Гурамишвили, Давид Георгиевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Давид Гурамишвили
დავით გიორგის ძე გურამიშვილი
Имя при рождении:

Давид Георгиевич Гурамишвили

Дата рождения:

1705(1705)

Место рождения:

село Сагурамо, Мцхетский район Грузия

Дата смерти:

21 июля (1 августа) 1792(1792-08-01)

Место смерти:

Миргород,
Полтавская губерния,
Российская империя

Род деятельности:

поэт

Направление:

Предромантизм

Язык произведений:

грузинский

Князь Давид Георгиевич Гурамишвили (груз. დავით გურამიშვილი; 1705 — 21 июля (1 августа) 1792) — грузинский поэт, крупнейший представитель национального предромантизма.





Биография

Родился в селе Сагурамо близ Мцхеты, происходил из княжеского рода, потомков фамилии Зедгенидзе, одного происхождения с родом Амилахвари. В 18 лет принимал участи в сражении при Зедавеле, в котором войска картлийского царя Вахтанга VI были разбиты турецкими войсками, действовавшими вместе с лезгинами и грузинами-изменниками. Поражение ввергло Грузию в состояние хаоса; это тяжёлое для страны время Гурамишвили впоследствии описал в поэме «Беды Грузии» (ქართლის ჭირი). Семья родителей вынуждена была скрываться в горном ущелье в селении Ламискана. Школьного образования получить не смог.

Около 1728 года он, находившийся на полевых работах, был похищен лезгинскими разбойниками, и несколько месяцев провёл в плену, пока ему не удалось сбежать. За 12 дней, питаясь ягодами, Гурамишвили пешком добрался через горные хребты на север — до долины Терека, где ему оказали помощь жители казачьей станицы. Оттуда он отправился в Москву, где присоединился к свите переселившегося в Россию царя Вахтанга. Гурамишвили принял живое участие в предпринятых царём культурных начинаниях. После смерти Вахтанга в 1737 году члены его свиты приняли русское подданство. Гурамишвили был зачислен рядовым грузинского гусарского полка; также ему были пожалованы поместья в Малороссии, близ Миргорода (село Зубовка).

Он участвовал в кампаниях против Османской империи, Швеции (Фредриксгамская битва) и Пруссии. Во время последней, в 1758 году, был тяжело ранен, попал в плен под Кюстрином и около года содержался в тюрьме в Магдебурге. В декабре 1759 года был освобождён и отпущен назад в Россию. Вернувшись, Гурамишвили по состоянию здоровья вышел в отставку и поселился в своих малороссийских владениях вместе с молодой женой, княгиней Татьяной Амилашвили.

Там он уделял значительное внимание хозяйству (в частности, обучил украинских крестьян пользоваться распространёнными в Грузии водяными мельницами) и приступил к составлению «Давитиани» (დავითიანი, буквально «Давидово») — огромного цикла автобиографической лирики, завершённого в 1787 году и отправленного с посольством в Грузию, где он был опубликован в 1870 году. В стихах Гурамишвили выражает тревогу за судьбу родины, описывает её бедствия и события своей жизни, выражает надежду на возрождение Грузии. Отказавшись от восточного влияния, он заметно приблизил поэтический язык к разговорной речи, изображал повседневную жизнь украинских крестьян (например, в анакреонтическом стихотворении «Зубовка»). Одновременно многие его стихи отмечены трагическим христианским мировоззрением, мистической глубиной; широко известны его контакты с крупнейшим украинским мистиком Григорием Сковородой[1]. В поэме «Пастух Кацвия» (ქაცვია მწყემსი) эти две линии его творчества соединяются: поэт описывает идиллическую жизнь Грузии, избавленной от раздоров и войн, напоминающую жизнь человека до грехопадения.

Судьба сочинений Гурамишвили своеобразна и драматична. И. Л. Андроников писал:
Незадолго до смерти, полуслепым стариком, он вписал все свои сочинения в толстую книгу и, узнав, что в Кременчуг прибыл грузинский посланник при русском дворе царевич Мириан, отослал ему труд всей своей жизни в надежде, что стихи и поэмы, писанные по-грузински в полтавской деревне, — найдут путь на родину и станут известны грузинским читателям.


Все, однако, случилось совсем не так, как рассчитывал поэт. Рукопись его в Грузию не попала. Туда дошли только копии. А самая рукопись почти сто лет спустя после смерти Гурамишвили была куплена в Петербурге, в антикварном магазине на Литейном проспекте. И то потому, что случайно попалась на глаза студенту, который смог прочесть заглавие и первые листы текста и понял значение находки. В ином случае мы не имели бы ни одной собственноручной строки этого замечательного поэта.[2]

Гурамишвили скончался в 1792 году и был погребён в миргородской Вознесенской церкви; в 1949 году на могиле поэта воздвигнут памятник. Его стихотворения широко переводились на русский (Н. Заболоцкий и другие) и украинский (Н. Бажан) языки.

В 1965 году в Тбилиси на проспекте Чавчавадзе открыт памятник поэту (скульптор М. Бердзенишвили)[3]

Напишите отзыв о статье "Гурамишвили, Давид Георгиевич"

Примечания

  1. [www.mirgorodok.com/page003.html История Миргорода]
  2. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/LITRA/ANDRON/PROPERTY.HTM VIVOS VOCO: Ираклий Андроников, «Личная собственность»]
  3. [www.jartour.ru/info/pamiatniki_tbilisi.html Памятник поэту Давиду Гурамишвили]

См. также

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гурамишвили, Давид Георгиевич

«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.