Гурзуф

Город Гурзуф укр. Гурзуф крымско-тат. Gurzuf Флаг Герб Страна Россия/УкраинаРоссия/Украина Статус центр поселкового совета Регион Республика Крым/Автономная Республика Крым Район Городской округ Ялта/Ялтинский горсовет Община Гурзуфский поселковый совет Координаты 44°33′10″ с. ш. 34°17′15″ в. д.44.55278° с. ш. 34.28750° в. д. / 44.55278; 34.28750    Прежние названия Горзовиум, Горзувиты, Юрзуф Город с 1926 Площадь 4,9469 км² Высота центра 62 м Население ↘8 933 человек (2014) Плотность 1805,78 чел./км² Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 3654 Почтовые индексы 298640 — 298643 / 98640 — 98643 Автомобильный код Республика Крым: RUS 82 АР Крым: AK, КК / 01 Код ОКТМО [classif.spb.ru/classificators/view/tma.php?st=A&kr=1&kod=35729000054 35 729 000 054] Код КОАТУУ 0111946800 Официальный сайт [yalta.rk.gov.ru yalta.rk.gov.ru] Гурзуф Гурзуф

К:Статьи о населённых пунктах без категории на Викискладе

Гурзу́ф (укр. Гурзуф, крымско-тат. Gurzuf, Гурзуф) — посёлок городского типа на южном берегу Крыма. Входит в городской округ Ялта Республики Крым (согласно административно-территориальному делению Украины — Гурзуфский поселковый совет Ялтинского горсовета Автономной Республики Крым).

География

Находится в 18 км к северо-востоку от Ялты, на северном побережье Чёрного моря в устье реки Авунда, высота центра посёлка над уровнем моря — 63 м.

Недалеко от посёлка проходит междугородняя троллейбусная линия Симферополь—Алушта—Ялта.

История

Происхождение названия достоверно не установлено. Некоторые исследователи считают, что оно происходит от лат. Ursus «медведь» (рядом с городом расположена «Медведь-гора» — Аю-Даг). Другие полагают, что название Горзув (Горзувиты) имеет таврские или гото-аланские корни и расшифровывают его как «гор дзакхь» — горная долина, долина среди гор. Постепенно топоним «Горзувиты» трансформировался в Курсаиты, Горзовиум, Юрзуф, Гурзуф.

Гурзуфская долина была заселена с давних времён. Во время археологических раскопок середины 1960-х годов на скале Дженевез-Кая был обнаружен культурный слой с остатками примитивной лепной керамики периода раннего энеолита (III тысячелетие до н. э.). Там же был обнаружен таврский культурный слой VII—VI век до н. э. с остатками чернолощеной лепной посуды. Крупное таврское поселение, просуществовавшее с IV века до н. э. по IV век н. э., было раскопано в урочище Осман у западного склона Аю-Дага. Судя по результатам археологических раскопок, в античные времена вплоть до первых веков н. э. Гурзуфская долина была заселена исключительно таврами. Первым письменным источником, в котором упоминается Гурзуф, является трактат византийского историка Прокопия Кесарийского «О постройках», написанный в 553—555 годах. Сообщается, что по приказу императора Юстиниана I были построены «замок Алустон и замок в округе Горзувитской». Археологи во время раскопок 1965—1967 годов установили, что крепость, построенная византийцами в Гурзуфе, просуществовала более девяти веков — с середины VI (по некоторым источникам строительство началось в IV веке) до конца XV века.

Эта крепость на скале Дженевез-Кая играла существенную роль на южном берегу Крыма как мощный форпост сначала византийцев, затем хазар и генуэзцев (последние называли город Грузуи).

В 1472 году Гурзуф посетил известный русский путешественник — тверской купец Афанасий Никитин — первый европеец, совершивший путешествие в Индию. Когда путешественник возвращался из путешествия в Индию, его парусник в течение 5 дней укрывался от бури в Гурзуфской бухте. Об этом Афанасий Никитин написал в своем «Хождении за три моря».

Почти 300 лет — с 1475 по 1774 годы Гурзуф, как и весь южный Крым, входил в состав коронных владений (Мангупский кадылык Кефинского эялета) турецких султанов. В то время Гурзуф, как и многие поселения южнобережья, оставался, преимущественно, христианским селением. Согласно Джизйе дефтера Лива-и Кефе (Османским налоговым ведомостям) 1652 года, где перечисленны христиане-налогоплательщики Кефинского эялета, в селении Гурзуф перечисленны несколько десятков глав семейств. В XVII веке на южном побережье Крыма начинает распространяться ислам, но Гурзуф долго оставался, преимущественно, христианским: даже по «Ведомости о выведенных из Крыма в Приазовье христианах» А. В. Суворова от 18 сентября 1778 года из деревни Гурзы были выселены 1 священник (в селе действовала церковь, к 1783 году уже разрушенная) и 82 грека (41 мужчина и 41 женщина). Крымскому ханству Гурзуф принадлежал всего 9 лет — от обретения ханством независимости в 1774 году до присоединения Крыма к России (8) 19 апреля 1783 года. В последний период Крымского ханства Гурзав , согласно Камеральному Описанию Крыма… 1784 года, входил в Мангупский кадылык Бахчисарайского каймаканства.

После присоединения Крыма к России (8) 19 апреля 1783 года, (8) 19 февраля 1784 года, именным указом Екатерины II сенату, на территории бывшего Крымского Ханства была образована Таврическая область и деревня была приписана к Симферопольскому уезду. После Павловских реформ, с 1796 по 1802 год, входила в Акмечетский уезд Новороссийской губернии. По новому административному делению, после создания 8 (20) октября 1802 года Таврической губернии, Гурзуф был включён в состав Алуштинской волости Симферопольского уезда, земли ж в районе Гурзуфа перешли в императорскую казну.

По Ведомости о числе селений, названиях оных, в них дворов… состоящих в Симферопольском уезде от 14 октября 1805 года, в деревне Гурзуф числилось 43 двора и 179 жителей, исключительно крымских татар, владела деревней надворная советница Апурина. На военно-топографической карте генерал-майора Мухина 1817 года деревня Гурзуф обозначена также с 25 дворами. После реформы волостного деления 1829 года Гурзуф, согласно «Ведомости о казённых волостях Таврической губернии 1829 года» остался в составе Алуштинской волости.

Именным указом Николая I от 23 марта (по старому стилю) 1838 года, 15 апреля был образован новый Ялтинский уезд и Гурзуф был передан в состав Дерекойской волости нового уезда. На карте 1842 года Гурзуф обозначен с 55 дворами.

По итогам земской реформы Александра II 1860-х годов деревня была приписана к Дерекойской волости. Согласно «Списку населённых мест Таврической губернии по сведениям 1864 года», составленному по результатам VIII ревизии 1864 года, Гурзуф — казённая татарская деревня с 91 двором, 432 жителями, мечетью и развалинами укрепления на берегу моря при речках Катавку и Кастоплу. На трёхверстовой карте 1865—1876 года в Гурзуфе обозначено 80 дворов. На 1886 год, согласно справочнику «Волости и важнѣйшія селенія Европейской Россіи», в деревне при море проживало 546 человек в 79 домохозяйствах, действовали мечеть, школа и лавка.. Согласно «Памятной книге Таврической губернии 1889 года», по результатам Х ревизии 1887 года, в деревне Гурзуф числилось 196 дворов и 894 жителя. На верстовой карте 1890 года в деревне обозначено 139 дворов. После земской реформы 1890-х годов, которая в Ялтинском уезде прошла после 1892 года деревня осталась в составе преобразованной Дерекойской волости. По «…Памятной книжке Таврической губернии на 1892 год» в деревне Гурзуф, составлявшей Гурзуфское сельское общество, числилось 676 жителей в 139 домохозяйствах. Всероссийская перепись 1897 года зафиксировала в деревне 1557 жителей, из которых 1116 мусульман и 426 православных. По «…Памятной книжке Таврической губернии на 1902 год» в деревне Гурзуф, составлявшей Гурзуфское сельское общество, числилось 837 жителей в 107 домохозяйствах.

В разное время дачами здесь обзавелись многие, в том числе художник К. А. Коровин, А. П. Чехов. Посетивший курорт в это время известный деятель курортного благоустройства доктор Е. Э. Иванов писал:

«Общий вид гурзуфских сооружений, обстановка и желание доставить приезжему всё возможное, напоминает собой за­граничный курорт. В сущности, это единственное русское лечебное место, поставленное на широкую ногу. Но жизнь здесь дорога».

В Статистическом справочнике Таврической губернии. Ч.II-я. Статистический очерк, выпуск восьмой Ялтинский уезд, 1915 год, в Дерекойской волости Ялтинского уезда значится деревня Гурзуф, при ней 31 дача и 5 имений.

После установления в Крыму Советской власти, по постановлению Крымревкома от 8 января 1921 года была упразднена волостная система и село подчинили Ялтинскому району Ялтинского уезда. В том же году основан совхоз-завод «Гурзуф», вошедший в состав «Массандры». В 1922 году уезды получили название округов. Согласно Списку населённых пунктов Крымской АССР по Всесоюзной переписи 17 декабря 1926 года, в курорте Гурзуф, центре Гурзуфского сельсовета Ялтинского района, числился 731 двор, население составляло 2446 человек, из них 1380 крымских татар, 708 русских, 215 украинцев, 49 греков, 20 евреев, 16 поляков, 12 армян, 12 белорусов, 11 латышей, 8 немцев, 15 записаны в графе «прочие», действовали татарская и русская школы I ступени.

Имение Ришельё

В начале XIX века земли вокруг деревни были пожалованы герцогу Арману Эммануэлю де Ришельё, одному из основателей Одессы, бывшему тогда генерал-губернатором Новороссийского края. Герцог Ришельё в период с 1808 по 1811 годы построил в Гурзуфе дом. Это было каменное двухэтажное здание, в то время — наиболее монументальное здание в европейском стиле на Южном берегу Крыма. Этот дом Ришельё с незначительными переделками сохранился до наших дней. Он находится на территории парка санатория «Пушкино» примерно в 100 м от моря. Именно в этом доме в 1820 году три недели прожил русский поэт А. С. Пушкин.

После смерти герцога Ришельё имение в Гурзуфе перешло к князю Михаилу Семеновичу Воронцову, который много сделал для развития Крыма и особенно южнобережья. В частности, по его инициативе были проложены новые дороги Симферополь-Алушта-Ялта (1825—1837 гг.) и Ялта-Севастополь (1845—1848 гг.). При строительстве дороги Алушта-Ялта по указанию Воронцова был проложен также спуск от неё до Гурзуфа.

В 1840 году М. С. Воронцов продал своё имение И. И. Фундуклею, который тогда был киевским губернатором. В отличие от Ришельё и Воронцова, И. И. Фундуклей проводил в Гурзуфе каждое лето (за исключением периода Крымской войны 1853—1856 годов). Большое внимание И. И. Фундуклей уделял развитию виноградарства в Гурзуфе. Им были завезены из Испании и Португалии лучшие сорта винограда и заложены обширные плантации виноградников. В 1847 году в Гурзуфе был построен большой винный подвал. В 1861 году был капитально отремонтирован дом, построенный Ришельё. И. И. Фундуклей много сделал для обустройства парка в гурзуфском имении, где при нём было посажено много экземпляров редких растений. В середине XIX века это был один из лучших парков на Южном берегу Крыма. По «Списку населённых мест Таврической губернии по сведениям 1864 года» на владельческой даче Фундуклу Гурзуф было 6 дворов и 11 жителей.

После смерти И. И. Фундуклея в конце 1878 года имение перешло к двум его племянницам — Врангель и Краснокутской, а в мае 1881 года его приобрёл железнодорожный магнат Пётр Ионович Губонин. К участку, купленному у Фундуклея, Губонин вскоре прибавил землю князя Барятинского в устье речки Авунда.

После смерти имение Гурзуф перешло во владение сына Сергея Губонина. Вести дорогостоящее заведение оказалось не по силам потомку предпринимателя, и в 1902 году имение было приобретено «Акционерным обществом курорта Гурзуф». Курорт, переходя из одних рук в другие, зачах.

В январе 1921 года курорт был национализирован и передан в ве́дение крымского Курортного управления. В 1922 году здесь начало функционировать гурзуфское отделение крымской военно-курортной станции. Сейчас это — Гурзуфский военный санаторий.

Природа, достопримечательности

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Среднегодовая температура воздуха здесь равна +13,4 °C.

Перед Гурзуфом, в море, видны две небольших скалы. Это «Адалары». Над морской поверхностью эти острова возвышаются на 35 и 48 метров. Постоянные обитатели островов-близнецов — морские птицы. В прошлом Адалары соединялись с побережьем. Но море постепенно разрушило эту перемычку, и теперь под водой виднеются только остатки известняковой гряды, обросшей морскими водорослями. Адалары — заповедный памятник природы. В начале XIX века на одном из островов был оборудован ресторанчик, были также планы проложить от скалы Дженевез-Кая на Адалары подвесную канатную дорогу.

Между Гурзуфом и горой Аю-Даг находится мыс Суук-Су (в переводе с крымско-татарского — «Холодная Вода»). В верхней части мыса видна серая башня, сложенная наподобие средневековой крепости, рядом на площадке установлен небольшой памятник Пушкину. В основании этой скалы находится знаменитый Пушкинский грот. Рядом находится лазурная бухта, потрясающая по форме и чистоте воды. Бухта огорожена скалами известными сейчас как «Пушкинская скала» и «скала Шаляпина».

Аю-Даг (Медведь-гора). Форма горы характерна для всех лакколитов — так называемых «несостоявшихся вулканов». Время образования — около 150 млн лет назад (среднеюрское геологическое время). Гора состоит из твёрдых магматических пород «габбро-диабаз». Гору называют естественным минералогическим музеем Южнобережья. Высота «Медведь-горы» невелика — 577 м над уровнем моря, однако площадь её внушительна — 5,4 км². Гора выступает в море более чем на два километра и заканчивается мысами «Монастырский», «Акустани» и «Муссерт».

Население

Численность населения 1805 1926 1939 1979 1989 2001 179 ↗2446 ↗6115 ↗11 102 ↗11 665 ↘9150 2009 2010 2011 2012 2013 2014 ↘9127 ↘9108 ↘9068 ↘9056 ↗9117 ↘8933

2500 5000 7500 10 000 12 500 15 000 1926 2009 2014

Национальный состав

1805 год — 179 крымских татар.

1926 год. Из 2 446 чел. — 1380 крымских татар, 708 русских, 215 украинцев, 49 греков, 20 евреев, 12 армян, 12 белорусов, 11 латышей, 8 немцев, 31 др.

Литература

• [who-is-who.ua/main/page/gorodakrim2009/42/403 Гурзуфский поссовет] // Города и села Украины. Автономная Республика Крым. Город Севастополь. Историко-краеведческие очерки. — Слава Севастополя, 2009.
• [www.soldat.ru/files/f/adm_terr_preobrazovania_v_krimu_1783_1998.part1.rar Административно-территориальные преобразования в Крыму. 1783-1998 гг. Справочник] / под ред. Г. Н. Гржибовской. — Симферополь: Таврия-Плюс, 1999.

Ссылки

• [www.gurzuf.ru/photo/album/gurzuf_nachala_xx_veka/ Фотографии Гурзуфа начала XX века]
• [www.youtube.com/watch?v=UUu7UGbW0RU Экскурсия по Аю-Дагу]
• [gurzufmuseum.com/ Музей А. С. Пушкина в Гурзуфе]
• [umma.org.ua/ru/article/publications/2011/10/06/105 Гурзуф исламский (история)]
• Список памятников культурного наследия Гурзуфа в Викигиде

Отрывок, характеризующий Гурзуф

Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.