Государство Гуптов

Для термина «Гупта» см. также другие значения.

Государство Гуптов
санскр. गुप्त gupta хинди गुप्त राजवंश
←   ← 320-е — 600-е →   →   →   →
Держава Гуптов к концу V века
Столица	Паталипутра
Язык(и)	санскрит
Религия	индуизм, буддизм
Форма правления	монархия
махараджа
- 240е–280е	Шри-Гупта
- 319–335	Чандрагупта I
- 540–550	Вишну Гупта

К:Появились в 320 годуК:Исчезли в 600 году Государство Гуптов (санскр. गुप्त, gupta, хинди गुप्त राजवंश) — государство в Индии под началом династии Гупта, существовавшее в IV—VI веках. Время правления Гуптов вошло в историю Индии как своего рода золотой век, когда были выработаны основные каноны национальной литературы, изобразительного искусства, архитектуры и философии.

Обзор

Происхождение Гуптов вызывает споры; вероятная их родина — восток Уттар-Прадеша либо область Магадха. Третий представитель династии, Чандрагупта I, принял титул «царя царей» после брака с наследницей могущественного клана Личчхави. Центром его владений была, очевидно, Праяга (современный Аллахабад).

Судя по надписи на колонне Ашоки в Аллахабаде, основными завоеваниями государство Гуптов обязано сыну и наследнику Чандрагупты — Самудрагупте, который перенёс столицу в покорённую им Паталипутру. Самудрагупта не всегда присоединял завоёванные территории, во многих случаях (особенно на юге) он считал разумным сохранять номинальную власть поверженных правителей. Надпись на колонне сообщает, что его верховенство признавали всюду от Непала до Шри-Ланки.

Наследник Самудрагупты — Чандрагупта II — более известен своими достижениями на ниве культуры, чем военными победами, хотя именно он нанёс решающий удар по Западным Кшатрапам из Уджайна. Описание его владений оставил китайский путешественник Фасянь.

Управление державой Гуптов было слабо централизованным. Провинции (деша, бхукти) во главе с родственниками императора либо доверенными военачальниками (кумараматьяс) подразделялись на округа (прадеша, висайя), которыми управлял местный совет из представителей купечества, ремесленников и писцов. Многие должности передавались из поколения в поколение. Значительные ресурсы уходили на постоянное подавление сепаратизма.

Наследникам Чандрагупты II пришлось противостоять новому вторжению кочевых племён с севера — на этот раз белых гуннов (эфталитов). Эту задачу осложняли междоусобные свары между представителями правящей династии. К середине VI века владения Гуптов сократились в несколько раз. Весь север Индии был оккупирован эфталитами.

Значение

Династия Гупта объединила под своим владычеством чуть меньшую часть Индии, чем та, какой владел Чандрагупта Маурья. Миф о золотом веке Индии во времена Гуптов, однако, не выдерживает проверки данными современной исторической науки. Государственное устройство эпохи Гуптов было не столь унифицировано, как властная пирамида Чандрагупты Маурьи. Данные археологии показывают, что более раннее Кушанское царство было богаче Гуптского, а подлинный расцвет индуизма приходится на послегуптский период.

Цари династии Гупта

• Шри-Гупта (275—300)
• Гхатоткачагупта (300—320)
• Чандрагупта I (320—350)
• Самудрагупта (350—376)
• Чандрагупта II (376—415)
• Кумарагупта I (415—455)
• Скандагупта (455—470)
• Кумарагупта II (470—475)
• Будхагупта (475—500)
• Вайньягупта (500—515)
• Нарасимхагупта (515—530)
• Кумарагупта III (530—540)
• Вишнугупта (540—550)

История

Основатели династии

Об основателе династии Гупта (Шри-Гупта — «высокочтимый Гупта») практически ничего не известно. Поэтому этот вопрос вызывает споры. Вероятно, Шри Гупта не мог похвастаться знатным происхождением, поэтому о его предках ничего не сообщается. Нет данных о статусе Гупты и о размерах его владений. Первым магараджей в этом роде считался сын Гупты Гхатоткача. Однако и его правление ничем особенным не отметилось .

Чандрагупта I

Настоящим основателем государства стал сын Гхатоткача Чандрагупта I, коронация которого в 319 году (дата условна — возможны варианты от конца 318 до 320 года) стала датой основания гуптской эры. Чандрагупта I принял новый титул — махараджадхираджа, что буквально означало «великий царь, царь царей». О том, что у него были императорские амбиции, свидетельствовало и начало чеканки при Чандрагупта золотых монет — динаров. Динар, весом 7,5 г, имел высокое содержание золота, гарантированную высокую ликвидность и доверие со стороны потребителей. Главной женой царя была представительница старинного рода личчхавы — Кумарадеви, что придавало браку важное политическое значение и давало возможность Гуптам играть определённую роль во всей Индии. Позже это нашло своё отражение в том, что их сын Самудрагупта гордился родословной по материнской линии и, став царём древней Индии, указывал на это в царских надписях .

Самудрагупта

Самудрагупта ещё больше укрепил власть династии и расширил территорию государства, о чём рассказывает знаменитый панегирик, высеченный на Аллахабадской колонне. Судя по этим записям, Самудрагупта «участвовал в сотне разнообразных сражений», достиг славы как царь-воин, и «был покрыт сотней ран, нанесённых стрелами, копьями, боевыми топорами» и многими другими видами оружия. Он претендовал на роль «владыки всей земли» в Индостане и прилегающих территориях. Панегирист разграничивает все области этого региона на четыре категории. Первую составляют государства, расположенные в центре, в так называемой Арьяварте. В Северной Индии Самудрагупта «искоренил» власть двух Нагов — нагаса (в районе Падмавати / Гвалиура) и Га-Напате (район Матхура или Видиш), а также Ачиоти, о чём свидетельствуют находки монет в районе Ахиччхатры.

Его войска успешно продвинулись до государства Кота, в район современного Дели. Относительно воинственных кланов малавов, арджунаянов, мадров и абхиров, а также в областях Непала и камарупа (Ассама) гуптский правитель придерживался иной политики, называя вождей своими слугами, которые обязывались выполнять его волю, приносить ему всяческую дань и быть преданными. Государства эти не считались частью Гуптской империи, а были как бы её «соседями». Совсем по-другому складывались отношения в районе Дакшинапатхи (Декана), куда совершались походы, возможно, даже до столицы Паллавов г. Канчипурама, где Самудрагупта захватывал в плен местных царей, а затем освобождал их, даря свою милость. Некоторые государства попали в зависимость при установлении дипломатических отношений путём создания посольских миссий и брачных союзов между гуптским царем и дочерьми вождей, которые получали за это земли. В эту категорию попали «Сын неба, шах шахиншах» (вероятно, Кушанский правитель), цари Ланки (Синхалы) и «островов» Юго-Восточной Азии и шакамурунда (Западные Кшатрапы).

К 380 году он включил в своё царство более двадцати королевств. Историк Артур Винсент Смит называл Самудрагупта «индийским Наполеоном».

В правление Самудрагупты официальной религией в его государстве оставался буддизм, свидетельством чего было сооружение знаменитой буддийской святыни — храма Махабодхи в Бодхгае, на месте, где на Будду Шакьямуни снизошло просветление.

При Самудрагупта возникает культ царя как живого божества и воплощения Индры, Варуны, Куберы и Ямы, по которому правитель наделялся лучшими качествами. Демонстрируя свою приверженность родителям, он приказал изобразить их на золотых монетах. Умом он превосходил легендарных мудрецов древности, своими поэтическими попытками заслужил титул «царя поэтов» и не имел себе равных в игре на музыкальных инструментах, о чём свидетельствуют монеты с изображением Самудрагупты как музыканта. Все это было призвано оправдать сильную единоличную власть и подчёркивало идеологию власти «царя царей».

Чандрагупта II

Преемником Самудрагупты был его сын, который занял престол в 376 году под именем Чандрагупты II и царствовал более 30 лет до 414 года. Он расправился с Кушанским царем, который разгромил его старшего брата Рамагупта, женившись на его жене Дхрувадеве. Эту историю долгое время считали просто романтической легендой, но её достоверность подтвердили находки 20 медных монет Рамагупта с надписью «царь царей». Историческим лицом является и Дхрувадеви, жена Чандрагупты II, которая родила наследника престола Кумарагупту I.

Сведения о Чандрагупта II нашли на нержавеющей железной колонне вблизи Кутб-Минара на окраинах Дели. Надпись начинается с рассказа о том, как царь разгромил коалицию своих противников в стране Ванг (Восточная Бенгалия), но основными направлениями внешней политики были западное и северо-западное. В это время была уничтожена власть Западных Кшатрапов в районах Катхиавара, Гуджарата и Мальвы, где наместники гуптского царя начали чеканить серебряную монету. Чандрагупта II покорил и Пенджаб, «переправившись через семь потоков Инда», и победил вахлаков (Бактрия), установив дань. Таким образом, на рубеже IV—V веков сложилась великая держава Гуптов, которая протянулась от Аравийского моря до Бенгальского залива. Чандрагупта II принимает титул «Викрамадитья» («Солнце доблести»), следуя легендарному правителю Уджаина, который успешно боролся с шаками и основал так называемую эру Викрама (58 год до н. э.).

Своё влияние гуптский правитель распространил южнее гор Виндхья и заключил династический союз с Вакатаками. Это было время расцвета гуптской культуры, о чём свидетельствуют предания, которые связывают с царским двором жизнь и деятельность крупнейших поэтов и учёных, именуемых по традиции «девять драгоценностей».

Кумарагупта І

Сын Чандрагупты II Кумарагупта I царствовал с 415 до начала 450-х годов. До нас дошло мало сведений о его правлении. Если Кумарагупту I справедливо отождествляют с Махендром, который упоминается в Пуранах, то можно считать, что Гупты распространили своё влияние на Калинги с прилегающими областями (современная Орисса, Восточная Индия). В Гуджарате и Саураштре Кумарагупта сверг династию Шарва. Однако при нём Гупты потеряли северо-западные территории, о чём свидетельствует отсутствие здесь монет с именем Кумарагупты I.

В надписях Кумарагупта I называется просто махараджей, а не «царь царей». Это иногда рассматривается как свидетельство упадка верховной власти, которая, возможно, связана с иностранным нашествием гуннов-эфталитов.

Скандагупта

О деятельности сына Кумарагупты I Скандагупты (455 — 467) рассказывают записи, сделанные им самим. Он утверждает, что после смерти отца ему удалось разгромить врагов и «восстановить счастье династии, которое пошатнулось». Вероятно, и получение власти было для него связано со значительными трудностями. Вопреки сложившейся традиции Скандагупта не указывает имени своей матери, что означает, что она не была главной царицей и это повлекло трудности при получении власти. Кроме того, надписи и монеты свидетельствуют о кратковременном правлении некоего Гхатоткачи Гупты, очевидно старшего сына Кумарагупты I. Это означает, что Скандагупта был не единственным претендентом на трон. Скандагупта называет ряд своих военных побед, в частности над чужаками и варварами-млеччхами. Важнейшим достижением было отражение натиска эфталитов в Гандхаре.

В надписи на колонне в Бхитари панегирист сообщает: царь «всю землю потряс двумя руками, когда сошёлся в битве с гуннами». Гуннское нашествие действительно было остановлено на десятилетия. В это время государство занимало только территорию долины Ганга и имело обедневшую казну, о чём свидетельствует постепенное ухудшение качества монет. Содержание золота в динарах Самудрагупты и Чандрагупты II составляло более 80 %, а при поздних Гуптах едва достигало половины.

Последние правители

О преемниках Скандагупты современные историки имеют лишь общие сведения. При Будхагупте правители некоторых окраинных областей приняли титулы махараджей, что свидетельствует об ослаблении центральной власти. После смерти этого царя снова началась изнурительная война с эфталитами. В конце V века их царь Торамана совершил несколько завоевательных походов в Индию. Всё царствование Чандрагупты III и Бханугупты прошло в ожесточённых боях с захватчиками. Наконец эфталитскому царю Тораману и его преемнику Михиракуле удалось установить свою власть над всей Северной Индией. Про опустошительные набеги эфталитов писал позднее в своей хронике «Раджатарангини» кашмирский историк Нальхана:

«О приближении Михиракулы бегущему от него населению становилось известно по коршунам, воронам и другим, подобным им, жаждущим насытиться телами тех, кто был вырезан его армией. День и ночь, окружённый тысячами тел зарезанных им людей, этот царственный Ве-тала невозмутимо жил в своих увеселительных дворцах. Когда этот ужасного вида враг человечества уничтожал людей, он не знал жалости к детям, милосердия к женщинам или уважения к старикам».

Правивший в первой половине VI века Нарасимхагупта признавал верховную власть эфталитов и платил им дань. Но в конце своего царствования Нарасимхагупта получил независимость. Этому способствовали внутренние распри, начавшиеся в государстве кочевников.

Под властью эфталитов остались только Пенджаб и Гандхара. Из этой тяжелой войны империя Гуптов вышла внутренне ослабленной. После смерти Нарасимхагупты она быстро распалась на части. Его преемники Камарагупта III и Вишнугупта, вероятно, имели реальную власть только в долине Ганга. Согласно джайнской исторической традиции, конец династии приходится на 231 год гуптской эры. Однако в некоторых областях (например, в Ориссе) Гупты правили и позже 550 года. Но ещё в середине VIII века в Магадхе есть свидетельства о царях, имена которых заканчивались «Гупта», однако их родство с династией Гуптов остаётся недоказанным. Пришёл длительный период раздробленности.

Литература

• en:R. C. Majumdar (1977). Ancient India, New Delhi: en:Motilal Banarsidass, ISBN 81-208-0436-8
• H. C. Raychaudhuri (1972). [books.google.com/books?id=pGwjFsqwF0YC&printsec=frontcover Political History of Ancient India], Calcutta: University of Calcutta, ISBN 1-4400-5272-7

Отрывок, характеризующий Государство Гуптов

– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил: