Гуслицы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гу́слицы — местность на востоке Подмосковья, в которую входит около 60 населённых пунктов. Прежде большая часть входила в состав Богородского уезда Московской губернии. Согласно словарю Брокгауза и Ефрона, отчасти заходила и в соседние уезды — Покровский (Владимирской губернии), Егорьевский (Рязанской губернии) и Бронницкий (Московской губернии). Ныне — южная часть Орехово-Зуевского района Московской области, ряд селений (Чёлохово, Панкратовская, Горшково, Гридино, Шувое и Нареево) входят в состав Егорьевского района. Сёла, где старообрядцы жили вперемешку с православными, были и в Воскресенском районе, например, село Карпово. Населён преимущественно старообрядцами, приемлющими священство Белокриницкой иерархии. Значительная часть до середины ХХ столетия держалась неокружничества. В Гуслицах имелись также немногочисленные общины беглопоповцев-лужковцев, поморцев, мокеевцев и некоторых других согласий. Последних неокружников, лужковцев и мокеевцев до сих пор можно встретить в некоторых гуслицких деревнях.





История

Название известно с первой половины XIV века, когда в духовной грамоте Ивана Калиты впервые упомянута волость Гуслица. Считается, что название она получила от своего административного центра — села Гуслицы (ныне — Ильинский Погост), которое, в свою очередь, обязано своим названием реке Гуслице, протекающей поблизости.

Границы Гуслицкой волости нарисовал купец Афанасий Фёдорович Наумов. На его карте волость Гуслица простиралась на запад до селений Хотеичи и Бухоново, на восток до Малькова и Зевнева, на север до Куровской и Заволенья, а на юг до Челохова и Жирова. На самом деле Гуслицы на север простирались намного дальше Куровского и заканчивались рядом с Ликином, которое, в свою очередь, относилось уже к Владимирской губернии.

Село Богородское, основанное князем Владимиром Старицким по приказу царя Ивана Грозного, некоторое время было административным центром Гуслицкой волости. При Лопухиных в селе был выкопан пруд с островом, а рядом посажен парк. Пруд и часть парка сохранились до нашего времени.

Одна из деревень носила имя второй жены Ивана Калиты — Ульяны и звалась Ульянино. Позднее деревни Ульянино и Незденово слились и образовали Степановку. В свою очередь, деревня Степановка была названа по имени помещика Степана Лопухина, родственника царицы Евдокии Лопухиной. Деревню Захарьино Иван Калита подарил стольнику Ивану Ащере — она носит имя Ащерино. Деревни Чайниково и Андреево при слиянии образовали деревню Абрамовку.

При царе Алексее Михайловиче Гуслицы ещё не были густо заселены. К концу XVII века Гуслицы состояли из 46 деревень, крупнейшими из которых были Равенское, Шувоя, Хотеичи, Ильинский погост, Селиваниха и другие. Долгие годы центром Гуслиц был Ильинский погост, названный так по имени церкви Ильи-пророка, воздвигнутой здесь в начале XVII века.

В конце XVII века после стрелецких бунтов в Гуслицкие леса и болота бежали гонимые за старую веру царём стрельцы и бояре. В дневнике игумена скита «Иосиф на камне» (скит находился недалеко от Мисцева) было написано: «Род гусляков древен и славен бысть, повелся он от непокорных бояр и стрельцов». В старых книгах деревня Барская рядом с нынешним Давыдовым именовалась Боярская. В 1710 году Пётр I отдал Гуслицы А. Д. Меншикову. Семнадцать лет владел Гуслицами А. Д. Меншиков. При царе Петре II Александр Данилович был отправлен в ссылку, а все его владения причислили к дворцовому ведомству.

В 1728 году все селения Гуслиц были пожалованы Степану Васильевичу Лопухину. При Елисавете Петровне С. В. Лопухин попал в опалу, и в 1744 году его отправили в ссылку. В этот период у царицы выпрашивал Гуслицы генерал-фельдмаршал П. А. Румянцев, но получил отказ.

При Екатерине II Гуслицы в 1762 году были отданы Наталье Фёдоровне Лопухиной, муж которой — С. В. Лопухин — до ссылки и смерти сам владел этой местностью. Через год Лопухина умерла, и имение поделили на три части её сыновья. Поборы помещиков Лопухиных замучили гуслицких крестьян, и они подали челобитную императрице, хотя по Указу 1765 года им запрещалось это делать. За это в гуслицкое село Богородское был выслан военный отряд для наказания крестьян.

В 1767 году Лопухины, распродав земли своей вотчины, выехали в более спокойные места. Заводчик Н. И. Демидов купил одну треть Гуслиц с деревнями Внуково, Давыдово, Печурино, Слободищи, Столбуновой, Чичево и другими. Из этих деревень заводчик переселил в Сибирь более 600 гусляков.

Волость, просуществовавшая несколько веков, была упразднена в конце XVIII века: в 1781 году произошло новое административное деление России, и в созданный Богородский уезд Московской губернии вошла часть деревень Гуслиц.

В 1794 году демидовская треть Гуслиц перешла во владение помещицы О. А. Жеребцовой; в это время в неё входило 44 деревни.

После ликвидации волости как административной единицы название «Гуслицы» сохранилось благодаря старообрядцам, почти сплошь населявшим край и создавшим здесь самобытную культуру. Местные староверы были известны жителям окрестных местностей и всей России как гусляки. В XVIII веке в Гуслицах появился характерный стиль оформления рукописных певческих книг, известный как «гуслицкое письмо»[1].

И. И. Ордынский по состоянию на XVIII век называет следующие селения бывшего Гуслицкого края: Алексеевская, Внуковская, Горшково, Давыдовская, Круглово, Костенево, Мосягино, Печурино, Поминово, Слободищи, Сенькино, Старово, Столбуново, Чичево, Челохово, Цаплино, Юрятино, Беззубово, Барышево, Панкратовская, Зевнево, Игнатово, Ботогово, Иванищево, Шувоя, Нареево, Гридино, Устьяново, Абрамовка (образована в XVIII веке в результате слияния деревень Чанниково и Андреево), Степановка (образована из деревень Незденово и Ульянино), Богородское, Заполицы, Титово, Мисцево, Понарино, Петрушино, Селиваниха, Дорохово, Ащерино, Авсюнино, Беливо, Куровская (Владимирское), Заволенье, Новинки, Равенская — всего 44 селения[2]. Однако Ордынским почему-то сюда не были включены само село Гуслицы (Ильинский погост), а также ряд других селений — Максимовская (рядом с Давыдовской) и Писчево (рядом с Мосягино).

Известные выходцы из Гуслицкого края

См. также

Напишите отзыв о статье "Гуслицы"

Примечания

  1. [www.bogorodsk-noginsk.ru/biblioteka/new_2008_4_10.html Гуслицкое письмо.] // Старообрядчество. — М.: Церковь. 1996. — С. 81—82.  (Проверено 4 марта 2010)
  2. [www.kurovskoye.ru/history/historyguslizy.php История Гуслицкого края]  (Проверено 28 февраля 2010)

Литература

  • Алексеев, В. Н., Лизунов, В. С. [ddut.forest.ru/documents/alekseev/150.php Старообрядческая Палестина] // Моя Малая Родина. Край Орехово-Зуевский : Руководство по краеведению. — Орехово-Зуево, 1998.
  • [www.boyaring.lodya.ru/Proekt05.htm Гуслицкая округа : Историко-краеведческий альманах]. — Владимир: Транзит-ИКС, 2006—2009. — ISBN 9785831104387.
  • Гуслицкие чтения : Город Куровское, 11 ноября 2006 года. — Куровское, Москва: Археодоксiя, Карпов Е. В., 2007. — 128 с. — ISBN 9785959800949.
  • Гуслицкие чтения : Ликино-Дулёво, 26 октября 2007 года. — М.: Археодоксiя, 2008. — 112 с. — ISBN 5839603600.
  • [ilschool.edu.mhost.ru/almanah-guslici Гуслицы : Историко-краеведческий альманах]. — 2004—2009. — № 1—7.
  • Кочетков, Е. П. Гуслица. Связь веков и поколений. Альбом. — М.: ИП Леонов Ю. Б., 2013. — 171 с. — ISBN 978-5000280119.
  • Лизунов, В. С. Старообрядческая Палестина: из истории Орехово-Зуевского края. — Орехово-Зуево, 1992.
  • Ордынский, И. И. О народных названиях местностей Московской губернии // Сб. мат-лов для изучения Москвы и Московской губернии. — М., 1864. — Вып. 1.
  • Пряников, П. [www.rulife.ru/mode/article/672/ Молиться — в сосняке: подмосковные староверы] // Рус. жизнь. — 24.04.2008.
  • Соколов, В. А. Старообрядческие фамилии восточного Подмосковья. История поиска и находок. — Казань: Респ. центр мониторинга качества образования, 2014. — 484 с. — ISBN 978-5906158772.

Ссылки

  • [spnovoe.ru/ Официальный сайт сельского поселения Новинское]
  • [selskoeposelenieilinskoe.ru Официальный сайт сельского поселения Ильинское]
  • [davidovo-adm.ru/ Официальный сайт деревни Давыдово]
  • [derevnyaanciferovo.narod.ru/ Неофициальный сайт деревни Анциферово]
  • [ponarino.narod.ru/ Неофициальный сайт деревни Понарино]
  • [ilschool-guslicy.ru/shkolnii-muzei.html Музей Ильинской средней общеобразовательной школы (село Ильинский Погост)]
  • [www.genealogy-kzn.ru/category/sd/ Деревни старообрядческого Подмосковья]

Отрывок, характеризующий Гуслицы

– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.