Гуна

Статья из раздела Философия индуизма

Школы Санкхья · Йога · Ньяя · Вайшешика · Миманса · Веданта (Адвайта · Вишишта-адвайта · Двайта · Ачинтья-бхеда-абхеда)

Философы и мыслители Древние Вальмики · Капила · Патанджали · Гаутама · Канада · Джаймини · Вьяса · Маркандея · Яджнавалкья Средневековые Шанкара · Рамануджа · Мадхва · Нимбарка · Вишнусвами · Валлабха · Анандавардхана · Абхинавагупта · Мадхусудана · Намдев · Тукарам · Тулсидас · Кабир · Васугупта · Чайтанья Современные Ганди · Радхакришнан · Вивекананда · Рамана Махарши · Ауробиндо · Шивананда · Кумарасвами · Прабхупада · Анандамурти

Портал «Индуизм»

Гу́на (санскр. गुण, guṇa ^IAST) — санскритский термин, который в буквальном переводе означает «верёвка», а в более широком смысле «качество, свойство». Одна из категорий индуистской философии санкхья, где описываются три гуны материальной природы:

1. Саттва-гуна («гуна благости»)
2. Раджо-гуна («гуна страсти»)
3. Тамо-гуна («гуна невежества»)

Под гунами в санкхье понимаются три основные начала материальной природы, три «режима деятельности» иллюзорной энергии майи, обусловливающей живые существа (дживы). Гуны определяют образ жизни, мышление и деятельность души, которую они обусловливают.

Определение

В буквальном переводе с санскрита слово «гуна» означает «верёвка», «качество». Гуны также можно сравнить с тремя основными цветами (красный, зелёный и синий), которые перемешиваясь, создают все остальные цвета. Историк религии Дасгупта интерпретирует понятие гун следующим образом: саттва — элемент интеллекта, раджас — элемент энергии, тамас — элемент массы, стабильной материи или препятствий.

Гуны в философии санкхья

В представлении философии санкхья три гуны не разделяются, они связаны подобно пламени, маслу и фитилю в лампе. Гуны составляют основу Пракрити и являются причиной разнообразия мира (в зависимости от того, какая из них преобладает в конкретной вещи). Уже в «Санкхья-карике» под гунами подразумевают элементы пракрити.

Функции гун:

• саттва — проявление (пракаша)
• раджас — действие (правритти)
• тамас — сдержанность (ниямана)

Таким образом, саттва — это форма или проявление объекта, раджас — действие, которое способствует проявлению, тамас — сопротивление или бездействие, которое необходимо преодолеть.

Три гуны в гаудия-вайшнавском богословии

См. также: Вайшнавизм и Бхагавад-гита

Большинство людей полагают, что управляют всеми своими действиями и принимают все решения в соответствии со своей волей. Однако в «Бхагавадгите» утверждается, что это не так, человек — лишь марионетка во власти трёх гун материальной природы:

Каждый вынужден действовать в соответствии с качествами, данными ему гунами материальной природы; поэтому никто не может удержаться от деятельности даже на мгновение.

Верёвка изготавливается путём переплетения трёх пучков волокон. Вначале волокно разделяется натрое, и получившиеся три нити скручивают вместе, после чего скручиваются второе и третье волокно. В конце получившиеся три нити волокон переплетают вместе. Таким образом, верёвка становится очень прочной. Точно так же, в результате смешения трёх гун материальной природы — саттвы, раджаса и тамаса — появляется некий вторичный продукт. Затем они опять смешиваются, и это происходит снова и снова. В результате получается крепкая верёвка, состоящая из гун, переплетённых бесчисленное количество раз. Таким образом, майя связывает индивидуума всё сильнее и сильнее. Своими силами он не в состоянии освободиться от пут иллюзорной энергии. В результате, человек вынужден тяжело трудиться для поддержания своего существования, вести борьбу за существование. В то же самое время, в материальной жизни человек всегда, словно пламенем, охвачен страхом, потому что не знает, что произойдёт в следующий момент. В конце концов все надежды человека и его планы на счастье в этом мире прерываются смертью.

Жизнь индивидуума, пребывающего в саттва-гуне, может показаться вполне счастливой, однако он остаётся обусловлен телесной концепцией жизни и поэтому находится в иллюзии. Он может считать себя Джоном, американцем, мужчиной средних лет, верным мужем, заботливым отцом, разумным, образованным и т. д. Но все эти критерии материальны, так как находятся на уровне тела и ума. Он ещё не осознал, что является душой, вечным слугой Бога, а не телом или умом. До тех пор, пока индивид будет отождествлять себя с телом, он будет находиться под влиянием трёх гун и испытывать страдания, связанные с рождением, старостью, болезнями и смертью. Даже человек, находящийся в саттва-гуне, обусловлен подобным образом. Те, на кого влияет раджас и тамас, связаны попытками удовлетворять свои бесчисленные желания, а пребывающие в тамо-гуне, связаны безумием, ленью и сном.

Настоящей жизнью индивида является духовная жизнь, полная вечности, знания и блаженства (сатчитананда). Под влиянием саттва-гуны люди считают настоящей целью жизни мирское образование и достижение материального благополучия. Для людей в раджо-гуне единственной реальностью является секс и накопление имущества, а в тамо-гуне — сон и одурманивающие средства. Таким образом, чистая духовная природа индивида оскверняется нечистыми желаниями, порождёнными гунами природы.

Бог в вайшнавизме выступает как совершенно независимая Личность; Он волен делать всё, что пожелает. А поскольку все живые существа являются Его крохотными частичками, они тоже имеют в себе свойство быть независимыми, но только в меньшей мере. Таким образом, согласно желаниям индивида, его тело действует либо в саттве, раджасе или тамасе, либо в сочетании этих гун, поскольку его желания материальны. Желания индивида являются результатом отождествления с материальным телом, и поэтому они являются продуктами трёх гун материальной природы. Пути, которыми индивид пытается удовлетворить эти желания, также материальны.

Вишуддха-саттва

См. также: Вайкунтха

В то время как материальным миром правят три гуны материальной природы, в духовном мире, Вайкунтхе, гуны страсти и невежества полностью отсутствуют; там есть только вишуддха-саттва — гуна благости, свободная от примеси невежества и страсти. В материальном мире даже тот, кто целиком находится под влиянием гуны благости, иногда испытывает на себе воздействие гун невежества и страсти. Но на планетах Вайкунтхи, в духовном небе, гуна благости существует в чистом виде. Там обитает Верховный Господь Вишну и его преданные, которые имеют ту же духовную природу вишуддха-саттвы, то есть находятся под влиянием гуны чистой благости. Планеты Вайкунтхи очень дороги всем вайшнавам, которые стремятся вернуться туда; достичь царства Бога преданным-вайшнавам помогает Сам Вишну.

Литература

• Сарвепалли Радхакришнан. Индийская философия, М. 1956—1957.

Ссылки

• [vyasa.ru/books/ Библиотека вайшнавской литературы]

Отрывок, характеризующий Гуна

Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.