Гурилёв, Александр Львович
Александр Львович Гурилёв | |
Основная информация | |
---|---|
Дата рождения |
22 сентября (7 сентября) 1803 |
Место рождения | |
Дата смерти |
30 августа (11 сентября) 1858 (55 лет) |
Место смерти | |
Страна | |
Профессии | |
Инструменты |
скрипка, фортепиано |
Александр Львович Гурилёв (22 августа (3 сентября) 1803, Москва ― 30 августа (11 сентября) 1858, там же) ― русский композитор, пианист, скрипач, альтист.
Биография
Родился 22 сентября (7 сентября) 1803 года в семье Льва Степановича Гурилёва — крепостного музыканта графа В. Г. Орлова.
Первые уроки музыки получил от отца, игре на фортепиано учился у Джона Филда, теории музыки ― у И. И. Геништы. Играл в крепостном оркестре на скрипке и альте, а также в квартете князя Голицына.
В 1831, после смерти Орлова, вместе с отцом получил вольную и отправился в Москву, где вскоре стал известен как композитор, пианист и педагог. Сблизившись с представителями московской интеллигенции ― художниками и писателями, Гурилёв пишет романсы на стихи Грекова, Кольцова, Ивана Макарова, быстро приобретающие популярность. Некоторые из них были опубликованы известным издателем Бернардом в музыкальных журналах.
Наиболее известные романсы Гурилёва ― «Однозвучно гремит колокольчик», «Оправдание», «И скучно, и грустно», «Зимний вечер», «Вам не понять моей печали», «Разлука» и другие. Романс на слова Щербины «После битвы» был очень популярен на флоте с Крымской войны, и, став народным, был переработан в одну из популярнейших песен «Раскинулось море широко», имеющей многие последующие вариации. Ему также принадлежит множество сочинений для фортепиано ― инструмента, которым Гурилёв хорошо владел: вариации, фантазии (в том числе на тему романса Варламова «На заре ты её не буди», а также из опер и др.), небольшие салонные пьесы.
Основной жанр творчества Гурилёва ― вокальная лирика. Его романсы проникнуты романтическими, сентиментальными настроениями, тонким лиризмом, в них сильно влияние русской народной традиции. Ясная мелодия, кантилена сближает Гурилёва с Глинкой, с другой стороны, ряд романсов в драматически-декламационном стиле предвосхищает творчество Даргомыжского, Мусоргского и Чайковского. Немаловажной составляющей вокальных сочинений Гурилёва является тщательно разработанная фортепианная партия.
Несмотря на успех сочинений, композитор провёл почти всю жизнь в бедности, зарабатывая частным преподаванием и корректурой нот. В последние годы жизни был парализован и страдал психическим заболеванием.
Романсы
- Бедная девушка ты (слова К. С. Аксакова)
- Бог с вами, я вас больше не люблю (слова Н. П. Грекова)
- Боже, как же мне быть (слова неизвестного автора)
- В морозную ночь я смотрел (слова И. Макарова)
- Вам не понять моей печали (слова А. Н. Бешенцова)
- Век юный, прелестный (слова Н. Коншина)
- Внутренняя музыка (слова Н. П. Огарёва)
- Воспоминание (слова А. Дьякова)
- Вьётся ласточка сизокрылая (слова Н. П. Грекова)
- Гадание
- Грусть девушки
- Деревенский сторож (слова Н. П. Огарёва)
- Долго ли же будешь, сердце, ты томиться (слова П. Т.)
- Домик-крошечка (слова С. М. Любецкого)
- Её здесь нет
- Жил-был один муж старый
- Зимний вечер (слова Н. П. Огарёва)
- Золотистые, шелковые кудри
- И скучно, и грустно (слова М. Ю. Лермонтова)
- К дедушке (слова А. Жаркова)
- К фонтану Бахчисарайского дворца (слова А. С. Пушкина)
- К черноокой (слова В. Г. Бенедиктова)
- Как от ветки родной
- Колокольчик (слова А. В. Кольцова)
- Колыбельная песня (слова П. Каменского)
- Коровушка (обработка русской народной песни)
- Красный сарафан
- Лучинушка
- Майские ночи (слова Н. П. Грекова)
- Матушка-голубушка (слова С. Ниркомского)
- Месяц встал и озаряет сад серебряным лучом (слова И. Грузинова)
- Молитва (В минуту жизни трудную) (слова М. Ю. Лермонтова)
- Не одна во поле дороженька
- Не спрашивай, не вызывай признанья (слова А. Н. Струговщикова)
- Не хочу, не хочу…
- Не шуми ты, рожь (слова А. В. Кольцова)
- Нет, не тебя так пылко я люблю (слова М. Ю. Лермонтова)
- О, не целуй меня
- Однозвучно гремит колокольчик (слова И. Макарова)
- Она миленькая (слова неизвестного автора)
- Оправдание (Когда одни воспоминанья) (слова М. Ю. Лермонтова)
- Осенний день (слова Н. П. Грекова)
- Отвернитесь, не глядите (слова А. В. Кольцова)
- Отгадай, моя родная (слова Е. Крузе)
- Падучая звезда (слова И. Макарова)
- Песнь моряка (слова Н. П. Грекова)
- Песнь ямщика (Аль опять не видать) (слова К. Бахтурина)
- После битвы (слова Н. Ф. Щербины)
- Право, маменьке скажу (слова Ю. Масальского, перевод с польского Н. В. Берга)
- Прости, прощай страна родная
- Путник (слова Н. П. Огарёва)
- Радость-душечка (слова П. А. Вяземского)
- Разлука (на заре туманной юности) (слова А. В. Кольцова)
- С песней душа улетит (слова неизвестного автора)
- Сарафанчик (слова А. И. Полежаева)
- Сердце-игрушка (слова Э. И. Губера)
- Серенада (слова Н. П. Грекова)
- Скучно, матушка
- Слеза (слова Н. П. Грекова)
- Смолкни, милая певица
- Ты — гений, дева неземная (слова И. Кожухова)
- Уж как пал туман (слова неизвестного автора)
- Улетела пташечка (слова С. Сельского)
- Черный локон (слова А. Б)
- Я вечор в саду гуляла (слова А. Дельвига)
- Я говорил при расставании (слова А. А. Фета)
- Я помню взгляд (слова Л. Тимофеева)
Напишите отзыв о статье "Гурилёв, Александр Львович"
Литература
- Асафьев Б. В. Важнейшие этапы развития русского романса, в его сб.: Русский романс. ― Л., 1930
- Васина-Гроссман В. А. Русский классический романс XIX века. ― М., 1956
- А. Гурилев. Избранные песни . — Москва: МУЗГИЗ, 1936 г. — 46 стр.
Отрывок, характеризующий Гурилёв, Александр Львович
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.