Гусейнов, Вагиф Алиовсат оглы
| Вагиф Гусейнов азерб. Vaqif Əliövsət oğlu Hüseynov | |||
| |||
|---|---|---|---|
| август 1989 — 13 сентября 1991 | |||
| Предшественник: | Иван Иванович Гореловский | ||
| Преемник: | Ильгусейн Гусейнов | ||
| Рождение: | 27 ноября 1942 (81 год) Куба (город), Кубинский район, Азербайджанская ССР | ||
| Образование: | Азербайджанский государственный университет | ||
| Профессия: | Журналист | ||
| Военная служба | |||
| Годы службы: | 1989—1991 | ||
| Принадлежность: | СССР | ||
| Звание: | Генерал-майор | ||
| Командовал: | КГБ Азербайджанской ССР | ||
| Награды: |
| ||
Вагиф Алиовсат оглы Гусейнов (азерб. Vaqif Əliövsət oğlu Hüseynov ; род. 27 ноября 1942) — советский, азербайджанский и российский общественный и государственный деятель, председатель КГБ Азербайджанской ССР (1989—1991), главный редактор журнала «Вестник аналитики», генерал-майор.
Содержание
Биография
Вагиф Гусейнов родился 27 ноября 1942 года в городе Куба (Азербайджанская ССР).
В 1970 году окончил факультет журналистики Азербайджанского государственного университета[1], после чего начал работать в качестве журналиста в ряде печатных органов, газетах — «Спорт», «Молодёжь Азербайджана», «Олимпийская панорама», а также на телевидении. С 1970 года — член Союза журналистов СССР.
Партийная и государственная деятельность
С 1973 по 1978 годы — секретарь, затем первый секретарь ЦК ЛКСМ Азербайджана. С 1978 по 1980 годы являлся секретарём ЦК ВЛКСМ по международным вопросам в Москве. С 1980 по 1983 год — первый секретарь Бакинского городского комитета компартии Азербайджанской ССР[1]. В 1984 году он стал президентом Национального олимпийского комитета Азербайджана, а с 1986 года первым заместителем начальника Управления по обслуживанию дипломатического корпуса МИД СССР. С 1988 года — заведующий отделом организационно-партийной работы ЦК КП Азербайджана[2]. Являлся членом ЦК Компартии Азербайджанской ССР, депутатом Верховного Совета Азербайджанской ССР трёх созывов. С августа 1989 по 13 сентября 1991 года — председатель Комитета государственной безопасности Азербайджанской ССР (КГБ Азербайджана).
Являлся участником проводимых советскими войсками мероприятий в Баку, приведших к трагическим последствиям в январе 1990 года.
В отставке
С приходом к власти в стране сторонников Народного фронта, Гусейнов был арестован. Его обвинили в «способствовании направлению войск МВД СССР и советской армии, что послужило поводом для принятия указа о чрезвычайном положении в Баку», а также в том, что в январе 1990 года «через сотрудников группы 'Альфа' КГБ СССР с целью ослабления Азербайджанского государства и лишения населения правдивой информации о происходящих событиях организовал взрыв энергоблока на Азербайджанском телевидении и радиовещании» и нанёс государственный ущерб в размере 260 тыс. руб[3]. Следствие также установило, что по его распоряжению жене одного из сотрудников КГБ, которая являлась армянкой по национальности, поменяли паспорт, сменив национальность, имя и отчество на азербайджанские[3]. Доказать вину бывшего председателя КГБ Азербайджана не удалось и в 1993 году он был освобождён. В 1996 году в интервью газете Коммерсантъ Гусейнов так прокомментировал выдвинутые против него обвинения:
|
"Предъявленные обвинения противоречат просто здравому смыслу. Советские войска, к примеру, с 1920 года не покидали территории Закавказья. Что касается взрыва энергоблока на телевидении, то КГБ не имеет к нему никакого отношения. Группа 'Альфа' никогда не находилась у меня в подчинении. Более того, нами и было возбуждено уголовное дело по факту взрыва. Изменения в паспорте жены некоего Алиева были произведены не по моей личной инициативе, а согласно указанию КГБ СССР о мерах по усилению собственной безопасности сотрудников КГБ и членов их семей.
Впрочем, мне ещё в конце 1994 года стало известно об указании Гейдара Алиева сфабриковать уголовное дело. Я, к примеру, знаю, что осенью 1995 года к бывшему начальнику оперативно-технического отдела КГБ Азербайджана (сейчас он руководитель одного из подразделений налоговой службы России) приехал его коллега по КГБ и от имени азербайджанских властей предложил следующее. Ему дают трёхкомнатную квартиру и 150 тыс. $ за показания о том, что он получил от меня приказ о прослушивании телефонных разговоров Ханбабаева. Когда он отказался, сумма была увеличена вдвое. Но он всё равно не взял"[3]. |
|
После освобождения, Вагиф Гусейнов перебрался в Москву. Принял российское гражданство[3]. 17 января 1996 года прокуратура Азербайджана обвинила Вагифа Гусейнова в убийстве директора издательства «Азернешр» Аждара Ханбабаева в 1990 году, должностном подлоге и организации взрыва на телевидении и потребовала от России экстрадировать его на родину, но Генпрокуратура России отказала в выдаче бывшего председателя КГБ.[3].
Деятельность в Москве
В 1997 году Гусейнов совместно с главным редактором газеты «Санкт-Петербургские ведомости» О. Кузиным создал информационное агентство «Росбалт», с 1997 года по 1999 год был председателем Совета директоров этого агентства[1]. С 1998 года он член Совета по внешней и оборонной политике, а с 2000 года — директор Института стратегических оценок и анализа[1]. Член Российско-китайского Комитета дружбы, мира и развития, а также член правления Совета Средиземноморско-Черноморских исследований (Институт Европы РАН), член правления общества «Россия — Германия».
Награды
Напишите отзыв о статье "Гусейнов, Вагиф Алиовсат оглы"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [viperson.ru/wind.php?ID=186468 Гусейнов Вагиф Алиовсатович] (рус.), viperson.ru.
- ↑ [www.labyrinth.ru/content/card.asp?cardid=27508 ГУСЕЙНОВ Вагиф - БД "Лабиринт"] (рус.), База данных "Лабиринт.
- ↑ 1 2 3 4 5 ЮЛИЯ Ъ-ПАПИЛОВА. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=243655 Россия не выдает Азербайджану генерала] (рус.), Газета «Коммерсантъ» (23.11.1996).
Ссылки
- [www.mns.gov.az/huseynofvagif_ru.html Гусейнов Вагиф Алиовсат оглы]
Отрывок, характеризующий Гусейнов, Вагиф Алиовсат оглы
– Что сделал?– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
