Гусли

Гусли
Гусли крыловидные академические 15-струнные
Классификация	Струнный щипковый музыкальный инструмент, хордофон
Родственные инструменты	Кантеле, каннель, канклес, цимбалы, канун, куоклэ, кюсле, крезь
Связанные статьи	Русская народная музыка, Боян

ГуслиГусли

Гусли (др.-рус. гѫсли, ст.-слав. * gǫslъ < gǫdslъ, мн. * gǫsli, связанное с гудеть) — различные по конструкции и происхождению струнные музыкальные инструменты, распространённые в России. Наиболее древним русским струнным щипковым музыкальным инструментом являются гусли лирообразные. В древности гуслями могли называться все струнные музыкальные инструменты.

Традиционно различают несколько видов щипковых гуслей, которые связаны между собой общим названием, при этом являются разными инструментами.

Музыкантов, играющих на гуслях, называют гуслярами.

История

Гусли — музыкальный инструмент, разновидностью которого является арфа, кифара, лира, псалтерий, жетыген. Также с гуслями имеют сходство древнегреческая кифара (бытовала гипотеза, что именно она является предком гуслей, на самом же деле кифара — древнегреческая ветвь эволюции гуслей), армянский канон и иранский сантур; к ним относятся: гусли чувашские, гусли марийские (черемисские), гусли клавирообразные и гусли, имеющие сходство с финским кантеле, латышским кокле и литовским канклес.

На гуслях играют герои русского былинного эпоса: Садко, Добрыня Никитич, Соловей Будимирович.

Исследователи начала XX века отмечали поразительное сходство современных им чувашских и марийских (черемисских) гуслей с изображениями этого инструмента в средневековых русских рукописях (например, в Служебнике XIV века, где в заглавной букве Д представлен человек, играющий на гуслях, и в Макарьевской Четье-Минее 1542 года). На этих изображениях исполнители держат гусли на коленях и зацепляют струны пальцами. Совершенно таким же образом в начале XX века играли на гуслях чуваши и марийцы (черемисы). Струны их гуслей были кишечные. Число их не всегда было одинаково. Псалтиревидные гусли, как полагают, занесены были в Россию греками, а чуваши и марийцы (черемисы) заимствовали этот инструмент от русских. (Возможно у современных им греков и египтян древние израильтяне научились делать струнные инструменты. В результате уже ко временам Давида в древнем Израиле получила распространение псалтирь.)

Клавирообразные гусли, встречавшиеся ещё и в начале XX века преимущественно среди русского духовенства, представляли собой усовершенствованный вид псалтиревидных гуслей. Этот инструмент состоял из прямоугольного резонансового ящика с крышкой, который покоился на столике. На резонансовой доске делалось несколько круглых вырезов — голосников, — и к ней прикреплялись два вогнутых деревянных бруска. В один из них ввинчивались железные колки, на которые наматывались металлические струны. Другой же брус играл роль приструнника, то есть служил для прикрепления струн. Клавирообразные гусли имели фортепианный строй, причём струны, соответствующие чёрным клавишам, помещались ниже соответствующих белым клавишам на фортепианной клавиатуре.

Для клавирообразных гуслей существовали ноты и музыкальная школа, созданная в начале XIX века Фёдором Кушеновым-Дмитревским. Им была составлена книга «Школа или самоучитель для гуслей»

Изготовление гуслей

Обычно делаются из уже обработанной доски, иногда — из деревянной колоды, которую расщепляют под нужные размеры. Технология изготовления достаточно проста. Сначала мастер подбирает древесину. Это может быть и сосна, и ель, иногда — кедр. Раньше также использовали, а иногда и сейчас, яблоню и клён явор. Затем у расщеплённой и высушенной должным образом доски обозначают форму, вырубают открылок и порожек для колков, если они деревянные. После мастер, обычно вручную, выбирает сзади, спереди или с торца (редкий способ) древесину, создавая резонирующую пустоту. Затем мастер прорубает голосник (резонаторное отверстие) или выжигает несколько маленьких отверстий. На место, с которого мастер начал выбирать инструмент, устанавливают голосную доску (деку). Иногда её втапливают в корпус, а иногда накладывают сверху. Крепить её могут как гвоздями, так и клеем.

Виды

Крыловидные (звончатые)

Также называются яровчатыми (от слова явор (клён белый) — порода дерева, из которой изготавливается корпус гуслей, кроме еловой деки инструмента). Исторически самые первые виды гуслей. Как правило, являются солирующим или аккомпанирующим голосу певца инструментом. Имеют диатонический звукоряд.

Крыловидные гусли были распространены в XIX—XX вв. в северо-западных районах России, в том числе граничащих с Прибалтикой, Карелией и Финляндией, где бытуют родственные инструменты: канклес, кокле, кантеле и каннель. Наибольшее количество инструментов было встречено исследователями в Псковской и Новгородской областях. Крыловидные гусли имеют разнообразную форму, струны натянуты веерообразно, сужаясь к «пятке» (место, где находится струнодержатель). В основном можно выделить инструменты со скошенным корпусом, который сужается по мере приближения к струнодержателю. Толщина инструмента варьируется от 4 до 6 см, а длина — не более 800 мм. Особенной чертой является тонкий, около 6-11 мм, открылок. Во время игры он используется для поддержки левой руки, которая от неподвижного нависания над струнами быстро устаёт. Этот вид гуслей имеет от 5 до 17 струн, чаще 6-9, настроенных по ступеням диатонической гаммы (иногда в миксолидийском ладу (пониженная 7-я ступень). Так же нижние или верхние крайние струны могут настраиваться как бурдонные, то есть постоянно звучащие при игре. Существует около 12 различных способов настройки гуслей. На крыловидных гуслях играют, как правило, разом затрагивая все струны («бряцание») и глуша ненужные струны пальцами левой руки. Это достигается постановкой трёх (иногда четырёх) пальцев между струн, что позволяет быстро менять аккорды. Обычно удар идёт сверху вниз, но для большей плавности звука часто добавляются равные им по силе удары снизу вверх. Играют так же и мелодии (техника «набивания», «выборная», «подщипывания»). Иногда гусляры используют приёмы выщипывания звуков и пальцами левой руки, это обычно безымянный и большой пальцы.

Шлемовидные (гусли-псалтирь)

Шлемовидные или гусли-псалтирь. Долгое время в отечественной историографии доминировало мнение о древнерусском происхождении этого инструмента. Позднее появились предположения о заимствовании инструмента этого типа у народов Поволжья. На данном этапе изучения этого вопроса исследователи придерживаются более осторожных взглядов, при этом указывая на возможную взаимосвязь гуслей-псалтиря с западноевропейским псалтериумом.

По мнению историка А. А. Новосельского, на Руси этот вид гуслей был заимствован у западноевропейских народов: на это указывает внешнее сходство и название гуслей-псалтырей с музыкальным инструментом псалтерий (лат. psalterium). Шлемовидные гусли появились на Руси в XIV веке.

В Великом Новгороде на всех пяти находках с изображением музыкальных инструментов имеется изображение музыканта (гудца) с инструментом типа шлемовидных гуслей.

Гусли-псалтирь имеют форму шлема или холма и от 10 до 26 струн такой же настройки, что и у крыловидных (пониженная седьмая ступень). Гусли ставятся так же, как и крыловидные, вертикально на колени музыканта. Правая рука выщипывает мелодию на верхних струнах, задействуя все пальцы, а левая — аккорды, обычно в квинту или кварту на нижних. Можно встретить также и технику игры обеими руками в октаву у марийцев (черемисов).

Лирообразные

Так же их называют гусли с игровым окном. Имели распространение на территории Древней Руси и Польши в XI—XIII вв (Новгород, Старая Русса, Гданьск и Ополе). Самые ранние находки происходят из Новгорода и польского города Ополе, которые датируется XI веком.

Гусли с игровым окном имеют проём в верхней части инструмента (игровое окно). Этот признак роднит данный инструмент с другими лирообразными инструментами. Вероятно, в игровое окно помещалась левая рука музыканта и пальцами производилась манипуляция со струнами (глушились/подщипывались). Правой рукой музыкант ударял по струнам ближе к струнодержателю. Инструмент при игре держали вертикально, нижним концом упирая в колено или в пояс. При игре на ходу или стоя мог упираться в бедро.

Стационарные

Также клавироподобные, прямоугольные и столообразные. Имеют хроматический звукоряд. Инструмент создан в XVI—XVII вв. на основе гуслей звончатых и шлемовидных. Бытовал и как переносной инструмент, который возлагался горизонтально на колени гусляра. В основном же был распространён как неподвижный инструмент с количеством струн 55—66. Использовались такие гусли в русских домах зажиточных горожан, в том числе среди духовенства, отчего такие гусли также именовались поповскими.

Щипковые

Щипковые и клавишные гусли могут также называться академическими или концертными. Строй и диапазон звучания щипковых гуслей такой же, как и у клавишных гуслей, но техника игры более сложная. Защипывание струн производится обеими руками: левая создаёт аккомпанемент для мелодии, исполняемой правой рукой. Струны натянуты в двух плоскостях: в верхней располагается гамма Ля мажор, в нижней остальные звуки.

Клавишные

Созданы Н. П. Фоминым в 1905 году на основе прямоугольных гуслей. Используются в оркестрах народных инструментов в основном как аккомпанирующий инструмент для игры аккордами. Левой рукой исполнитель нажимает на клавиши, а правой защипывает струны при помощи кожаного медиатора, или, иногда, без него.

Основной приём игры — арпеджиато от нижнего звука к верхнему. Диапазон звучания составляет 4—6 октав: например, для 4-х октавных гуслей от Ля большой октавы до Ля третьей; для 5-октавных от Ля контроктавы до Ля третьей; для 6-октавных от Ля контроктавы до Ля четвёртой. Количество клавиш 13, соответствует диапазону звучания в одну октаву, как правило, от До до ноты До следующей октавы. Нажатие клавиши открывает соответствующие ей по тону струны в разных октавах Также, у инструмента есть специальная клавиша, поднимающая демпферы над всеми струнами для возможности исполнения хроматического глиссандо.

Техника игры

Звончатые гусли

На гуслях играют сидя или стоя. При игре сидя гусли ставят на колени ребром, слегка наклонив к корпусу.

Музыкальный репертуар для гуслей разнообразен.. Игра под песни отличается плавностью ударов. Игра под пляску, наоборот.

1. для 9-струнных гуслей (Псковская область) Соль-до-ре-ми-фа-соль-ля-си бемоль-до;
2. для 9-струнных гуслей (Новгородская, Псковская области) Си бемоль-до ре-ми-фа-соль-ля-си бемоль-до;
3. для 12-струнных гуслей (Новосибирская область) До-до-соль-до-ре-ми-фа-соль-ля-си бемоль-до-до;
4. для 5-струнных гуслей (бельгийский музыковед д-р Гютри, 17 в.) (Ленинградская область) До-фа-соль-си бемоль-до;
5. строй южнорусский (Воронежская, Курская, Орловская губернии) Соль-си бемоль-до-ре-ми.

Настройка гуслей академической школы (оркестры народных инструментов) такая же как и у прибалтийских (кокле, канклес) и финно-угорских инструментов (кантеле, каннель, санквылтап, нарс-юх), без понижения седьмой ступени: До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до.

Исполнители

Краткий список исполнителей и других деятелей, внёсших значительный вклад в историю гуслей:

• Жук Любовь Яковлевна (род. 1955, исполнитель, преподаватель, Заслуженная артистка РФ, зав. кафедрой «Национальные инструменты народов России» РАМ им. Гнесиных, автор книги «Искусство игры на гуслях»)
• Поветкин Владимир Иванович (1943—2010, музыковед, реставратор)
• Смоленский Осип Устинович (1872(?)—1920, основатель и руководитель Хора гдовских гусляров)

См. Категория: Гусляры

Факты

• Гусли в описанном выше виде в сущности, чисто русский феномен. Музыкальные инструменты со сходными названиями есть у многих славянских народов: гусле — у сербов и болгар, gusle, guzla, gusli — у хорватов, gosle — у словенов, guslic — у поляков, housle ('скрипка') y чехов. Однако инструменты эти довольно разнообразны, и многие из них — смычковые (например, guzla, у которой только одна струна из конского волоса).
• В переводах Библии на русский язык гуслями называли киннор.

См. также

• Кантеле — карельский и финский инструмент
• Канклес — литовский инструмент
• Цитра — австрийский и германский инструмент
• Бандура — украинский инструмент
• Арфа
• Гусле — смычковый инструмент южных славян

Литература

• Васильев Ю.А., Широков А.С. Рассказы о русских народных инструментах. — М.: Советский композитор, 1986. — 88 с.
• Вертков К.А. Русские народные музыкальные инструменты. — Л.: Музыка, 1975. — С. 71—80. — 280 с.
• Жук Л.Я. Искусство игры на гуслях. — М.: РАМ им. Гнесиных, 1998. — 188 с.
• Максимов Е.И. О.У. Смоленский // Российские музыканты-самородки. — М.: Советский композитор, 1987. — С. 119—143. — 200 с.
• Максимов Е.И. Хор Гдовских гусляров О.У. Смоленского // Оркестры и ансамбли русских народных инструментов. — М.: Советский композитор, 1983. — С. 58—72. — 152 с.
• Новосельский А.А. Очерки по истории русских народных музыкальных инструментов. — М.: Музгиз, 1931. — С. 28—31. — 47 с.
• Поветкин В.И. [bibliotekar.ru/rusPovetkin/1.htm Загадка гуслей-псалтыря] // Альманах «Чело» 1(10). — 1997.
• Фаминцын А.С. Гусли: русский народный музыкальный инструмент. — СПб., 1890. — С. 1—8, 101—102.
• Музыкальный энциклопедический словарь / Под ред. Г.В. Келдыш. — М.: Большая российская энциклопедия, 2003. — С. 157. — 672 с. — ISBN 5-85270-254-4.
• Гусли, музыкальный инструмент // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Мультимедиа

Видео

• Передача «Пряничный домик» телеканала «Культура», вып. «[tvkultura.ru/video/show/brand_id/21745/episode_id/989082/ Гусли звончатые]», 2014 год.
• Передача «Ремесло» телеканала «Загородная жизнь», вып. 58 «[www.youtube.com/watch?v=bQ2_9GUBC1Q Гусли]», 2011 год. Участники программы: Илья Ахрамеев и Борис Ефремов.
• Док. фильм «Живые струны», 1984 год.

Радиопередачи

• Ленинградское отделение КПП Музфонда СССР: Гусли (1979).

Ссылки

• [spacenation.info/gusli.html Гусли].

Отрывок, характеризующий Гусли

– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.