Ашоцкий район
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входит в |
Армянская ССР (до 1991) |
| Административный центр | |
| Дата образования |
1937—1995 |
| Население (1989) |
10.7 тыс |
|
| |
Ашоцкий район — административно-территориальная единица в составе Армянской ССР и Армении, существовавшая в 1937—1995 годах (название до 1990 года — Гукасянский район). Центр — Ашоцк (название с 1938 по 1990[1] гг — Гукасян).
История
Гукасянский район был образован в 1937 году.
В 1990 году Гукасянский район был переименован в Ашоцкий район.
Упразднён в 1995 году при переходе Армении на новое административно-территориальное деление[2], став частью Ширакской области.
География
На 1 января 1948 года территория района составляла 562 км².
Административное деление
По состоянию на 1948 год район включал 17 сельсоветов: Бавринский, Вардахпюрский, Гукасянский, Дзорашенский, Зуйгахпюрский, Иллинский, Казанчинский, Красарский, Мец-Сепасарский, Мусаелянский, Палутлинский, Покр-Сариарский, Сарагюхский, Сарапатский, Торосгюхский, Цахкашенский, Цохамаргский[3].
Напишите отзыв о статье "Ашоцкий район"
Примечания
- ↑ [www.cadastre.am/storage/files/pages/pg_907871769_HH_bnak._bar..pdf «Հայաստանի հանրապետության բնակավայրերի բառարան»]
- ↑ [www.parliament.am/legislation.php?sel=show&ID=2243&lang=rus Закон Республики Армения №С-062-1-ЗР-18 "Об административно-территориальном делении Республики Армения"]. [archive.is/pdFQr Архивировано из первоисточника 28 января 2014].
- ↑ Армянская ССР. Административно-территориальное деление / Адамян Н. К.. — Ереван: Армгиз, 1948. — 90 с.
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Ашоцкий район
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
