Гумба

Гумба
クリボー Goomba
Гриб Гумба из New Super Mario Bros.
Игровая серия	Mario
Первое появление	Super Mario Bros.
Идея	Сигэру Миямото
Озвучивание	Хидэтоси Накамура

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Гумба (яп. クリボー Курибо:, англ. Goomba) — злой гриб, придуманный для игровой серии Mario. Присутствуют практически во всех играх серии. Их японское имя "Курибо" переводится как "каштановый человек". "Gomba" на венгерском означает "гриб". Слово "Гумба" в американском английском обозначает оскорбительный термин для итало-американца.

История

Гумбы были придуманы в 1985 году во время создания игры Super Mario Bros.. Когда игра прошла заключительное тестирование, разработчики задумались над тем, что в ней отсутствуют слабые враги, не требующие особых навыков для их уничтожения, поэтому в игру в срочном порядке были добавлены данные персонажи, прототипом которых стал гриб шиитаке.Так как на картридже оставалось очень мало места,то Гумб пришлось сделать как можно проще.Сделали простой коричневый ромб в простейшей анимацией в 2 кадра. С тех пор грибы гумба обрели массу разновидностей и встречаются почти во всех последующих играх.

Описание

У гумб большие глаза, длинные брови, клыкастые рты и две округлые ноги. В передачах и журналах Dendy их обычно называли совами. Это наиболее примитивные враги, которые уничтожаются одним прыжком, многие из них даже не умели тормозить перед обрывом. В следующих играх появились летающие гумбы, большие гумбы, разноцветные гумбы и т. д. Но суть их не изменилась. В Super Mario World гумбы приобрели шарообразную форму и изменили японское имя (яп.クリボン). В этой же игре они не могут быть раздавлены. прыжок на них оглушает их, что дает Марио бросить оглушенного гумбу во врага, победив их обоих.

Экранизации

В Супершоу супербратьев Марио встречались гумбы-мумии и гумбы-надзиратели. В кинофильме Супербратья Марио гумбами называли деэволюционированных обитателей параллельного мира. Превратившись в гумбу, они становились огромными, тупыми и послушными солдатами Боузера.

Отрывок, характеризующий Гумба

– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.