Гурьянов, Павел Яковлевич

Павел Яковлевич Гурьянов
Дата рождения	15 декабря 1918(1918-12-15)
Место рождения	село Щербеть, Спасский уезд, Казанская губерния, РСФСР
Дата смерти	16 июня 1960(1960-06-16) (41 год)
Место смерти	Казань, Татарская АССР, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	войска связи
Годы службы	1939—1945
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Павел Яковлевич Гурьянов (1918—1960) — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1943).

Биография

Павел Гурьянов родился 15 декабря 1918 года в селе Щербеть Спасского уезда Казанской губернии (ныне Спасского района Татарстана) в рабочей семье. Окончил школу-семилетку, после чего работал мотористом на пароходе, а затем слесарем на различных предприятиях в Казани. В 1939 году Гурьянов был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. Проходил службу на Дальнем Востоке. С мая 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны. Принимал участие в боях на Брянском, Центральном, Воронежском, 1-м Украинском фронтах. Участвовал в боях под Воронежем, Курской битве, освобождении Украинской ССР и Польши, Берлинской и Пражской операциях. К сентябрю 1943 года сержант Павел Гурьянов командовал отделением телефонно-кабельного взвода 622-й отдельной роты связи 74-й стрелковой дивизии 13-й армии Центрального фронта. Отличился во время форсирования Десны и битвы за Днепр.

В ходе переправы советских войск через Десну в районе села Оболонье Коропского района Черниговской области Украинской ССР Гурьянов, соорудив плот, переправил своё отделение на западный берег реки, а затем в течение нескольких суток, плавая на бревне, устранял повреждения, обеспечив бесперебойную связь штабу дивизии с западным берегом, причём помимо основной линии связи проложил через реку ещё и запасную. В ночь с 23 на 24 сентября 1943 года во время переправы через Днепр в районе села Комарин Брагинского района Гомельской области Белорусской ССР вместе со своим отделением Гурьянов одним из первых переправился через реку и проложил связь. В дальнейшем ему пришлось пять раз переплывать на лодке Днепр, устраняя повреждения на линии.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 октября 1943 года за «мужество, отвагу и героизм, проявленные в боях с немецкими захватчиками» сержант Павел Гурьянов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 3277.

В 1945 году в звании старшего сержанта Гурьянов был демобилизован. Проживал и работал в Казани. Скончался 16 июня 1960 года, похоронен на Арском кладбище.

Был также награждён рядом медалей. В селе Щербеть Гурьянову установлен памятник.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Навечно в сердце народном. 3-е изд., доп. и испр. — Минск, 1984.
• Плесцов К. М. Люди высокого подвига. — М., 1962.
• Ханин Л. Герои Советского Союза — сыны Татарии. — Казань, 1969.

Отрывок, характеризующий Гурьянов, Павел Яковлевич

– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.