Гурмаелон
| Гурмаелон фр. Gourmaëlon | ||
| ||
|---|---|---|
| ? — ок. 913 | ||
| ||
| 908 — ок. 913 | ||
| Предшественник: | Ален I Великий | |
| Преемник: | Бретань захвачена норманнами. | |
| Смерть: | ок. 913 | |
| Дети: | сын: Даниэль | |
Гурмаелон (фр. Gourmaëlon, умер около 913) — граф Корнуая, князь Бретани с 908.
Содержание
Биография
Гурмаелон является одной из самых загадочных фигур в истории Бретани. Происхождение его неизвестно. Его имя (которое могло быть и прозвищем) первоначально звучало Uumaelon или Wrmaëlon, позже превратившись в Gurmhailon, пока, наконец, не приобрело современную форму Gourmaëlon.
Во время правления Алена I Великого Гурмаелон был графом Корнуая[1]. После смерти Алена в 907 году началась борьба между его наследниками — графом Поэра Матьедуа, зятем Алена, и графом Ванна Рудалом. Графом Нанта в итоге стал граф Анжу Фульк I. Гурмаелон воспользовался этими неурядицами для того, чтобы захватить власть в Бретани, однако титула короля он не носил и объединить страну так и не смог.
О его правлении практически ничего не известно. Он упомянут как свидетель в нескольких актах картулярия аббатства Редон в 909—913 годах. Последнее упоминание относится к 25 октября 913 года, когда он, названный «Gurmahilon comitem qui tunc monarchiam Britanniae regebat», подписался на акте после епископа Ванна Били и графа Поэра Матьедуа.
Во время правления Гурмаелона возобновились нападения норманнов на Бретань. На основании манускрипта 476 из Анжерской библиотеки[2] предполагается, что Гурмаелон умер в конце 913 года, вероятно, погибнув в бою против норманнов, которые вскоре захватили бо́льшую часть Бретани.
Брак и дети
О жене Гурмаелона ничего не известно. Из картулярия Редонского аббатства известно, что у него был по крайней мере один сын:
- Даниэль (умер после 25 октября 913)
Напишите отзыв о статье "Гурмаелон"
Примечания
- ↑ В картулярии аббатства Ландевеннек он назван Uurmaelon comes Cornubia (Cartulaire de Landévennec Chartre XXIV De Aeccleia Sanctus page 154 & 155).
- ↑ Там указано: «Anno DCCCCXIII Guuormaelon oc(cissus est)».
Литература
- Joëlle Quaghebeur. La Cornouaille du IXe au XII siècle Mémoire, pouvoirs, noblesse. — 2e éd.. — Rennes: Presses universitaires de Rennes, 2002. — P. 517. — ISBN 2-86847-743-7.
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/BRITTANY.htm#_Toc216697282 COMTES de CORNOUAÏLLE] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 27 июля 2009. [www.webcitation.org/65aPHwWyX Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
- [breizh.ru/history/01.htm История Бретани. Глава 1: Рождение нации]. Планета Бретань. Проверено 27 июля 2009. [www.webcitation.org/66U7CvtH8 Архивировано из первоисточника 28 марта 2012].
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гурмаелон
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
