Гуляев, Степан Иванович

Степан Гуляев
Дата рождения:	28 июля (9 августа) 1806(1806-08-09)
Место рождения:	с. Алейское, Колывано-Воскресенский горный округ
Дата смерти:	14 (26) мая 1888(1888-05-26) (81 год)
Место смерти:	Барнаул
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	этнография, фольклористика
Награды и премии:

Степа́н Ива́нович Гуля́ев (28 июля [9 августа] 1806, с. Алейское, Колывано-Воскресенский горный округ — 14 [26] мая 1888, Барнаул) — русский историк, этнограф, фольклорист, естествоиспытатель и изобретатель. Исследователь Алтая.

Биография

Степан Гуляев родился в селе Алейском Колывано-Воскресенского горного округа (по предположению В. С. Гришаева, ныне это село Староалейское Третьяковского района Алтайского края). Источники расходятся относительно даты рождения Степана, поскольку в различных формулярах она разнится, но согласно свидетельству его брата Василия, видимо, сверявшегося с церковной книгой, он родился 28 июля 1806 года. Отец Степана был унтер-шихтмейстером Локтевского сереброплавильного завода Алтайского округа, мать — дочерью сибирского казака.

В 12 лет Степан поступил в Барнаульское горное училище, которое окончил в 1827 году, после чего был направлен в Санкт-Петербург писцом горного отделения Императорского кабинета. В годы пребывания в столице Гуляев активно занимался самообразованием и увлёкся филологией. Он посещал «субботы» в доме лингвиста И. И. Срезневского и уже в 1839 году напечатал в «Отечественных записках» исследование «О сибирских круговых песнях», где обращал внимание на памятники старинной былевой поэзии, сохранившиеся в этом регионе, в том числе сказки и песни о князе Владимире. В 1848 году в журнале «Библиотека для чтения» была опубликована подготовленная Гуляевым большая подборка фольклора и этнографических записок под общим названием «Этнографические очерки южной Сибири». В публикацию вошли знахарские заклинания и наговоры, круговые, обрядные и проголосные песни, а также составленный самим Гуляевым этнографический словарь. В 1845 году в «Санкт-Петербургских ведомостях» появился очерк Гуляева «Алтайские каменщики» о людях, бежавших в Алтайские горы — «Камень» — в поисках легендарного Беловодья.

Интересы Гуляева в Санкт-Петербурге распространялись далеко за пределы филологии и этнографии. Он также посещал вечерние классы Академии Художеств. В 1845 году Гуляев представил в Императорское Вольное экономическое общество ряд статей о растениях Алтая (в том числе «Сибирские красильные растения» о свойствах марены, серпухи и зеленики), после чего был избран членом-корреспондентом этого общества и активно в дальнейшем публиковался в его «Трудах». Опубликовав в 1852—1853 годах ряд статей о Кулундинской степи и некоторых горных породах и минералах, он был избран членом-сотрудником Императорского русского географического общества. Состоя на службе в отделении частных золотых промыслов, Гуляев в 1852 году издал «Руководство для золотопромышленников». В «Вестнике промышленности» в 1858 году была опубликована его статья о земляках-изобретателях Иване Ползунове и Козьме Фролове, в «Журнале для воспитания» — «Заметки об учебных заведениях в Алтайском округе», содержащие также общие сведения об округе и его населении. В общей сложности Гуляев состоял в 11 разных научных обществах

В Санкт-Петербурге Гуляев женился. Будучи приглашён давать уроки дочери высокопоставленного чиновника Филиппа Пояркова, он влюбился в свою ученицу, она ответила ему взаимностью и в 16 лет вышла за него замуж. У четы Гуляевых родились десять детей, из которых выжили три сына и три дочери. В 1859 году в чине надворного советника Гуляев был переведён из Санкт-Петербурга в Барнаульское отделение Алтайского горного правления. Там он всецело отдался практической и научной деятельности. Хорошо ознакомившись с естественными и бытовыми условиями Алтая, он положил основание новым промыслам, улучшению культурных растений и разведению новых пород скота и сельскохозяйственных растений. Вольное Экономическое общество присудило Гуляеву в 1864 году Большую серебряную медаль за успехи в разведении американского и турецкого табака; он же первым на Алтае начал разводить в опытном порядке сахарную свёклу и убедил начать её широкую культивацию сахарозаводчика Брокмиллера. В 1867 году статья Гуляева «Горячие ключи в Бийском округе Томской губернии» появилась в «Известиях Императорского русского географического общества», положив начало популяризации Белокурихинских горячих источников, открытых ещё в начале века. В дальнейшем усилиями Гуляева на этих источниках была построена первая лечебница. Находясь на Алтае, Гуляев ознакомился с породой тонкорунных овец, вывезенной в некоторые волости Алтайского округа поселенцами из Воронежской и Тамбовской губерний. Собрав данные о численности этих овец, местах разведения и условиях содержания, а также о получаемых о них продуктах, Гуляев отправил в Санкт-Петербург статью с образцами шерсти, ниток и материи; статья была опубликована в 1876 году в «Трудах Императорского Вольного Экономического Общества». Как изобретатель Гуляев получил известность благодаря созданной им чёрной краски для овчин, прославившей полушубки-«барнаулки», а также способу отбеливания соломы для шляп. В 1878 году ему был присвоен чин статского советника.

Дом Гуляева в Барнауле постоянно посещался как русскими, так и иностранными путешественниками, исследователями Алтая. У него дома бывали автор шеститомной «Жизни животных» Альфред Брем, которому Гуляев подарил три черепа носорога, найденных на берегах Оби и Чумыша, французский археолог Мари-Луи-Гюстав Менье, русский географ Григорий Потанин, переписку с ним вели П. П. Семёнов-Тян-Шанский, В. В. Радлов, Н. М. Ядринцев, его петербургский знакомец И. И. Срезневский. Гуляевым были открыты в Барнауле типография, которой заведовал его сын Александр, и небольшая платная библиотека, которую, однако, вскоре пришлось закрыть из-за отсутствия клиентуры. Умер Степан Гуляев в Барнауле в мае 1888 года и был похоронен на Нагорном кладбище, которое в конце 1920-х годов было снесено. В 1986 году около одного из корпусов Алтайского государственного университета установлен памятник-бюст Степану Гуляеву.

Труды

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона выделяет в качестве главных опубликованных работ Гуляева:

• «Этнографические очерки Южной Сибири» («Библиотека для чтения», 1848)
• «Заметки об Иртыше и странах, им орошаемых»
• «О древностях, открываемых в Киргизской степи» («Известия Императорского географического общества», 1851)
• «О золотопромышленности»

Из ненапечатанных:

• «Историко-статистическое описание г. Барнаула в 1864 г.»
• «Собрание былин», записанных на Алтае

Сборник «Былины и исторические песни из Южной Сибири», представляющий собой компиляцию разрозненных фольклорных публикаций Гуляева в различных изданиях, был издан в Новосибирске в 1939 году благодаря усилиям фольклориста М. К. Азадовского. Также в Новосибирске в 1952 году были изданы гуляевские «Былины и песни Южной Сибири», а в 1988 году в Алтайском книжном издательстве — «Былины и песни Алтая» с предисловием Ю. Л. Троицкого.

Литература

• Гришаев В. С. Отец и сын Гуляевы. Отец // Алтайские краеведы. — Барнаул : Алтайский Дом печати, 2010. — С. 102–109.</span>
• Павлушкина Е. В. [altlib.ru/files/pdf/00035.pdf Жизнь и деятельность С. И. Гуляева в трудах исследователей (краткий обзор)] / Е. В. Павлушкина, Е. А. Челяева // Гуляевские чтения. — Барнаул, 2007. — Вып. 2. — С. 102–109.</span>
• Барнаул: Энциклопедия / Под редакцией [www.humanities.edu.ru/db/msg/60236 Скубневского В.А.]. — Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2000. — ISBN 5-7904-0140-6.

Ссылки

• Гуляев, Степан Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Гуляев, Степан Иванович

Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…