книжное собрание Н. К. Гудзия в фондах Научной библиотеки им. А. М. Горького МГУ // Из коллекций редких книг и рукописей Научной библиотеки Московского университета. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. — С. 34—37.
• Кусков В. В.  Николай Каллиникович Гудзий (1887—1960) // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1979. 6. С. 62—65.
• Кусков В. В.  Н. К. Гудзий — создатель первого советского вузовского учебника по истории древнерусской литературы // Герменевтика древнерусской литературы. — М., 1994. Сб. 6. Ч. 2. — С. 476—484.

Ссылки

• Гудзий Николай Каллиникович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke2/ke2-4352.htm Гудзий, Николай Каллиникович] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
• Дмитриев Л. А. [feb-web.ru/feb/slovenc/es/es2/es2-0681.htm Гудзий Николай Каллиникович] // Энциклопедия «Слова о полку Игореве»
• Артамонов Ю. А. [www.pravenc.ru/text/168260.html Гудзий Николай Каллиникович] // Православная энциклопедия. Том XIII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2006. — С. 424—426. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-022-6

Отрывок, характеризующий Гудзий, Николай Каллиникович

Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.