Густынская летопись

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гу́стынская ле́топись — русская летопись начала XVII века, составленная в Густынском монастыре (в с. Густыня, Черниговская область).

Оригинал Густынской летописи не сохранился. Авторство и время написания достоверно не установлено. Один из исследователей летописи А. Ершов выразил мнение, что летопись составил в 16231627 гг. культурный и церковный деятель Захария Копыстенский. Сохранился список, переписанный в 1670 году иеромонахом Густынского монастыря Михаилом Лосицким. В предисловии к Густынской летописи переписчик подчёркивает значение для человека исторических традиций его народа, призывает распространять исторические знания. Наиболее известны списки XVII в.: Густынский, Мгарский и Архивский. Первая часть летописи близка по содержанию к Ипатьевской летописи, 2-я (самостоятельная) часть, охватывающая события 13001597, отличается краткостью[1].

Летопись содержит изложение русской истории со времён Киевской Руси до 1597 года включительно и имеет название «Кройники». Автор использовал старорусские, польские, литовские, византийские и другие известные ему летописи и хроники, сделав на полях ссылки на источники, из которых он позаимствовал фактический материал. Летопись написана языком, близким к тогдашнему древнерусскому народному языку. Описание ранних событий отмечено неточностями и искажениями; в историографии эта часть летописи характеризуется как «сомнительная по источникам компиляция»[2] и «весьма поздняя компиляция с притязаниями на учёность»[3].

Однако Густынская летопись не является простой компиляцией из разных источников. Это оригинальный исторический труд о древнерусской истории, политике Литовского княжества, Польши и Османской империи, о грабительских нападениях крымских татар и турок на русские земли. Заканчивается Густынская летопись тремя самостоятельными разделами: «О происхождении казаков», «О внедрении нового календаря», «О начале унии». В последнем разделе летописец гневно критикует верхушку православного духовенства за то, что та заключила с Ватиканом Брестскую церковную унию в 1596 году. Автор решительно осуждает захватническую политику польской шляхты и выступает против врагов своей отчизны.

Издавалась в 1843 году в приложении к Ипатьевской летописи и в 2003 году Институтом русской литературы (Пушкинский дом) Российской академии наук в Санкт-Петербургском издательском доме «Дмитрий Буланин» в томе 40 Полного собрания русских летописей.[4]

Слово «Украина» упоминается только в двух фрагментах в архаичной форме «Украйна»:

О началѣ козаковъ. В лѣто 7024. 1516… В сие лѣто начашася на Украйнѣ козаки, о них же откуду и како начало своё прияша нѣчто речемъ «Аще и от начала своего сей нашъ народ руский бранми всегда употребляшеся… якоже в семъ лѣтописци естъ видѣти, донелѣ же през Батиа, татарского царя, иже землю нашу Рускую пусту сотвори, а народ нашъ умали и смири…» (л.164 об.)

— [izbornyk.org.ua/rizne/gustm.htm Замечания к изданию «Полное собрание русских летописей]

Жигмонтъ король… посла Прецлава Лянцкорунского на Украйну собрати люду и такожде Татаром пакостити. (л.165.)

— [izbornyk.org.ua/rizne/gustm.htm Замечания к изданию «Полное собрание русских летописей]



См. также

Напишите отзыв о статье "Густынская летопись"

Примечания

  1. [www.hrono.info/dokum/1600dok/1600doc.html Исторические источники XVII века]
  2. А. Е. Пресняков. Лекции по русской истории, том 1. ГСЭИ, 1938. Стр. 94.
  3. Византийский временник. 1953. Стр. 213.
  4. Полное собрание русских летописей: Том 40. Густынская летопись / Подг. текста Ю. В. Анхимюка, С. В. Завадской и др.; Ред. тома: В. А. Кучкин (отв. ред.), Л. Л. Муравьёва, А. М. Панченко(†). — СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. — 202 с. — ISBN 5-86007-200-7. (в пер.)

Ссылки

  • [www.oval.ru/enc/21236.html Статья в БСЭ]
  • [litopys.org.ua/gustmon/gusm.htm Густынская летопись (фрагмент)]

Отрывок, характеризующий Густынская летопись

– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.