Гусейнов, Чингиз Гасан оглы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чингиз Гасан оглы Гусейнов
Научная сфера:

литературоведение, культурология

Учёная степень:

доктор филологических наук

Учёное звание:

профессор

Награды и премии:

Чинги́з Гаса́н оглы́ Гусе́йнов (род. 20 апреля 1929, Баку) — азербайджанский и российский писатель, литературовед, культуролог, переводчик, доктор филологических наук (1979), профессор (1980), заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР (1989), профессор филологического факультета МГУ, с 2014 года проживает в ИзраилеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2899 дней].





Биография

Чингиз Гусейнов окончил филологический факультет МГУ в 1952 году и аспирантуру Института востоковедения АН СССР в 1956 году. В 2000 году награждён Орденом Дружбы[1].

Живёт в Москве (с 1949 г.). Член Союза писателей СССР (1959). Академик Международной академии информатизации (1993). Пишет на азербайджанском и русском языках.

Работал консультантом в Комиссии по литературам народов СССР при Союзе писателей СССР (1955—1971). С 1972 года — на научно-педагогической работе: Академия общественных наук при ЦК КПСС (доцент, профессор кафедры литературы и искусства, 1972—1991); Литературный институт им. М. Горького при Союзе писателей СССР (кафедра теории перевода, 1959—1964, кафедра советской литературы, 1970—1975); МГУ (кафедра истории русской литературы нового и новейшего времени, 1996—2012); Академия переподготовки работников искусства, культуры и туризма (АПРИКТ) при Министерстве культуры РФ (кафедра гуманитарных наук (с 1992 по н/в).

Специалист в области литературы народов России и бывшего СССР. С лекциями и докладами по вопросам национальных культур, языков, истории литератур народов СССР и России выступал на Всесоюзных, Всероссийских и Международных научных и научно-практических конференциях (1960—2010-е гг.), в Венгрии, Германии, Польше, Болгарии (1970—1980-е гг.), Вашингтонском Институте мира (1992), Франции (1994, 1996, 1999, Институт восточных языков при Сорбонне), Ягеллонском университете в Кракове (2000), Культурно-просветительском Обществе «Сулеймание» в Стамбуле (2006), Восточном университете в Таллинне (2009), Анкарском университете (2013).

Подготовил около сорока аспирантов, три доктора наук по специальностям: многонациональная советская литература, литература народов РФ, культурология, философия (эстетика).

Автор ряда научных книг, учебных пособий: «Проблема двуязычного художественного творчества в советской литературе» (М., 1972); «Формы общности советской многонациональной литературы» (М., 1978); «Этот живой феномен. Многонациональная советская литература вчера и сегодня» (М., 1987); «О национальных конфликтах: культурные аспекты» (М., 1995); «Религия в системе культуры» (М., 2012).

Ч. Гусейнов — председатель Совета по азербайджанской литературе Международного содружества писательских союзов (МСПС), член Совета Федеральной национально-культурной автономии азербайджанцев России (ФНКА «Азеррос»), член Правления Всероссийского азербайджанского конгресса (ВАК), член диссертационных советов на филологическом факультете МГУ и АПРИКТ. Об авторе существует монографическое исследование — «литературоведческий роман» Елены Твердисловой «Чужая тайна: о Чингизе Гусейнове, писателе и азербайджанце» (М., «Academia»,1996), защищён ряд диссертаций. Сведения об авторе содержатся в «Краткой литературной энциклопедии» (М., т.9, 1978), «Большом Российском энциклопедическом словаре» (М., все годы изданий), «Литературном энциклопедическом словаре» (М., 1987), «Большой Российской энциклопедии» (М., т.6, 2006).

Женат. Сын — филолог Г. Ч. Гусейнов (род. 1953). Внучка — историк Дина Гусейнова (род. 1981).[2]

Творчество

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Перу Ч. Гусейнова принадлежит множество книг прозы, в том числе шесть романов, изданных на многих языках мира.

Популярность принесли романы «Магомед, Мамед, Мамиш» (М., 1975) о мафиозности властных структур и «Семейные тайны» (М., 1986, расширенное издание - 1991) о господстве высокопоставленного клана, диктующего условия жизни в масштабах деградирующего общества.

В так называемом компьютерном романе «Директория Igra» (М., 1996, пятый в РФ рейтинг популярности среди произведений подобного типа) межнациональные конфликты в стране показаны как результат политических игр по захвату власти.

Одно из значительных произведений автора — исторический роман «Фатальный Фатали» (1983) «о жизни, уже однажды прожитой» (М., 1983), воссоздает непростые российско-кавказские отношения в Х1Х веке, изображает колониальную политику царизма на Кавказе, кавказские войны, национально-освободительное движение Шамиля, неизбежность появления в условиях деспотии бунтующей личности.

«Доктор N» (в двух книгах. М., 1998), или «страницы ненаписанного романа, существующего лишь в воображении», охватывает события в России и на Кавказе начала ХХ века, крушение империи. Роман завершает исторический лексикон, в который вошло свыше пятисот реальных и вымышленных действующих лиц.

В новой редакции Гусейнова вышел Коран («Суры Корана, расставленные по мере ниспослания их Пророку», М., 2002). Сюжет «коранического повествования» — художественно-исследовательского романа «Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина» (2003, второе дополненное издание — 2008, «Мерадж») строится на парадоксальном мифе небошествия пророка Мухаммеда, перенесения его из Мекки в Иерусалим, а оттуда на семь небес, встречам с пророками Адамом, Ноем, Авраамом, Моисеем, Иисусом, Всевышним. Концепция романа, осмысливающего феномен пророчества, активно противостоит конфронтации этносов и религий, утверждает согласие и мир на Земле.

Ч. Гусейнов — автор книги эссеистики: «Самая большая скорость — это скорость жизни» (М., 2003), сочинений мемуарного жанра. Из книг последнего времени — повествование «Минувшее — навстречу» (М., 2009), а также триптих романов «Освобожденный подтекст» (М., 2010).

В переводе на русский язык автор выпустил ряд произведений азербайджанской классики (Сабир, Мамедкулизаде, Самед Вургун, Абульгасан, Мехти Гусейн, Расул Рза, Мирза Ибрагимов, поэзия народных поэтов-ашигов ХVII-ХХ вв и др.).

Книги

  • Mənim bacım. Bakı: Azərnəşr, 1962, 140 səh.
  • Əriyən heykəl, B., Azərnəşr, 1964, 140 səh.
  • Ветер над городом. М.: Советский писатель, 1965, 252 стр.
  • Çətin yoxuş. Bakı: Azərnəşr, 1969, 252 səh.
  • Novruzgülü. Bakı: Gənclik, 1969, 192 səh.
  • Adını demədi. Bakı: Gənclik, 1973, 152 səh.
  • Угловой дом. М.: Советский писатель, 1975, 256 стр.
  • Магомед, Мамед, Мамиш. М.: Советский писатель, 1977, 224 стр.
  • Adalar. Bakı: Gənclik, 1980, 308 səh.
  • Восточные сюжеты. M.: Советский писатель, 1980, 464 стр.
  • Неизбежность. M.: ПоЛит, 1981, 320 стр.
  • Фатальный Фатали. M.: Советский писатель, 1980, 464 səh.
  • Fətəli Fəthi. Bakı: Yazıçı, 1988, 710 səh.
  • Семейные тайны. M.: Советский писатель, 1986, 300 стр.
  • Фатальный Фатали. M.: Kнига, 1987, 350 стр.
  • Избранные. M.: Художественная литература, 1988, 608 стр.
  • Этот живой феномен. M.: Советский писатель, 1988, 432 стр.
  • «Директория Igra». Компьютерный роман. М., «Издательский Дом Русанова». 1996. 272 с. Тираж 5000.
  • «Доктор N». Роман в 2 книгах. М., «Московский рабочий». 1998. Кн. 1. 245 с. Кн. 2. 280 с. Тираж 2000.
  • «Ибн Гасан. Суры Корана, расставленные по мере ниспослания пророку» (подготовка текста, перевод, комментарии). М., «Три квадрата». 2002. 496 с. Тираж 1000.
  • «Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина». Кораническое повествование о пророке Мухаммеда. М., «Вагриус», 2003. 512 с. Тираж 1000.
  • «Самая большая скорость — скорость жизни». Сб. эссе. М., «Азеррос», 2003. Тираж 1000.
  • «Нескончаемое письмо». Роман. М., «Риф-Рой», 2006. 184 с. Тираж 1000.
  • «Мерадж». Роман о пророке Мухаммеде. Баку, 2008. «Ганун», 564 с. Тираж 1000.
  • «Минувшее — навстречу». Мемуарное повествование. М., «Флинта», 2009, 712 с., именной указатель. Тираж 1000.
  • «Освобожденный подтекст». Триптих романов. М., Б. С. Г.-ПРЕСС. 2010. 736 с. Тираж 1000.
  • «Фатальный Фатали». Роман. М., 2011, «Академия», 512 с. Тираж 1000.

Статьи:

  • Булат Окуджава и кавказские войны. В кн. Булат Окуджава: его круг, его век. Материалы Второй международной научной конференции. Выпуск II. М., «Соль». 2004. С.57-61
  • Русскость нерусских. // Вопросы литературы. — 2006. — N март-апрель. — С. 223—261.
  • Memor-портреты: Виктор Урин, Павел Антокольский, Александр Штромас, Назым Хикмет, Иосиф Гринберг // Знамя. 2006, № 8
  • Memor-портреты: Аделина Адалис, Арсений Тарковский // Знамя. 2007/10.
  • Авраамический треугольник: во исполнение внутреннего наказа. // Лехайм, 2007/11.
  • «Мемуарные заметки московского бакинца. Поезд в будущее». В кн. «Москва — Кавказ. Россия кавказской национальности». М., «Грифон», 2007, 23-99 с.
  • Пять портретов: Самед Вургун, Юрий Трифонов, Геннадий Айги, Марк Сароян, Абидин Дино // Дружба народов. — 2007/8. — С. 189—201.
  • Memor-портреты: Муза Павлова и Владимир Бурич, Николай Вильмонт. // Знамя, 2009/2.
  • «Сны Каляма» (37 снов) в электронной книге (для изучающих русский язык), Баку, 2012. 75 с. www.contact.az/books/sni_kalama_ru.htm
  • «Qələmın yuxuları» (37) еlektron kitabda (dilimizi öyrənənlər üçün dərslik). Bakı, 2012. 75 с.
  • www.contact.az/books/sni_kalama_az.htm
  • Восемь заметок: «Каменные сны», «Закон о долме и шашлыке», «Правдивое слово — уже политика», «Вечный, вечный Сабир», «Идол в мечети?», «Мирза-Фатали
  • Ахундов — 200», «Смерть искусства», "В который раз про «Обманутые звёзды». Баку,
  • Радио «Азадлыг», 2013: www.radioazadlyg.org/content/blog/25121074.html
  • www.azadliq.org/content/article/24940216.html
  • kultura.az/articles.php?item_id=20120419045909066&sec_id=17&lang=ru

О творчестве Ч. Гусейнова защищены кандидатские диссертации: Бабаева Э. С. "Жанрово-стилевое своеобразие романов Ч. Г. Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш» и «Семейные тайны». Махачкала — 2007.

Напишите отзыв о статье "Гусейнов, Чингиз Гасан оглы"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гусейнов, Чингиз Гасан оглы

– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.