Гуров, Евгений Алексеевич
Поделись знанием:
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais a propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les delices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
– Que voulez vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la paterienite, [Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви,] – сказал князь.
– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
– Что вы хотите, чтоб я делал! – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbeciles. [дураки.] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что то неожиданно грубое и неприятное.
– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
– Je suis votre [Я ваш] верный раб, et a vous seule je puis l'avouer. Мои дети – ce sont les entraves de mon existence. [вам одним могу признаться. Мои дети – обуза моего существования.] – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
| Евгений Алексеевич Гуров | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
31 декабря 1987 (90 лет) |
| Место смерти: | |
| Профессия: | |
| Гражданство: | |
Евгений Алексеевич Гуров (1897—1987) — советский актёр театра и кино, режиссёр.
Содержание
Биография
Родился в городе Раменское Российской империи, ныне Московской области, 21 января 1897 года.
Евгений Гуров окончил сельскую школу, затем поступил в Малаховскую гимназию. Учился прилежно; один из профессоров гимназии, человек состоятельный, оплачивал учебу Евгения первые два года, а затем юношу перевели на стипендиальную основу.
В 1914 году мать Евгения устроилась на работу в московский военный госпиталь и Гуров поселился у тетки, ткачихи Раменской фабрики. Прожил у неё до окончания гимназии в 1918 году и затем отправился в Москву. Здесь поступил в высшее техническое училище на архитектурное отделение, затем перешел в училище живописи, а после — во ВХУТЕМАС. Параллельно с обучением живописи, Гуров занимался актерским мастерством в драматической студии «Молодые мастера», его руководителем был Илларион Николаевич Певцов.
С 1922 года Евгений Гуров сотрудничал с МХАТом-вторым — сначала работал актером, затем режиссёром. В сотрудничестве с Лидией Дейкун Гуров поставил в 1926 году спектакль «Девичий переполох». Эта постановка не попала в «прокат», поскольку масштаб спектакля не соответствовал взятому театром курсу на мировую трагедию. В 1935 году Гуров выпустил спектакль по Островскому «Комик XVII столетия», однако этой работе также не суждено было стать достоянием публики. В 1936 году, после закрытия театра, перешел в театр имени МОСПС, а с 1938 года — в Ленком.
Во время Великой Отечественной войны Гуров трудился во фронтовом театре «Искра». С 1945 по 1946 годы — в студии при Камерном театре в качестве режиссёра и актера. После этого Евгений Алексеевич возвращается в Ленком, где работает более десяти лет — до 1959 года. В 1959 году Гурова приглашают в Магаданский областной музыкально-драматический театр имени Горького. Здесь Евгений Алексеевич вновь служит режиссёром и исполняет роли в спектаклях, а в середине 1960-х годов возвращается в Москву и начинает работу в кино. Его первой ролью в кинокартине стала работа в комедии Игоря Ильинского и Ханана Шмайна «Однажды летом». В дальнейшем Гуров оставил театр и только снимался в кино.
Умер 31 декабря 1987 года в Москве. Похоронен на Введенском кладбище.
Творчество
Роли в театре
Ленком
- «Вторая любовь» — селекционер
- «Живой труп» — Александров
- «Наш общий друг» — мистер Лэммль
- «Семья» — Егор, рыбак
- «Губернатор провинции» — Ганс Шмидт
- «За тех кто в море» — Будков, мичман, боцман катера № 101
- «Цель Жизни» — Феоктист Львович
Роли в кино
- 1936 — Однажды летом — зритель-ассистент на представлении
- 1938 — Доктор Айболит — Робинзон
- 1938 — Друзья — Магомет
- 1939 — Минин и Пожарский — Де Малло
- 1940 — Суворов — Вейротер
- 1940 — Яков Свердлов — прокурор
- 1946 — Глинка — сановник
- 1948 — Мичурин — гость Быкова
- 1955 — Земля и люди — Херувимов
- 1956 — Разные судьбы — член бюро парткома
- 1956 — Своими руками — председатель колхоза «Красный Октябрь»
- 1956 — Убийство на улице Данте — гримёр
- 1957 — Девушка без адреса — прораб Иван Романович
- 1957 — Дело было в Пенькове — корреспондент
- 1957 — Ночной патруль — Сергей Иванович Никифоров, главбух
- 1958 — Поэма о море — Григорий Львович Шиян
- 1959 — Василий Суриков — академик
- 1959 — Жестокость — шарманщик
- 1959 — Песнь о Кольцове
- 1959 — Шинель — человек в парике
- 1965 — Рано утром — дядя Саша, вахтёр
- 1965 — Сердце матери — член суда
- 1966 — Герой нашего времени — доктор
- 1967 — Анна Каренина — господин в театре
- 1967 — Операция «Трест» — камергер Ртищев
- 1968 — Ташкент — город хлебный — старик
- 1968 — Золотой телёнок — официант
- 1969 — Адам и Хева — старик-дагестанец
- 1969 — Варькина земля — дед Кондрат
- 1969 — Преступление и наказание — посетитель ресторана
- 1970 — Бег — смотритель
- 1970 — В Москве проездом… — продавец атласов и карт
- 1970 — Карусель — музыкант
- 1970 — Салют, Мария! — эпизод
- 1970 — Хуторок в степи — эпизод
- 1971 — Корона Российской империи, или Снова неуловимые — посетитель ресторана
- 1971 — Ехали в трамвае Ильф и Петров — бухгалтер
- 1972 — За всё в ответе — участник встречи выпускников
- 1973 — Семнадцать мгновений весны — хозяин птичьего магазина в Берне
- 1973 — Следствие ведут ЗнаТоКи. Побег — Василий Васильевич Полозов, дед
- 1973 — Совсем пропащий — старик на церемонии прощания
- 1973 — Вечный зов — доктор физико-математических наук
- 1974 — Абу Райхан Беруни — Прокл, византийский математик и астроном
- 1974 — Романс о влюблённых — сосед
- 1974 — Скворец и Лира — Вильгельм, нелегал
- 1975 — Агония — лакей императора
- 1975 — Бегство мистера Мак-Кинли — господин на симпозиуме
- 1975 — Это мы не проходили — доктор
- 1975 — Мальчик и лось — лодочник
- 1975 — Ольга Сергеевна — старый моряк
- 1976 — Два капитана — чиновник юстиции
- 1976 — Легенда о Тиле — священник
- 1976 — Пока бьют часы — придворный
- 1976 — Предательница — дядя Коля
- 1977 — Степь — чабан
- 1977 — Счёт человеческий
- 1977 — Хомут для Маркиза — старик в коридоре
- 1978 — Отец Сергий — генерал в свите Николая I
- 1978 — Подарок чёрного колдуна — Белый Оборотень, хозяин звонницы
- 1979 — Отец и сын — эпизод
- 1979 — Поэма о крыльях — фотограф
- 1979 — Фрак для шалопая — пассажир электрички
- 1981 — Две строчки мелким шрифтом — Пётр Петрович Генералов, революционер
- 1984 — Выигрыш одинокого коммерсанта — отец Нэнси
Награды и премии
Напишите отзыв о статье "Гуров, Евгений Алексеевич"
Примечания
Ссылки
- [kino-cccp.net/publ/4-1-0-5404 Гуров Евгений Алексеевич]
- [www.lenkom-bilet.su/actor-archive/evgeniy-alekseevich-gurov/ Евгений Алексеевич Гуров]
- [a-tremasov.ru/gurov-evgenij-alekseevich Евгений Гуров в Авторском проекте Алексея Тремасова]
Отрывок, характеризующий Гуров, Евгений Алексеевич
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais a propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les delices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
– Que voulez vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la paterienite, [Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви,] – сказал князь.
– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
– Что вы хотите, чтоб я делал! – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbeciles. [дураки.] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что то неожиданно грубое и неприятное.
– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
– Je suis votre [Я ваш] верный раб, et a vous seule je puis l'avouer. Мои дети – ce sont les entraves de mon existence. [вам одним могу признаться. Мои дети – обуза моего существования.] – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
