Гундиох

Гундиох лат. Gundiohus
Король бургундов
436 — 473
Предшественник:	Гундахар
Преемник:	Хильперик I Гундобад Годомар I Хильперик II Годегизель
Смерть:	473(0473) Вормс
Отец:	Гундахар
Дети:	сыновья: Гундобад, Годомар I, Хильперик II, Годегизель

Гундиох (Гундевех; лат. Gundiohus; умер в 473) — король бургундов, правил в 436 — 473 годах. Основал Бургундское королевство в Сабаудии (Савойе) со столицей в Женеве. При Гундиохе королевская власть укрепилась в тесном союзе с галло-римской аристократией, представители которой в Бургундском королевстве занимали высокие государственные должности.

Биография

После смерти императора Авита в 456 году бургунды, воспользовавшись неустойчивостью сложившихся отношений, стали постепенно расширять свою территорию к югу, вниз по Роне.

По договоренности с галло-римской сенаторской аристократией этой области, они заняли часть провинций Лугдунензис и Максима Секванорум, в 457 году — захватили Лион. С вестготами их в этот период связывали дружественные отношения. В 456—457 годах бургундские вспомогательные отряды под командованием королей Гундиоха и Хильперика I сражались на стороне вестготского короля Теодориха II со свевами в Испании. В 458 году Лион был вновь взят западно-римскими войсками под командованием императора Майориана и городу пришлось уплатить большую дань. Однако с 461 года Лион окончательно перешёл к бургундам и стал новой столицей королевства.

Папа римский Гиларий называл короля Гундиоха, несмотря на то, что тот был арианином, «сыном нашим».

После убийства Майориана (461 год) бургунды вновь воспользовались политической слабостью Рима и сумели распространиться дольше на юг. В 463 году они уже в Ди, в 466 году — в Отене, а между 470 и 474 годами — они осели в Вьенне и в Вэзоне. В этот период отношения между вестготами и бургундами испортились в результате борьбы за Прованс и вестготы сохранили господство над Провансом. В 472—474 годах бургундские отряды вместе с галло-римской аристократией защищали от нападения вестготов Овернь. Примерно с 474 года бургунды постепенно продвинулись к северу от Женевского озера, в 479 году они взяли Дижон, затем Безансон, а в 485 году — Лангр.

После смерти Гундиоха Бургундское королевство было разделено между его братом и его четырьмя сыновьями — Гундобадом, Годомаром I, Хильпериком II и Годегизелем.

Литература

• Григорий Турский. История франков = Historia Francorum. — М.: Наука, 1987. — 464 с.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/5.htm Западная Европа]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.

Ссылки

• [www.fmg.ac/Projects/MedLands/BURGUNDY%20KINGS.htm#_Toc221496774 BURGUNDY KINGDOM, KINGS]. Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 9 июня 2012. [www.webcitation.org/68ibVDNts Архивировано из первоисточника 27 июня 2012].

Отрывок, характеризующий Гундиох

– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»