Гудзь, Павел Данилович

Павел Данилович Гудзь
Дата рождения	28 сентября 1919(1919-09-28)
Место рождения	село Стуфченцы, Проскуровский район, Каменец-Подольская область, (ныне Хмельницкий район, Хмельницкая область, Украина)
Дата смерти	5 мая 2008(2008-05-05) (88 лет)
Место смерти	Москва, Россия
Принадлежность	СССР СССР Россия Россия
Род войск	танковые войска
Годы службы	1941—1989
Звание
Командовал	574-й танковый батальон 212-й танковой бригады, 5-й отдельный гвардейский тяжёлый танковый полк
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	Доктор военных наук Профессор Академии бронетанковых войск Заслуженный деятель науки РСФСР

Па́вел Дани́лович Гудзь (28 сентября 1919 года, село Стуфченцы Проскуровского района Каменец-Подольской области УССР — 5 мая 2008 года, Москва) — доктор военных наук, профессор Военной академии бронетанковых войск, заслуженный деятель науки РСФСР, генерал-полковник в отставке. Танкист-ас во время Великой Отечественной войны — 5 декабря 1941 года его танк КВ-1 в одном бою уничтожил 10 танков противника. Всего же экипажем П. Д. Гудзя было уничтожено 18 танков противника.

Биография

Ранние годы

Родился 28 сентября 1919 года в селе Стуфченцы Проскуровского района Каменец-Подольской области (ныне Хмельницкий район Хмельницкой области) в крестьянской семье. Павел уже заканчивал сельскую школу, когда его отец, Данила Леонтьевич, уехал на заработки на Дальний Восток бригадиром грузчиков в порту. Вскоре отец погиб в результате несчастного случая. Мать, Степанида Пантелеймоновна, воспитывала сына одна.

После школы-семилетки Павел Гудзь поступил в Водычский техникум политпросветработников, по окончании которого был распределён в город Сатанов — сначала в районный Дом культуры, а затем в 1937 году — на должность инспектора народного образования в Сатановский Райисполком. Через некоторое время, хорошо справляющегося со своими обязанностями молодого и перспективного работника П. Д. Гудзя приняли в ВКП(б). В августе 1939 году поступил во 2-е Саратовское тяжёлое танковое училище, которое окончил с отличием в начале июня 1941 года. В училище изучал тяжелый танк Т-35 и тяжёлый танк КВ-1.

П. Д. Гудзь получил назначение в Киевский Особый военный округ в г.Львов. В середине июня 1941 года в звании лейтенанта прибыл в 63-й танковый полк 32-й тяжёлой танковой дивизии 4-го механизированного корпуса под командованием генерал-майора А. А. Власова.

Начало Великой Отечественной войны

В субботу 21 июня 1941 года командир взвода лейтенант П. Д. Гудзь заступил дежурным по части. Утром 22 июня 1941 года по боевой тревоге взвод управления (пять танков КВ-1, два — Т-34 и 2 — БА-10), которым командовал П. Д. Гудзь, во главе колонны полка двигался в сторону западной границы в район Кристополя. Встретив передовой отряд немцев, Гудзь повёл взвод на сближение и первым уничтожил вражеское орудие. К 12 часам дня взвод Гудзя уже подбил пять немецких танков, три бронетранспортёра и несколько автомашин. В тот же день командирский КВ под управлением механика-водителя Галкина (в прошлом — испытателя танков Кировского завода в Ленинграде) нанёс скользящий удар в направляющее колесо вражескому танку Pz Kpfw III, сбил с него гусеницу и затем сильным ударом свалил в кювет. Согласно некоторым источникам, это был первый танковый таран в дивизии, а возможно, и во всей Красной Армии.

За этот первый бой лейтенант П. Д. Гудзь был представлен к ордену Красного Знамени.

В период с 22 по 29 июня дивизия вела оборонительные бои в районе Львова. Прикрывая отход танковой колонны через город, экипаж лейтенанта П. Д. Гудзя уничтожил ещё 5 танков, за что был вторично представлен к ордену Красного Знамени, который, как и первом случае, ему так и не был вручён.

С первых дней июля 1941 года 32-я танковая дивизия участвует в обороне Бердичева. К концу месяца, дивизия попадает в окружение под Уманью. В начале августа 1941 года остаткам дивизии удаётся прорвать кольцо окружения и пробиться к своим. После этого оставшиеся в наличии боевые машины были сведены в один батальон и переданы в распоряжение Командующего Киевским укрепрайоном. 10 августа 1941 года 32-я танковая дивизия, сосредоточенная в районе г. Прилуки, была расформирована. Воинами 32-й танковой дивизии было подбито 110 танков и уничтожено 96 орудий противника.

Оборона Москвы

К концу августа 1941 года лейтенант П. Д. Гудзь был зачислен старшим адъютантом 89-го отдельного танкового батальона. Для получения новой техники получил приказ выехать в Москву.

7 ноября 1941 года П. Д. Гудзь участвовал в военном параде на Красной площади. На кадрах кинохроники оказался запечатлённым лейтенант П. Д. Гудзь, проезжающий на своём танке КВ мимо памятника А. С. Пушкину. Сразу же после парада все танки КВ были отправлены на фронт, в распоряжение 16-й армии, которая вела бои с противником в районе Скирманово-Козлово.

Бой в деревне Нефедьево

26 ноября 1941 года частями 78-й стрелковой дивизии под командованием полковника А. П. Белобородова была оставлена Истра, а 30 ноября части немецкой 10-й танковой дивизии захватили деревню Нефедьево в 35-ти километрах от Москвы.

К началу декабря после почти месяца непрерывных боев в 89-м батальоне П. Д. Гудзя остался лишь один КВ-1 и несколько лёгких танков. По рассказу Гуздя, записанного в 1989 году спецкором газеты «Труд» И. Дыниным, «89-й отдельный танковый батальон, которым командовал старший лейтенант К. Хорин, разрывали на части. Сначала для поддержки рот брали по взводу, потом по одному танку. Иного выхода у командования не было. Силы подразделений таяли. Когда телефонист в очередной раз передал трубку Хорину, у него в распоряжении было только два танка.» Выбор пал нал П. Д. Гудзя. Под прикрытием артобстрела танк лейтенанта Гудзя ночью подошел к берегу реки Грязеве. С рассветом он открыл огонь прямой наводкой по немецким танкам в деревне. Восемь танков были подбиты сразу, а затем ещё два, когда Гудзь форсировал речку. По завершении трёхчасового боя танкисты насчитали 29 вмятин на броне, но ни один снаряд не пробил её насквозь.

За геройски проведённый бой лейтенант П. Д. Гудзь был удостоен ордена Ленина. По словам Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского, И. В. Сталин попросил Г. К. Жукова рассказать по-подробнее о массовом героизме воинов 16-й армии. К. К. Рокоссовский дополнил рассказ Г. К. Жукова упоминанием о нескольких конкретных героических эпизодах, среди которых было озвучен и подвиг экипажа П. Д. Гудзя. И. В. Сталин спросил:

— Он герой?
— Нет.
— Почему не герой? Дать!
— Никак нельзя, — вмешался в их разговор Г. К. Жуков, — пояснив, что только накануне им был подписан приказ о награждении орденами и медалями этого геройского экипажа, а непосредственно самого лейтенанта Гудзя он представил к ордену Ленина. В ответ на это, И. В. Сталин что-то проворчав, резко бросил в сторону Г. К. Жукова:
— Дурак!

1942—1944

С началом контрнаступления советских войск под Москвой старший лейтенант П. Д. Гудзь в составе 89-го отдельного танкового батальона принимает участие в штурме Лудиной горы — господствующей над Волоколамском высоты, превращённой немцами в хорошо укреплённый опорный пункт обороны.

В мае 1942 года старший лейтенант П. Д. Гудзь назначен заместителем командира 89-го отдельного танкового батальона, а после его расформирования в июле 1942 года он — уже в звании капитана — назначается на должность командира 574-го танкового батальона 212-й танковой бригады, входящей в состав войск Донского фронта. В ноябре П. Д. Гудзь получает чин майора, и его назначают заместителем командира 8-го отдельного Гвардейского тяжёлого танкового полка прорыва.

В боях под Сталинградом был тяжело ранен (восемь ран: шесть — от засевших в груди осколков и два пулевых). После госпиталя добровольно вернулся на фронт и в мае 1943 года стал заместителем командира 5-го отдельного гвардейского тяжёлого танкового полка, входившим в состав войск Юго-Западного (впоследствии 3-го Украинского) фронта. Осенью 1943 года он уже в чине подполковника становится командиром соединения.

В Запорожье в районе Днепрогэса КВ Гудзя был подбит. Двое членов экипажа погибли, а Павел Данилович получил тяжёлое ранение. У него была повреждена левая ключица и раздроблена кисть левой руки. Отрезав остатки кисти ножом, из уже подбитой машины П. Д. Гудзь уничтожил два немецких «Тигра». После повторного попадания в КВ, его, потерявшего сознание, вытащил механик-водитель. После госпиталя, получив протез руки, он снова вернулся на фронт, и уже в апреле 1944 года вновь вступил в командование 5-го отдельного гвардейского тяжёлого танкового полка. Через месяц в полк прибыл маршал бронетанковых войск Я. Н. Федоренко, осуществлявший в то время инспекторские поездки по тяжёлым танковым полкам прорыва, оснащёнными танками ИС-85. По его инициативе в мае 1944 года П. Д. Гудзь зачислен слушателем командного факультета Военной академии бронетанковых войск.

Послевоенные годы

В 1947 году окончил Военную академию бронетанковых войск с золотой медалью. После учёбы в адъюнктуре работал преподавателем. Затем был заместителем (с апреля 1951 года) и начальником кафедры тактики высших соединений (с ноября 1953 года), руководил спецгруппой по разработке ряда научных трудов, связанных с совершенствованием боевой готовности бронетанковых войск. В июне 1958 года П. Д. Гудзь назначен начальником кафедры атомного оружия. Как специалист-ядерщик, принимал активное участие в подготовке и проведении учений в Тоцком.

В специальной группе Генштаба П. Д. Гудзь разрабатывал проблемы стратегического развертывания вооружённых сил в случае ядерной войны. Возглавлял межведомственную правительственную комиссию по принятию на вооружение боевой машины пехоты БМП-3. Автор свыше 300 научных трудов.

В августе 1970 года становится заместителем начальника Военной академии бронетанковых войск, а в феврале 1985 — первым заместителем начальника академии. Вышел в отставку в октябре 1989 года. Профессор, доктор военных наук, Заслуженный деятель науки РСФСР, лауреат премии им. А. П. Маресьева и генерал-полковник танковых войск в отставке.

Участник более 25-ти парадов на Красной площади, по которой он не раз проходил строем не только в числе участников Великой Отечественной войны, но и в составе сводной колонны Военной академии бронетанковых войск им. Р. Я. Малиновского.

В качестве общественного деятеля П. Д. Гудзь являлся членом Президиума Московского городского Совета ветеранов Великой Отечественной войны, а также заместителем председателя Международной общественной организации «Солдаты в борьбе за мир».

Умер 5 мая 2008 года в Москве.

Семья

У П. Д. Гудзя и его супруги, Галины Мечеславовны, две дочери: старшая Лариса Павловна — кандидат физико-математических наук, младшая Елена Павловна — физик.

Награды

• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (28 апреля 1995) — за многолетнюю плодотворную работу по патриотическому воспитанию молодёжи, социальной защите ветеранов и укреплению дружбы между народами
• Орден Ленина (1941)
• Два ордена Красного Знамени (1941)
• Орден Александра Невского
• Орден Отечественной войны 1 степени
• Орден Отечественной войны 2 степени
• Орден Трудового Красного Знамени
• Орден Красной Звезды
• Орден За службу Родине в Вооружённых Силах СССР 3 степени

Лауреат премии им. А. П. Маресьева (2006).

Память

Решением Совета депутатов Муниципального образования «Красногорский район» Московской области от 24 июня 2004 года П. Д. Гудзю было присвоено звание «Почётный гражданин Красногорского района».

5 декабря 2007 года, в день начала контрнаступления под Москвой, 65 лет спустя на знаменательном месте у деревни Нефедьево установили танк Т-55.

Литература

• Барятинский М. Б. Павел Гудзь // Советские танковые асы. — М.: Эксмо, 2008. — С. 114—134. — (Танки в бою). — 5000 экз. — ISBN 978-5-699-25290-9.
• Жаркой Ф. М. [www.tankm.ru/ Танковый марш.]. Изд. 4-е, МВАА. — СПб., 2012.

Ссылки

• Ю. А. Жук. [portal.istra.ru/forum/index.php?showtopic=11542 Неизвестное об известном (Московская битва: факты и мифы).]

Отрывок, характеризующий Гудзь, Павел Данилович

– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.