Гурлитт, Корнелиус (учёный)

Корнелиус Густав Гурлитт (нем. Cornelius Gustav Gurlitt; 1 января 1850, Нишвиц — 25 марта 1938, Дрезден) — немецкий историк искусств и архитектор, тайный советник.

Жизнь и творчество

Родился в семье художника Луиса Гурлитта и его супруги Елизаветы, урождённой Левальд, сестры известной немецкой феминистки и писательницы Фанни Левальд. Мать Корнелиуса была еврейкой. Мальчик был третьим из семи детей в семье. Крёстным его был родной дядя по отцу, композитор и тёзка Корнелиус Гурлитт. Ещё в юности Корнелиус решает стать архитектором. Профессиональное образование получил в Берлинской строительной академии, в архитектурной мастерской российского зодчего Людвига Бонштедта, работавшего тогда в Готе и — с 1868 года — в Вене, в архитектурном бюро Эмиля фон Фёрстера. Затем учился в политехническом университете Штутгарта, добровольцем участвовал во Франко-прусской войне 1870—1871 годов, работал в архитектурных мастерских в Касселе и Дрездене. В конце 1870-х годов учёный начинает заниматься историей искусства и архитектуры. Он пишет и публикует многочисленные статьи и брошюры, посвящённые архитектуре Дрездена. В 1878—1887 годах он — сотрудник Музея прикладного искусства Дрездена. В последующие три года выходит в свет первая из его наиболее значительных сочинений — «История барокко» в 3-х томах. В 1889 году Корнелиус — приват-доцент Технического университета в Берлине (Шарлоттенбург), затем — профессор истории техники в Техническом университете Дрездена. Как продолжатель дела профессора Рихарда Штехе он, после смерти последнего, продолжил и завершил инвентаризацию саксонских художественных ценностей (тетради 16-41), закончив её в 1923 году. В 1899 году Корнелиус занимает должность действительного профессора, в следующем году был консультантом первого в Дрезденском университете кандидата на докторскую степень Германа Мутезиуса, в дальнейшем основателя функционализма в архитектуре. В 1904—1905 годах он избирается ректором Технического университета, затем — вновь в 1915—1916 годах.

В 1920—1926 годах К.Гурлитт был президентом Союза немецких архитекторов, одним из основателей которого он был в 1903 году. В 1922 он становится президентом-основателем Германской академии градостроительства (Deutsche Akademie für Städtebau und Landesplanung). В это же время он продолжает писать труды по истории архитектуры. С приходом нацистов к власти в Германии он — первоначально симпатизировавший А.Гитлеру — стал рассматриваться теперь государством как полуеврей. В связи с этим, с кончиной учёного в 1938 году никакие официальные траурные мероприятия не проводились.

Корнелиус Гурлитт представлен своими работами в Германии как основоположник изучения искусства барокко и является также основателем службы охраны исторических памятников в Саксонии. Входил в состав комиссии, проводившей в 1900 году в Дрездене первый в Германии «День охраны памятников культуры».

Коллекционер произведений искусства, сохранивший многие шедевры живописи ХХ столетия, Корнелиус Гурлитт (1932—2014), был внуком учёного.

Сочинения (избранное)

К.Гурлитт — автор более чем 100 томов по истории искусства, являлся одним из крупнейших специалистов в этой области в Саксонии. Публиковал статьи по этой тематике вплоть до глубокой старости.

• Новый королевский придворный театр в Дрездене (Das neue königliche Hoftheater zu Dresden) (1878)
• Архитектура Средневековья (Baukunst des Mittelalters) (1884)
• История барокко, рококо и классицизма в Бельгии, Голландии, Франции и Англии (Geschichte des Barockstiles, des Rococo und des Klassicismus in Belgien, Holland, Frankreich, England) (1887—1889)
• В городском хозяйстве: беседы об искусстве, художественных промыслах и домашних интерьерах (Im Bürgerhause: Plaudereien über Kunst, Kunstgewerbe und Wohnungs-Ausstattung) (1888)
• Немецкие турниры, доспехи и вооружения XVI столетия (Deutsche Turniere, Rüstungen und Plattner des XVI. Jahrhunderts) (1889)
• Искусство и художник накануне Реформации: взгляд из Рудных гор (Kunst und Künstler am Vorabend der Reformation: ein Bild aus dem Erzgebirge) (1890)
• Andreas Schlüter (1891)
• Немецкое искусство XIX века. Его цели и свершения (Die Deutsche Kunst des Neunzehnten Jahrhunderts. Ihre Ziele und Thaten) (1899)
• Dresden (1900)
• Церкви (Kirchen) (1906)
• Konstantinopel (1908)
• Учебник городского строительства (Handbuch des Städtebaus) (1920)
• Описание старинных архитектурных и художественных памятников королевства Саксонии (Beschreibende Darstellung der älteren Bau- und Kunstdenkmäler des Königreichs Sachsen), тетради 16 (1894) — 41 (1923)
• Август Сильный: княжеская жизнь во времена немецкого барокко (August der Starke: Ein Fürstenleben aus der Zeit des deutschen Barock) (1924)
• Архитектура Константинополя (Die Baukunst Konstantinopels) (1925)

Литература

• Hans Petzold (изд.): Cornelius Gurlitt. Lehrer und Förderer der städtebaulichen Aus- und Weiterbildung an der Technischen Hochschule Dresden. Institut für Ökologische Raumentwicklung e. V., Dresden 1997.
• Jürgen Paul: Cornelius Gurlitt. Hellerau-Verlag, Dresden 2003, ISBN 3-91018479-0.
• Matthias Lienert (изд.): Cornelius Gurlitt (1850 bis 1938). Sechs Jahrzehnte Zeit- und Familiengeschichte in Briefen (= Bausteine aus dem Institut für Sächsische Geschichte und Volkskunde. Bd. 10). Thelem, Dresden 2008, ISBN 978-3-939888-37-6.

Отрывок, характеризующий Гурлитт, Корнелиус (учёный)

– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.