Гурово-Илавецке

Город Гурово-Илавецке Górowo Iławeckie Герб Страна ПольшаПольша Воеводство Варминьско-Мазурское воеводствоВарминьско-Мазурское воеводство Повят Бартошицкий повят Координаты 54°16′00″ с. ш. 20°29′00″ в. д.54.26667° с. ш. 20.48333° в. д. / 54.26667; 20.48333    Бурмистр Яцек Пшемыслав Костка Основан 1335 Город с 1335 Площадь 3,32 км² Население 4350 человек (2013) Плотность 1310 чел./км² Телефонный код +48 89 Почтовый индекс 11-220 Автомобильный код NBA Официальный код TERYT 6283601021 Официальный сайт [republika.pl/itgorowo/ ka.pl/itgorowo/] Показать/скрыть карты

К:Населённые пункты, основанные в 1335 году

Гурово-Илавецке (польск. Górowo Iławeckie}; нем. Landsberg) — город в Польше, входит в Варминьско-Мазурское воеводство, Бартошицкий повят. Имеет статус городской гмины. Занимает площадь 3,32 км². Население 4350 человек (на 2013 год).

История

Город возник на земле пруссов Натании, захваченной крестоносцами Тевтонского ордена в XIII веке. С этими местами связано имя Геркуса Монтаса, руководителя восстаний пруссов против захватчиков, погибшего в близлежащих лесах в 1273 году.

Город основан комтуром Бальги Генрихом фон Муро 5 февраля 1335 года на кульмском городском праве. Квадратный в плане.

В 1414 году, во время так называемой "Голодной войны", город захвачен и разрушен поляками, погибло или уведено 54 жителя. Входил в Прусский союз с момента его образования в 1440 году. Во время гражданской войны в 1456 году был разрушен. По Второму Торуньскому миру остался под властью ордена. В 1482 году отдан в залог вожаку наемников Николаусу фон Таубенхейм во исполнение долговых обязательств Ордена перед ним. В 1528 году герцог Альбрехт взял залог назад и передал владение в 1535 году трухзесу Фридриху фон Вальдбург в качестве награды за военные успехи против поляков в Войне Всадников (1519-1526). Ландсберг оставался до иммедиатизации его в 1810 году принадлежал к поместью Вильденхофф, где сидели сначала Вальдбурги, затем Шверины. Ландсберг был единственным городом района Прейсиш-Эйлау, который находился до великих реформ Штейна-Гарденберга в частном ленном владении.

В 1655 году большой пожар нанес городу значительный ущерб. Во время Великой Чумы 1710 года в Ландсберге из примерно 1000 жителей погибло 767. Тела были похоронены на Чумном кладбище, место которого позднее отошло под газовый завод.

В 1718—1779 годах Ландсберг был гарнизонным городом, где, в основном, размещалась рота гренадеров. 17 февраля 1807 года Наполеон Бонапарт остановился в доме приходского священника Ландсберга.

В XIX веке шло постепенное развитие города. Был расквартирован новый гарнизон, проведены шоссе и в 1898 году — железнодорожная линия. Газовый завод открылся в 1908 году, коммунальное водоснабжение в 1910 году, электроэнергия с 1924 и в 1928 году — телефон. Новая городская школа начала учебную деятельность в 1927 году.

Первоначально город назывался Landstrasse, затем Landsberg (в переводе с немецкого «земляная гора»). Город располагался недалеко от центра округа Preussisch Eylau (по-польски Iławka Pruska, ныне Багратионовск в Калининградской области России). После включения города в 1945 году в состав Польши, возникла необходимость дать ему новое название. Комиссия по переименованию добавила к новому названию города, связанному со словом «гора», историческое название центра округа.

Фотографии

• PL Górowo Rynek2.JPG

  Рынок

• Obiekt zabytkowy znak.svg
• PL Górowo Ratusz.JPG

  Ратуша

• PL Górowo Kosciol.JPG

  Костёл

• PL Górowo Starówka.JPG

Ссылки

• [republika.pl/itgorowo/ Официальная страница города]

Отрывок, характеризующий Гурово-Илавецке

3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.