Гусятница Лиза

Γусятница Лиза из Гёттингена (нем. Göttinger Gänseliesel) является известным традиционным символом студентов Гёттингенского университета.

Созданная в 1901 году фигурка несущей трёх гусей девочки в национальном костюме, размещённая перед зданием ратуши, стоит под ажурным балдахином из сплетённых веточек на пьедестале, из-под которого стекают струи воды в бассейн фонтана. Фигура из бронзы — произведение скульптора Пауля Ниссе, фонтан построен по проекту архитектора Генриха Штекгардта.

В 1898 году муниципальный совет города Гёттинген при перестройке фонтана на рыночной площади объявил о соревновании, по результатам которого «Гусятнице Лизе» жюри присудило второе место. Первое место получил проект «В духе прошлого/Фонтан добродетели», авторами которого были К. Мейс и Х. Йейс. После распределения мест жителям Гёттингена был предоставлен случай высказать своё мнение. И, в конце концов, после долгого обсуждения в городском парламенте, 8го июля 1901 года была установлена фигура «Гусятница Лиза». Но торжественное открытие так и не было проведено.

Фигура является копией оригинала, перенесенного в 1990 году в музей города.

«Γусятница» является неотъемлемым элементом традиций гёттингенских студентов. Раньше студенты после принятия в круг студентов взбирались на пьедестал, чтобы поцеловать лицо девочки, и так как это шумное празднование происходило достаточно часто, 31го марта 1926 года было опубликовано административное распоряжение, согласно которому за вскарабкивание на фонтан рыночной площади и целование «Лизы с гусями» налагался штраф.

Несоблюдение этого распоряжения студентами привело в 1926 году к «Процессу о целовании». После того, как кандидат юридических наук граф Хенкель фон Доннерсмарк был пойман на месте преступления, ему пришлось заплатить штраф размером в 10 имперских марок. Студент обжаловал дисциплинарное взыскание и требовал от суда «снять запрет на целование бронзовых губ», но он потерпел неудачу, как в участковом суде Гёттингена, так и в Берлинском апелляционном суде. Запрет на целование официально действовал и далее, но на него едва обращали внимание, поэтому «Гусятница Лиза» из Гёттингена считается самой целуемой девушкой мира. Правда, в последние десятилетия из тех, кто целует «Гусятницу Лизу», нет только что зачисленных студентов, но зато есть докторанты, которые приходят после их успешно сданного экзамена. К тому же «Гусятнице Лизе» преподносится букет цветов.

По поводу 100-летнего юбилея городской совет официально снял запрет на целование «Гусятницы Лизы» только на один этот день.

Похожие фигуры Гусятницы находятся также в других городах Германии: Монхайм-на-Рейне, Ганновер, берлинском районе Вильмерсдорф и в саксонском городе Крайша.

Литература

• Günther Meinhardt: Die Geschichte des Göttinger Gänseliesels. Heinz Reise Verlag, Göttingen 1967

Отрывок, характеризующий Гусятница Лиза

– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.