Густав II Адольф
| Густа́в ll Адольф Gustav II Adolf<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 30 октября 1611 — 6 ноября 1632 | |||
| Коронация: | 12 октября 1617 | ||
| Предшественник: | Карл IX | ||
| Преемник: | Кристина | ||
| Вероисповедание: | Лютеранин | ||
| Рождение: | 9 декабря 1594 Стокгольм, Швеция | ||
| Смерть: | 6 ноября 1632 (37 лет) Лютцен, Саксония-Анхальт | ||
| Место погребения: | Риддархольмская церковь, Стокгольм | ||
| Род: |  Васа
| ||
| Отец: | Карл IX | ||
| Мать: | Кристина Шлезвиг-Гольштейн-Готторпская | ||
| Супруга: | Мария Элеонора Бранденбургская | ||
| Дети: | Кристина (королева Швеции) | ||
| Автограф: | 
| ||
| Монограмма: | 
| ||
Густа́в II Адольф (швед. Gustav II Adolf, лат. Gustavus Adolphus, 9 декабря 1594, Стокгольм, Швеция — 6 ноября 1632, Лютцен, близ Лейпцига) — король Швеции (1611—1632), сын Карла IX и Кристины Гольштейн-Готторпской. Часто назывался «Снежный король» и «Лев Севера»[1].
Его двадцатилетнее царствование является одной из наиболее блестящих страниц в истории Швеции; немаловажно было его значение и во всемирной истории. Карл IX посвятил много забот и труда наилучшему воспитанию Густава и достиг, чего желал. Густав был одним из наиболее образованных правителей своего времени; говорил свободно на немецком, голландском, французском, итальянском и латыни; понимал и русский, и польский языки. Из наук Густав всего охотнее занимался математикой и историей. Густав также увлекался фехтованием и верховой ездой. С 11-летнего возраста Густав уже присутствовал на сеймах и в советах своего отца, при приёмах иностранных послов. Два человека имели большое влияние на молодого Густава — Юхан Шютте и Аксель Оксеншерна. Последнего Густав в начале своего царствования назначил канцлером и сохранил к нему искреннюю дружбу и привязанность до самой смерти.
Содержание
Правление
Вступив на престол, Густав Адольф унаследовал от отца враждебное отношение к аристократии и три войны — с Данией, Россией и Польшей. Аристократию Густав склонил на свою сторону, даровав ей многие привилегии и обещав во всем сообразоваться с желаниями сейма. Датскую войну, иначе называемую Кальмарской, король окончил в 1613 году миром в Кнерёде. Датчане желали сохранить за собой крепость Эльвсборг; Густав выкупил её для Швеции за миллион риксдалеров.
Недоразумения между Швецией и Россией возникли ещё при Карле IX. Война с Москвой, имевшая целью оттеснить русских от Балтийского моря и Финского залива, окончилась в 1617 году Столбовским миром, по которому шведы получили Ям, Ивангород, Копорье, Нотебург и Кексгольм. Густав Адольф радовался достигнутым результатам и сказал перед сеймом: «теперь русские отделены от нас озёрами, реками и болотами, через которые им не так-то легко будет проникнуть к нам».
По окончании русской войны всё внимание Густава было обращено на Польшу; началась продолжительная династическая борьба, имевшая и общеевропейское значение (как борьба католицизма с протестантством). Польская война была «прелюдией к войне с Габсбургским домом». До 1618 года война велась на польской территории. В 1621 году, после двухлетнего перемирия, шведы взяли Ригу (после чего, 25 сентября 1621 года, город получил Привилегии Густава II Адольфа) и перенесли войну в Курляндию. Новое перемирие, до 1625 года, Густав посвятил внутренней деятельности, преобразовал войско и флот. Польский полководец Станислав Конецпольский дважды разбил Густава Адольфа, под Гомерштейном (1627) и Тшцяной (1629). В 1626 году началась так называемая прусская война. Англия, Франция и Нидерланды, желая привлечь Густава к участию в немецкой войне, предлагали своё посредничество к примирение его с Польшей. Последней помогала Австрия.
В это время Густав начал активно строить флот. 10 августа 1628 года был спущен на воду галеон «Ваза» — один из самых больших и дорогих кораблей того времени, который, впрочем, затонул в гавани Стокгольма при первом же плавании. В 1629 года в городе Альтмарк вблизи Данцига было заключено 6-летнее перемирие между Польшей и Швецией: Густав удержал за собой Ливонию, а в Пруссии — города Элбинг, Браунсберг, Пиллау и Мемель. При этом Швеция потеряла все свои приобретения в Померании, проиграв полякам.
Тридцатилетняя война
В 1630 году Густав Адольф принял участие в Тридцатилетней войне. Причины, побудившие его вмешаться в общеевропейскую распрю, были политическими и религиозными. Заметив стремление Фердинанда II утвердиться на Балтийском море и опасаясь, как бы Фердинанд, достигнув этого, не помог Сигизмунду III овладеть шведским престолом, Густав Адольф оказал содействие Штральзунду. Победа католиков над протестантами несомненно грозила и протестантской Швеции. К второстепенным причинам следует отнести перехватывание императором писем Густава Адольфа, умаление его титула, недопущение шведов на Любекский конгресс, помощь Польше. И политические, и религиозные причины были так тесно связаны, что отделить одни от других невозможно.
В Германии Густав сражался против лучших полководцев того времени — с Тилли при Брейтенфельде (7—17 сент. 1631) и с Валленштейном у Лютцена.
Густав Адольф был убит в битве при Лютцене 16 ноября 1632 года в момент, когда лично вёл в атаку кавалерию.
Семья
Король был женат на Марии Элеоноре Бранденбургской и имел двух дочерей:
- Кристина Августа (1623—1624), принцесса
- Кристина (1626—1689), которая после смерти отца в шестилетнем возрасте заняла шведский престол.
Кроме того, у Густава был внебрачный сын от голландки Маргареты Слотс, Густав Густавсон Вазаборгский, граф Нюстадский (1616—1653). Мужская линия Вазаборгов пресеклась в 1754 году на его внуке, а взявший после них по женской линии фамилию «Вазабург» немецкий род графов Штраленгеймов — в 1872 году.
Итоги
Несмотря на свою недолгую жизнь, Густав Адольф оставил глубокий след в истории военного искусства как организатор армии и полководец. Он проявил себя хорошим тактиком, изменив существующие методы ведения войны. Его царствование стало важной страницей в истории шведов. В ходе Тридцатилетней войны король укрепил влияние Швеции на остальную Европу, дал стране новый импульс к прогрессу. Он поднял народный дух шведов и поставил Швецию в один ряд с ведущими державами. Сейм при Густаве Адольфе стал постоянным учреждением.
Король упростил податную систему, завязал торговые отношения с Россией, Нидерландами, Испанией и Францией, восстановил Уппсальский университет, учреждал школы. В последний год жизни Густав основал Дерптский университет.
В 1632 году в Ингерманландии на правом берегу Охты, напротив крепости, по приказу короля был основан торговый город Ниен (Ниенштадт).
Король также оставил ряд трудов исторического содержания и многочисленные письма (изд. Стюффе в 1861 году).
Интересные факты
- Прозвище «Снежный король» получил от императора Фердинанда II, самодовольно заявившего, что «снежный король, угрожающий его стране, растает под лучами императорского солнца»[1].
- Наполеон ставил Густава Адольфа в один ряд с великими полководцами древности.
См. также
Библиография
- Hollenberg. Svea Rikes Historia under K. Gustav-Adolf den stores regering. — 1790—1796 [доведено до 1628 года].
- Cronholm. Sveriges Historia under Gustav II Adolf regering. — 1857.
- Droysen. Gustav-Adolf. — 1869—1870.
- Форстен Г. В. Политика Швеции в смутное время («Ж. М. Н. Пр.», 1889—1890).
- Gohdes, C. B. (Conrad Bruno), Under the banners of the snow king; a story of the Lutheran hero, Gustavus Adolphus. Imprint 1915.
- Ивонин Ю. Е., Ходин А. А. Густав II Адольф // Вопросы истории. 2010. № 9. — С. 52—69.
Напишите отзыв о статье "Густав II Адольф"
Ссылки
- [robotron.ru/meyer/pazh.html Новелла «Паж Густава-Адольфа» Конрада Фердинанда Мейера, где повествуется о последних месяцах жизни Густава-Адольфа и его пажа]
Примечания
- ↑ 1 2 Jackob A. Riis. Hero tales of the Far North. — Richmond-hill, 1910. — ISBN 978-1-4510-1653-6.
Отрывок, характеризующий Густав II Адольф
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
