Гуренко, Кузьма Иосифович

Кузьма Иосифович Гуренко
Дата рождения	11 октября 1909(1909-10-11)
Место рождения	село Дмитровка, Знаменский район, Кировоградская область
Дата смерти	21 августа 1944(1944-08-21) (34 года)
Место смерти	Штефан-Водский район, Молдавия
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1942—1944
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Кузьма Иосифович Гуренко (1909-1944) — ефрейтор Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).

Биография

Кузьма Гуренко родился 11 октября 1909 года в селе Дмитровка (ныне — Знаменский район Кировоградской области Украины) в крестьянской семье. Окончил начальную школу. Проживал в Грозном, работал электрослесарем на нефтепромыслах. Несмотря на то, что имел бронь, добровольно пошёл на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию в 1942 году. Участвовал в битве за Кавказ, освобождении Нальчика, Невинномысска, Армавира, Славянска-на-Кубани, прорыве «Голубой линии», освобождении Украинской ССР, битве за Днепр. К августу 1944 года гвардии ефрейтор Кузьма Гуренко был стрелком 60-го гвардейского стрелкового полка 20-й гвардейской стрелковой дивизии 37-й армии 3-го Украинского фронта. Отличился во время Ясско-Кишинёвской операции.

В августе 1944 года в районе села Ермоклия Суворовского района Молдавской ССР (ныне — Штефан-Водский район Молдавии) противник, пытаясь прорваться из окружения, бросил в контратаку против советских частей крупные силы пехоты и танков. 21 августа противник атаковал высоту, удерживаемую ротой, в составе которой находился Гуренко. В бою вражеские войска понесли большие потери, однако сильно потеряла в личном составе и рота. Гуренко получил ранения в плечо и руку, но когда к его окопу приблизились немецкие танки, он подбил два из них, а под третий бросился с оставшимися гранатами, уничтожив его, но и сам погибнув при этом. Действия Гуренко способствовали удержанию высоты ротой. Он был похоронен в братской могиле у села Поповка Суворовского района.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом исключительный героизм и самопожертвование» гвардии ефрейтор Кузьма Гуренко посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Также посмертно был награждён орденом Ленина. Навечно зачислен в списки личного состава воинской части.

На месте подвига Гуренко установлен обелиск. В его честь названы улицы в Ермоклии и Грозном.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Зайцев А. Д., Рощин И. И., Соловьёв В. Н. Зачислены навечно. Кн. 1. М.: Политиздат, 1990.
• Золотые Звёзды Чечено-Ингушетии. — Грозный: Чечено-Ингушское кн.изд, 1985.

Отрывок, характеризующий Гуренко, Кузьма Иосифович

В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!