Бланко, Антонио Гусман
| Антонио Гусман Бланко Antonio Guzmán Blanco<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 27 апреля 1870 года — 27 февраля 1877 года | |||
| Предшественник: | Гильермо Телль Вильегас | ||
| Преемник: | Франсиско Линарес Алькантара | ||
| |||
| 26 февраля 1879 года — 26 апреля 1884 года | |||
| Предшественник: | Хосе Грегорио Валера | ||
| Преемник: | Хоакин Креспо | ||
| |||
| 15 сентября 1886 года — 8 августа 1887 года | |||
| Предшественник: | Хоакин Креспо | ||
| Преемник: | Гермогенес Лопез | ||
| Рождение: | 28 февраля 1829 Каракас | ||
| Смерть: | 28 июля 1899 (70 лет) Париж | ||
| Отец: | Леокадио Гусман Бланко | ||
| Автограф: | 
| ||
Антонио Гусман Бланко (исп. Antonio Guzmán Blanco; 1829—1899) — южноамериканский политик, дипломат и публицист, который трижды занимал пост президента Венесуэльской республики.
Биография
Антонио Гусман Бланко родился 28 февраля 1829 года в столице Венесуэлы городе Каракасе в семье видного статистика XIX века Леокадио Гусмана Бланко[1].
Ещё будучи молодым человеком, Бланко приобрёл немалую известность благодаря своим хлёстким политическим статьям.
8 июня 1865 года он был назначен вице-президентом республики и в продолжение гражданской войны 1866 и 1867 годов сражался под командованием генерала Фалькона на стороне федералистов (либералов). Когда во время отсутствия Фалькона в Венесуэле снова воцарилась анархия, Бланко явился в 1870 году инициатором так называемой апрельской революции[1].
27 апреля 1870 года А. Бланко, после трёхдневной борьбы, овладел Каракасом, учредил временное правительство, став во главе последнего, и созвал в Валенсию на 13 июля 1870 года конгресс, который наделил его чрезвычайными полномочиями и он на протяжении трёх лет работал над установлением порядка в стране[1].
20 февраля 1873 года, когда истек срок либеральной диктатуре генерала Бланко, совершенно переродившей Венесуэлу, и он был выбран президентом ещё на четыре года. Согласно ЭСБЕ, этот период следует считать самым счастливым со времен отделения Венесуэлы от Испании. Президент улучшил финансовое состояние республики, завязал более тесные сношения с европейскими правительствами, основал училища даже в селах индейцев, открыл музеи, академии и другие научные учреждения, объединил страну целою сетью шоссе и каналов, провел первую железную дорогу и заботился об украшении городов. В июне 1874 года он закрыл монастыри. Изданием нового кодекса Бланко упорядочил дело правосудия и вслед за тем в феврале 1877 года оставил пост главы государства[1].
Новый президент страны Франсиско Линарес Алькантара ни в каком случае не мог заменить его, и в стране снова началась борьба партийных страстей. Так как в пользу Бланко высказалась довольно сильная партия, к которой в конце концов присоединилась и армия, то революция кончилась в сорок дней[1].
В 1879 году он снова был выбран временным президентом республики. Бланко поспешил из Парижа, где тогда находился, в Венесуэлу и был восторженно принят населением страны. Первым делом он созвал конгресс делегатов, которым предложил новый план реорганизации страны, и в несколько месяцев восстановил в стране порядок. В 1884 году Бланко сложил с себя президентство[1].
В 1886 году Бланко снова занял пост главы государства, который он оставил через год и отправился послом в столицу Франции, где пробыл до самой кончины 28 июля 1899 года[2].
Напишите отзыв о статье "Бланко, Антонио Гусман"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Бланко Антонио-Гусман // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Antonio Guzmán Blanco
Отрывок, характеризующий Бланко, Антонио Гусман
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
