Гуйер, Олдржих

Олдржих Гуйер
Oldřich Hujer
Дата рождения:	25 ноября 1880(1880-11-25)
Место рождения:	Пацержице, Австрийская империя
Дата смерти:	21 марта 1931(1931-03-21) (50 лет)
Место смерти:	Прага, Чехословакия
Страна:	Австро-Венгрия, Чехословакия
Научная сфера:	лингвистика
Альма-матер:	Карлов университет
Научный руководитель:	Йозеф Зубатый Ян Гебауэр

О́лдржих Гу́йер (чеш. Oldřich Hujer; 25 ноября 1880, Пацержице — 4 июня 1942, Прага) — чешский лингвист, индоевропеист, профессор Карлова университета.

Биография

После окончания гимназии в Пршибраме (1899) изучал языкознание на философском факультете Карлова университета, где среди его учителей были Ян Гебауэр и Йозеф Зубатый, а в 1905 году защитил диссертацию из области сравнительного языкознания. В 1909—1910 гг. был на учёбе в Германии (Лейпциг, Берлин), прошёл хабилитацию благодаря сочинению о славянском склонении, в 1911 году получил звание доцента, а в 1919 году профессора сравнительной грамматики индоевропейских языков. Читал лекции также в в университете в Брне, был членом чешской, польской и болгарской академий наук, а лондонского Philological Society. Редактировал «Příruční slovník jazyka českého» и ряд филологических журналов (Listy filologické, Slavia, Naše řeč и др.), участвовал в создании Оттовского научного словаря (чеш. Ottův slovník naučný), а также Масарикова словаря (чеш. Masarykův slovník naučný).

Труды

Занимался в основном сравнительной грамматикой индоевропейских языков с особым вниманием к славянской группе, историей чешского языка и балтийскими языками. Изначально был младограмматиком, но усовершенствовал и улучшил младограмматические методы исследования.

Важнейшие сочинения:

• Slovanská deklinace jmenná. Praha: Rozpravy ČAV, 1910.
• Úvod do dějin jazyka českého. Praha 1914, 1926 a 1946.

Литература

• Ottův slovník naučný, статья Hujer. Sv. 28, str. 606
• Ottův slovník naučný nové doby, статья Hujer Oldřich. Sv. 4, str. 1273
• Československé práce o jazyce, dějinách a kultuře slovanských. Praha: SPN 1972. Статья Oldřich Hujer, стр. 175n.

Отрывок, характеризующий Гуйер, Олдржих

«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.