Гуруваюраппан

Статья по тематике Индуизм
История · Пантеон
Направления Вайшнавизм  · Шиваизм  · Шактизм  · Смартизм
Верования и практики Дхарма · Артха · Кама Мокша · Карма · Сансара Йога · Бхакти · Майя Пуджа · Мандир · Киртан
Священные писания Веды · Упанишады Рамаяна · Махабхарата Бхагавадгита · Пураны другие
Родственные темы Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша
Портал «Индуизм»

Гуруваюраппан (малаял. ഗുരുവായൂരപ്പന്‍; санскр. गुरूवायुरप्पन; Guruvāyūrappan ^IAST) — одна из форм мурти Кришны (Вишну) в индуизме. Гуруваюраппан почитается как полное проявление Кришны, неотличное от него. Поклонение Гуруваюраппану широко распространено в Южной Индии, где существует много посвящённых ему храмов, наиболее древним и известным из которых является храм Кришны в Гуруваюре. Согласно истории, описанной в Пуранах, установленному в этом храме божеству Гуруваюраппана поклонялся более 5000 лет назад отец Кришны Васудева. Божество изваяно из камня бисмута и изображает Кришну в стоящей позе с четырьмя руками, в каждой из которых он держит один из своих символов в форме Нараяны: раковину, диск, булаву и цветок лотоса. Гуруваюр также называют «Бхулока Вайкунтха», так как божество Гуруваюраппана имеет здесь ту же форму, что и Вишну в своей вечной духовной обители Вайкунтхе.

Этимология

В буквальном переводе с языка малаялам слово «Гуруваюраппан» означает «Господь Гуруваюра». Название мурти происходит от гуру (малаял. ഗുരു) —другого имени наставника полубогов Брихаспати; Ваю (малаял. വായു), бога ветра; и аппан (малаял. അപ്പന്‍), что в переводе означает «господь» или «отец». Так как, согласно легенде, мурти Кришны в Гуруваюре установили Брихаспати (Гуру) и Ваю, божество стало называться Гуруваюраппан.

История

История Гуруваюраппана до основания храма в Гуруваюре

Согласно индуистскому преданию, изложенному в Пуранах, божество Гуруваюраппан пришло из духовного мира Вайкунтхи в самом начале творения Вселенной. В Падма-калпу Гуруваюраппану поклонялся сам творец этой Вселенной Брахма. Когда в начале нынешней Вараха-калпы Сутапа и Пришни стали просить Брахму о сыне, Брахма подарил им мурти Гуруваюраппана и сказал, что, поклоняясь ему, они быстро добьются исполнения всех своих желаний. В течение многих лет Сутапа и Пришни поклонялись Гуруваюраппану, пока наконец сам Вишну не пришёл к ним и не пообещал им исполнить их желание — три раза стать их сыном. В своём первом рождении в Сатья-югу, Вишну родился у Сутапы и Пришни как Пришнигарбха. В этом своём воплощении, Вишну проповедовал важность брахмачарьи. В Трета-югу Сутапа и Пришни родились как Кашьяпа и Адити, а Вишну явился как их сын Вамана. В Двапара-югу, они родились как Васудева и Деваки. В этот раз их сыном стал Кришна. Таким образом, Вишну, во исполнение своего обещания, три раза подряд стал сыном Сутапы и Пришни, и все три раза мурти, которому они поклонялись, появлялось вместе с ними.

Васудева и Деваки поклонялись Гуруваюраппану в одном из храмов Двараки. Когда подошло время и Кришна должен был уйти из этого мира, он поручил заботу о Гуруваюраппане Уддхаве. После ухода Кришны Дварака погрузилась на дно океана, и божество скрылось в волнах. Уддхава обратился за помощью к наставнику полубогов Брахаспати и Ваю, богу ветра, которые спасли божество Гуруваюраппана из бурных волн. Уддхава наказал им найти подходящее место и установить там божество для поклонения.

Основание храма в Гуруваюре

Ваю и Брихаспати перенесли божество на юг, в Кералу. Там они встретили Парашураму, который ранее передал Гуруваюраппана Васудеве и Деваки. Он отвёл их в уединённое место у заросшего лотосами озера недалеко от океана. Согласно преданиям, в водах этого озера в своё время совершали аскезу легендарные Прачеты, сыновья царя Прачинабархи. Там же Шива научил их «Шива-гите», гимну в честь Вишну. Впоследствии озеро высохло и в наши дни его символической репрезентацией является находящийся около храма водоём Рудра-тиртха.

Брихаспати и Ваю сели на берегу и погрузились в медитацию. Через какое-то время Шива и его супруга Парвати восстали из глубин озера и предстали перед ними. Шива указал им на место, на котором надлежало построить храм для Гуруваюраппана, и объявил, что отныне это место будет называться Гуруваюр. Затем он удалился вместе с Парвати на другой берег озера, в Маммиюр, — место, на котором ныне расположен посвящённый Шиве храм Маммиюр. Паломники, совершая ритуальный обход храма Кришны, как правило поворачиваются лицом к храму Маммиюр и возносят Шиве молитвы. После этого, по указанию Брихаспати и Ваю зодчий девов Вишвакарма построил на указанном Шивой месте храм. Согласно другой версии легенды, на церемонии открытия храма для Шивы не оказалось достаточно места и он отошёл в сторону, на место где сейчас расположен храм Маммиюр. В X веке Шива в образе Шанкары снова пришёл в Гуруваюр, где почтил Кришну и восстановил поклонение в пришедшем к тому времени в упадок храме.

Нараяна Бхаттатири

В 1586 году великий поэт-святой Нараяна Бхаттатири вылечился от хронического ревматизма (по другой версии — от паралича), сочиняя свою поэму «Нараяниям» и декламируя её Гуруваюраппану в течение 100 дней. По обе стороны от Гуруваюраппана в алтаре стоят большие медные масляные лампады и с тех пор вытекающее из них масло считается средством от ревматизма и других телесных недугов. Люди со всех концов Индии с благоговением и верой применяют его для лечения своих болезней. По сей день в храме можно увидеть мандапам, где Нараяна Бхаттатири сидел и воспевал гимны во славу Гуруваюраппана.

Хотя согласно индуистским преданиям Гуруваюраппану поклоняются на этом месте уже более 5000 лет, исторических свидетельств тому не существует. Согласно историку К. В. Кришна Айеру, брахманы пришли и осели в этом регионе в период Чандрагупты Маурьи в IV веке до н. э. Впервые храм Гуруваюра упоминается в тамильской поэме XIV века «Кокасандешам». Благодаря «Нараяниям» и чудесному исцелению её автора храм Кришны в Гуруваюре получил широкую известность. Регулярные упоминания о Гуруваюре стали появляться к началу XVII века (примерно через 50 лет после написания «Нараяниям»).

Предания

Джанамеджая

В «Нарада-пуране» описывается история о махарадже Джанамеджае. Пандавы передали своё царство своему внуку Парикшиту и отправились в лес с намерением провести там остаток своих дней. Парикшит был проклят сыном оскорблённого им брахмана и умер от укуса царя змеев Такшаки. После смерти Парикшита, на престоле его сменил его сын Джанамеджая, который, желая отомстить за смерть своего отца, провёл огромное огненное жертвоприношение с целью уничтожить всех змей на земле, включая повинного в смерти Парикшита Такшаку. В результате миллионы змей сгорели в жертвенном огне, но жертвоприношение было остановлено брахманом по имени Астика и Такшака остался в живых.

Из-за того, что Джанамеджая был повинен в гибели миллионов змей, он заболел неизлечимой проказой. Однажды сын Атри мудрец Атрея встретил Джанамеджаю и посоветовал ему принять прибежище у стоп Кришны в Гуруваюре. Атрея сообщил махарадже, что в храме Кришны в Гуруваюре Кришна щедро раздаёт милость всем своим преданным. Атрея также поведал Джанамеджае об истории храма и его славе. Джанамеджая последовал совету мудреца и, приняв прибежище у стоп Гуруваюраппана, исцелился от проказы.

Шанкара

Однажды Шанкара, который считается в индуизме воплощением Шивы, совершая паломничество с помощью своих мистических сил пролетал в воздухе над Гуруваюром. Шанкара не спустился почтить Гуруваюраппана и тот остался недоволен его гордыней. Желая избавить Шанкару от ложной гордости, Кришна лишил его мистической способности летать и Шанкара упал с небес прямо перед храмом. После этого ум Шанкары полностью очистился от гордыни, он распростёрся перед алтарём и начал молить Кришну о прощении. В состоянии раскаянья и смирения, он составил гимн преданности во славу Гуруваюраппана.

Шанкара оставался в Гуруваюре сорок один день, медитируя на Кришну. Посоветовавшись с брахманами, он установил порядок ритуалов и предложений в храме, который в общих чертах сохранился и по сей день.

Манджула и цветочная гирлянда

Одно из чудес, явленных Гуруваюраппаном, связано с именем простой деревенской девушки Манджулы, дочери подметальщика улиц. В традиционном индуистском обществе подметальщики улиц и члены их семей считаются неприкасаемыми. Их удел — испытывать всю жизнь на себе презрение людей. Однако перед Кришной все равны — он ценит не богатства и знатное происхождение, а искренность и простоту. Каждые две недели Манджула приходила в Гуруваюр из своей деревни, чтобы поднести Кришне гирлянду из выращенных ею цветов. Но однажды внезапно нагрянувший тропический ливень размыл дороги и задержал её в пути. Манджула оказалась у дверей храма поздно ночью, когда они уже были закрыты на замок. Простодушная девушка опустилась на землю под баньяновым деревом, которое росло около храма, и горько заплакала. Вдруг из ночной тьмы перед ней появился Пунтханам и спросил, почему она так горько плачет. Девушка объяснила, что она сделала и принесла гирлянду для Кришны, а двери в храм уже закрыты и теперь эта гирлянда никому не нужна. Пунтханам успокоил её, заверив, что Кришна никогда не отвергает того, что подносят ему его бхакты. Он велел ей положить гирлянду на камень под деревом и отправляться на ночлег.

Нехотя Манджула покорилась. А в три часа утра вместе с другими паломниками она уже ждала, когда откроются двери храма. Гирлянды под деревом почему-то не было. В положенный срок к храму подошёл пуджари и пустил всех во внутрь. Когда паломники вошли в храм, все, начиная с самого пуджари, поразились, увидев на Гуруваюраппане свежую гирлянду — на ночь все цветочные украшения с божества снимают. Манджула стояла перед Кришной, оцепенев, не в силах произнести ни слова, и только слёзы счастья катились из её глаз. Пуджари попытался снять гирлянду с божества, но ему это не удалось. Тогда присутствовавший при этом Пунтханам узнал в ней ту самую гирлянду, которую Манджула оставила под баньяновым деревом. После того, как он рассказал всем присутствующим о том, что случилось прошлой ночью, гирлянда сама упала с божества. Говорят, что она не увядала целый месяц. Все паломники в восторге устроили киртан и пошли поклониться баньяновому дереву, которое с тех пор в честь Манджулы называется Манджулал.

Литература

• Parmeshwaranand, Swami (2001), [books.google.com/books?id=QxPCBCk3wVIC Encyclopaedic dictionary of Purāṇas], Sarup & Sons, ISBN 8176252263, <books.google.com/books?id=QxPCBCk3wVIC>

Отрывок, характеризующий Гуруваюраппан

Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.