Густаво Навейра

Густаво Навейра (род. в 1960) — аргентинский исполнитель и преподаватель танго. Подробно исследовал движения аргентинского танго, плотно занимался изучением понятия «Танго нуэво».

Биография

Густаво стал обучаться игре на гитаре с семи лет и плотно занимался до двадцатилетия, так же изучая музыкальное искусство в течение трех лет в консерватории. Танцевать он стал в относительно позднем возрасте — 20 лет. В 1997 году появился в фильме Салли Поттер «Урок Танго», а также сформировал собственную группу с Фабианом Саласом и Пабло Вероном при подготовке к съемках фильма. Позже совместно с Саласом он образовал группу исследователей танцевальных движений танго под названием Cosmotango.

С Жизель Анне он танцует примерно с 1995 года. Они широко известны своей преподавательской деятельностью и своим «интеллектуальным» подходом к обучению танго.

Связь с танго нуэво

В июле 2009 Густаво Навейра так написал о нуэво в статье New Tango: Существует некая путаница в определении нуэво как танца танго: его называют стилем, формой или техникой. Часто термин «нуэво» используется для обозначения стиля танца, что вновь является ошибкой. На самом же деле это все то, что происходило с танго с 1980 годов. Это не стиль. Танго Нуэво — это не термин, не название (за исключением одного произведения А.Пьяццоллы). Имея это все в виду, такими простыми словами выражается то, что происходит с танго в целом, его эволюция. так же это не стиль, так как количество танцоров увеличивается, танго улучшается и развивается, обогащая себя чем-то новым. Так же недавно состоялось обсуждение по проблеме близких позиций, деления танца на открытый и закрытый стиль, что так же не может не вызывать путаницы. Открытые позиции или закрытые, танец отдельно или рядом — это все уже устарело, отголоски старого образа мышления из-за отсутствия технических знаний из прошлых вех. Это разделение на закрытые и открытые часто используется теми, кто пытается откреститься от эволюции танца, они просто скрывают свой недостаток знаний. Нам же совершенно ясно, что расстояния в танце намного более сложны, чем просто открытые или закрытые позиции. Мы узнаем что-то новое и систематизируем это. Результатом наших усилий является открытие для танца более широких возможностей, а также художественной красоты и качества.

Танцевальное наследие

Навейра является одним из самых известных педагогов в области танго во всем мире и в совершенно разных стилях. Ему удалось создать саму структуру танца, что позволило резко поднять уровень обучения танго, так как стало понятно то, ради чего танцуют, сам смысл.

Также он оказал большое влияние в плане стиля самого танца на Мариано Фрумболи, известного танцора, когда тот стал заниматься танцами.

Ссылки

• [www.gustavoygiselle.com/index.htm Naveira home page]
• [www.sfgate.com/cgi-bin/blogs/tclarke/detail?entry_id=88780 San Francisco Chronicle article about Gustavo Naveira and Giselle Anne]

Отрывок, характеризующий Густаво Навейра

– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.