Гунтрамн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гунтрамн
лат. Gontram, Gontran, Gunthram, Gunthchramn<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
король франков
29 ноября 561 — 28 марта 592
Предшественник: Хлотарь I
Преемник: Хильдеберт II
 
Рождение: около 530
Суассон
Смерть: 28 марта 592(0592-03-28)
Шалон-сюр-Сон
Место погребения: церковь Св. Марцелла в Шалон-сюр-Саоне
Род: Меровинги
Отец: Хлотарь I[1]
Мать: Ингунда
Супруга: 1-я: Венеранда
2-я: Маркатруда
3-я: Австригильда
Дети: От 1-го брака:
сын: Гундобад
От 2-го брака:
сын: умер младенцем
От 3-го брака:
сыновья: Хлотарь, Хлодомир
дочери: Клотильда, Хлодеберга

Гунтрамн Святой (ок. 530 — 28 марта 592) — король франков, правил в 561592 годах, из династии Меровингов. Гунтрамн был сыном Хлотаря I и Ингунды[2]. Имя Гунтрамн (или Гунтехрамн) переводится с франкского как «Ворон битвы».





Королевство Гунтрамна

После смерти отца Гунтрамну досталась восточная часть бывшего королевства Хлодомира с его столицей Орлеаном. Западная часть этого королевства, включавшая города Шартр, Тур, Пуатье, отошла Хариберту I. Поскольку аннексия королевства бургундов изменила географические границы Франкского государства по сравнению с разделом 511 года (между сыновьями Хлодвига после смерти последнего), Гунтрамн получил также почти всю территорию бургундов, то есть долины рек Роны и Соны, от Вогез на севере, до Альп и морского берега, на юге, а также часть Прованса, с главным городом Арль. Другая часть Прованса с Марселем досталась Сигиберту I.

В целом территории, полученные Гунтрамном, отличались сильной приверженностью к римской традиции и экономическим процветанием, которым были обязаны средиземноморской торговле. Королю надо было только не слишком доверять местной аристократии, всё ещё смотревшей косо на франкское господство, и быть осторожным с епископами, ревниво относившимся к своим прерогативам. Но это были мирные земли для того, кто сумел бы найти к ним подход. А ведь Гунтрамн не был обделён талантами. По свидетельству современников, он был благочестивым, миролюбивым и кротким правителем, хотя и не свободным от вспышек гнева и жестокости. Чтобы добиться любви новых подданных, он для начала назвал своего новорожденного сына Гундобадом в честь великого короля бургундов, одновременно прославленного законодателя и друга епископов.[3] Территория доставшаяся Гунтрамну понемногу усвоила название «Бургундия».

Конфликт с братом Сигибертом I

В 565 году брат Гунтрамна Сигиберт I, желая захватить Арль, который принадлежал Гунтрамну, послал войска под командованием графа Клермона Фирмина и Адовария. Последние вошли в Арль и потребовали от жителей присягнуть на верность Сигиберту. Войско же Гунтрамна под командованием патриция Цельса, в свою очередь, взяло Авиньон, принадлежащий Сигиберту, а затем осадило Фирмина и Адовария в Арле. Последние предприняли вылазку, но были разбиты и бежали, Гунтрамн завладел Арлем и, по обычной своей доброте, вернул брату Авиньон[4].

Столкновения с лангобардами

В 570 или 571 году в Галлию вторглись лангобарды. Против них Гунтрамн послал патриция Амата, недавно сменившего Цельса (согласно «Хронике» Мария Аваншского, патриций Цельс умер в 570 году[5]). В прошедшем сражении бургунды были разбиты; Амат был убит. Лангобарды устроили такую резню среди бургундов, что невозможно было сосчитать число убитых. После чего лангобарды, обремененные добычей, беспрепятственно вернулись в Италию. В 571 или 572 году лангобарды во второй раз вторглись в Галлию и дошли до Мустий Кальмских, что недалеко от города Амбрена, но полководец Гунтрамна Эоний Муммол, получивший титул патриция, выступил против них. Он окружил со своим войском лангобардов, сделал, кроме того, по дорогам засеки и, пользуясь окольными лесными дорогами, напал на них, многих убил, некоторых взял в плен и отправил королю, который приказал содержать их под охраной в разных местах[6].

Вторжение саксов

Чуть позднее (самое раннее — в 571 году, самое позднее — весна 574 года) в Галлию вторглись саксы, пришедшие с лангобардами в Италию. (Павел Диакон называет саксов, оказавших помощь лангобардам в их походе в Италию, их старыми друзьями[7].) Они стали лагерем в области Рье и занялись грабежами. Муммол застал их врасплох и многих уничтожил. Саксы запросили мира. Щедро одарив Муммола, саксы оставили награбленное и пленных, и ушли, предварительно дав обещание, что придут в Галлию, чтобы покориться франкским королям и оказать помощь франкам. Впоследствии саксы ушли из Италии, вернулись на прежнее местожительство и перешли под власть короля Сигиберта. По дороге на родину саксы подошли к Авиньону, где чтобы прокормится, собрали урожай хлеба и съели его, ничего не оставив местным жителям. После чего они подошли к берегу Роны, чтобы перейти реку и отдаться во власть короля Сигиберта. Но тут их встретил Муммол и заставил заплатить много тысяч золотых монет за ущерб учиненный во владениях Гунтрамна. После чего им разрешили переправиться через реку, и они прибыли в Клермон, владение короля Сигиберта[6].

Вторжение лангобардов

В 574 году три вождя лангобардов Амон, Забан и Родан вторглись в Галлию. Амон наступал по дороге на Амбрен, дошёл до Авиньона, опустошил Арльскую провинцию, затем продвинулся до самого Каменного поля, что прилегает к Марселю, и увёл оттуда людей и скот. Он осадил Экс, но, получив с жителей выкуп в 22 фунта (ок. 10 кг) серебра, отошёл. Забан, через город Ди, дошёл до Валанса, где стал лагерем. Родан захватил город Гренобль. Муммол выступил против Родана. В происшедшем сражении, Родан потерпел полное поражение и сам, раненый копьем, с 500 воинами едва прорвался до Забана, который в то время осаждал город Валанс. После чего, два лангобардских вождя с добычей отступили в Амбрён. Муммол выступил им навстречу и разгромил их. Лишь немногие из них вернулись в Италию. Узнав об этом, Амон собрал всю добычу и начал отступать, но сильные снегопады помешали его продвижению. Побросав награбленное, Аммон также ушёл в Италию[8].

Отношения с братом Хильпериком I и племянником Хильдебертом II

После убийства Сигиберта I Гунтрамн усыновил своего племянника Хильдеберта II и в конце 575 или в начале 576 года получил половину Марселя за опекунство над Хильдебертом. В дальнейшем Гунтрамн защищал Хильдеберта против своего брата Хильперика I, войска которого были разбиты Муммолом близ Лиможа. В 581 году Хильдеберт нарушил мир с Гунтрамном и вступил в союз с Хильпериком, так как последний обещал отдать после своей смерти королевство Хильдеберту, объясняя это отсутствием у себя сыновей. Хильдеберт потребовал от Гунтрамна вернуть половину Марселя, уступленного тому за опекунство. Гунтрамн ответил отказом, что вызвало раздор между ними[9]. Положение осложнилось и тем, что полководец Гунтрамна Муммол изменил ему и бежал с женой, сыновьями, многочисленными слугами и большим богатством на границу королевства Хильдеберта, в Авиньон. Тут он присоединился к Гундовальду, сыну любовницы Хлотаря I. Этот Гундовальд прибыл из Константинополя и требовал своей доли в наследстве отца. Его поддерживали Византия и австразийская знать.

Хильперик I вторгся во владения Гунтрамна в Аквитании и захватил принадлежащие тому города, но в 583 г. потерпел от него поражение под Буржем и запросил мира. В 584 г. Гунтрамн сам вернул Хильдеберту часть Марселя и возобновил с ним союзные отношения. В том же 584 г. был убит Хильперик I. Гунтрамн прибыл в Париж. Он удостоверился в законнорожденности Хлотаря, признал его своим племянником и королём Нейстрии, взяв мальчика под свою опеку, но Фредегонде оставаться в Париже не позволил, королева была выслана в окрестности Руана. Теперь, когда и в Австразии, и в Нейстрии на тронах сидели малолетние монархи-племянники, старый Гунтрамн оказался вершителем судеб всей Франкской державы.

Мятеж Гундовальда

Герцог Хильперика Дезидерий, узнав о смерти своего короля, изменил ему, ограбил караван его дочери Ригунты и бежал к Муммолу, с которым он заключил союз. Дезидерий и Муммол провозгласили королём Гундовальда. Затем к ним присоединились герцог Бладаст, майордом Ригунты Ваддон и епископ Сагиттарий. Восставшие захватили Перигё, Тулузу, Ангулем. Гунтрамн двинул против них войско, которое по дороге разграбило Тур и Пуатье, дошло до реки Дордоны и встало там. Гундовальд, услышав, что к нему приближается войско Гунтрамна и, покинутый Дезидерием, перешёл Гаронну и устремился к Коменжу. Войско Гунтрамна осадило Коменж. Бладаст бежал. Муммол, епископ Сагиттарий и Ваддон предали Гундовальда и выдали его людям Гунтрамна, которые его убили. Муммол и епископ Сагиттарий тоже были убиты, а Ваддон бежал и перешёл на службу к королеве Брунгильде. Дезидерий же был прощён Гунтрамном.

Войны с вестготами

В 586 г. Гунтрамн выступил против вестготов в Испанию. Затем, в 589 г. Гунтрамн послал войско в Септиманию, но плохо управляемое войско грабило жителей своей же страны, дошло до Каркассонна, но из-за сильного урона, учиненного вестготами из засад, повернуло назад. Вестготский король Реккаред выступил из Испании, занял крепость Кабаре, опустошил большую часть Тулузской области, взял крепость Бокер в Арльской провинции и заперся в городе Ниме. Гунтрамн вручил всю Арльскую провинцию Леодегизилу, подавившему мятеж Гундовальда, с наказом охранять границу. Реккаред дошёл до Нарбонны и захватил большую добычу, но вынужден был вернуться домой в Испанию.

Анделотский договор

28 ноября 587 г. Гунтрамн и Хильдеберт II заключили, так называемый Анделотский договор. В этом договоре закреплялись вечная дружба, и устанавливалось взаимное наследие в случае бездетности; были обещаны взаимная выдача непокорных лейдов (дружинников) и отказ принимать чужих лейдов; был произведён раздел бывшего королевства Хариберта I и определены границы обоих королевств. За Гунтрамном закреплялись округа городов Парижа, Шатодена, Вандома, Этамна и Шартра, а Хильдеберту отходили территории Мо, Санлиса, Тура, Пуатье, Авронта, Эра, Консеранса, Лабурда и Альби.

Попытка подчинить Бретань

В 590 г. король Бретани Варош II опустошил окрестности Нанта и Ренна. Гунтрамн послал войско под руководством герцогов Бепполена и Эбрахара в Бретань. Но франкские военачальники не ладили между собой и вели военные действия независимо друг от друга. В результате этого, Бепполен был убит, а его войско попало в болото, где многие утонули. Эбрахар дошёл до Ванна и заключил мир с Варошем. Когда же его войска уходили из Бретани, Варош II забыл о клятве, и послал своего сына Канаона вслед за франками, и тот уничтожил отставшую часть войска Эбрахара. Гунтрамн обвинил Эбрахара, что тот получил взятку от Вароша II и погубил войско и отправил Эбрахара в изгнание.

Семейные дела Гунтрамна

Гунтрамн сначала избрал своею наложницей Венеранду, служанку одного из своих приближённых. От неё он имел сына Гундобада. Затем, в 565 г. он женился на Маркатруде, дочери франкского герцога Магнахара (Магнара). 5-летнего сына Гундобада он отправил в Орлеан, но ревнивая Маркатруда, после того как у неё появился собственный сын, отравила его в 566 г. Вскоре, в том же 566 г., Маркатруда потеряла и своего сына-младенца, сражённого каким-то недугом. Всё это вызвало гнев короля. Маркатруда была удалена из дворца и вскоре умерла. В том же 566 г. Гунтрамн женился на Австригильде по прозвищу Бабила, которая родила ему 2-х сыновей Хлотаря и Хлодомира и 2-х дочерей Клотильду и Хлодебергу. В 577 г. Гунтрамн зарубил мечом двух своих шуринов, сыновей покойного Магнахара за то, что они оскорбительно говорили об Австригильде и её детях, а их имущество забрал в казну. В сентябре 580 г. умерла Австригильда. По причине её смерти были умерщвлены и два её лечащих врача. Также в 577 г. умерли от чумы и два сына Гунтрамна — Хлотарь и Хлодомир.

Гунтрамн умер на 31-м году правления 28 марта 592 года и был похоронен в церкви Св. Марцелла в Шалон-сюр-Саоне, в монастыре, который он же и построил. Несмотря на свою жестокость и коварство, умеряемое впрочем, своего рода добродушием (или, вернее, слабостью характера), «добрый король Гунтрамн» за постоянное покровительство церкви был причислен Римско-Католической Церковью к лику святых (день памяти — 28 марта).

Родословная

Династия Меровингов
Предшественник:
Хлотарь I
 король Бургундии 
561592
Преемник:
Хильдеберт II

Напишите отзыв о статье "Гунтрамн"

Примечания

  1. Муромцев С. А. Гонтран // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Григорий Турский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Greg_Tour/frametext4.htm История франков, кн. IV], 3.
  3. Григорий Турский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Greg_Tour/frametext4.htm История франков, кн. IV], 25.
  4. Григорий Турский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Greg_Tour/frametext4.htm История франков, кн. IV], 30.
  5. [www.vostlit.info/Texts/rus17/Marius_Aventic/frametext.htm Марий Аваншский. Хроника, 570]
  6. 1 2 Григорий Турский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Greg_Tour/frametext4.htm История франков, кн. IV], 42.
  7. Павел Диакон. [www.vostlit.info/Texts/rus/Diakon_P/frametext2.htm История лангобардов, кн. II], ст. 6.
  8. Григорий Турский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Greg_Tour/frametext4.htm История франков, кн. IV], 44.
  9. Григорий Турский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Greg_Tour/frametext6.htm История франков, кн. VI], 11.

Литература

  • Григорий Турский. История франков = Historia Francorum. — М.: Наука, 1987. — 464 с.
  • Фредегар. Хроника / / The Fourth Book of the Cronicle of Fredegar with its continuations. — London: Thomas Nelson and Sons Ltd, 1960.
  • Лебек С. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/lebek_prfrank.php Происхождение франков. V—IX века] / Перевод В. Павлова. — М.: Скарабей, 1993. — Т. 1. — 352 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-001-0.
  • Дюмезиль, Брюно. Королева Брунгильда = La reine Brunehaut / Перевод с французского М. Ю. Некрасова. — СПб.: ЕВРАЗИЯ, 2012. — 560 с. — 3 000 экз. — ISBN 978-5-91852-027-7.
  • [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/5.htm Западная Европа]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/MEROVINGIANS.htm#_Toc184188201 CLOTAIRE I 511—561, CHARIBERT 561—567, GONTRAN 561—592] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 16 января 2012.
  • [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/merowinger/guntram_frankenkoenig_592.html Guntram von Frankenkoenig] (нем.). Genealogie Mittelalter: Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 16 января 2012. [www.webcitation.org/65oGBrghB Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Гунтрамн

В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.