Гутьеррес, Томас

Томас Гутьеррес Tomás Gutiérrez<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
президент Перу
22 июля, 1872 — 26 июля, 1872
Предшественник:	Хосе Бальта
Преемник:	Франсиско Диас Кансеко
Смерть:	26 июля 1872(1872-07-26) Лима

Томас Гутьеррес (исп. Tomás Gutiérrez) — перуанский военный и политический деятель, руководил страной в течение четырёх дней с 22 по 26 июля 1872 года, после организованного им переворота и смещения с поста президента Хосе Бальты. Подходил конец срока президентства Хосе Бальты, выборы нового президента уже прошли и на них победил Мануэль Пардо, а не Антонио Аренас, на которого рассчитывал Хосе Бальта. Впервые в истории Перу победил гражданский чиновник (Пардо был главным налоговым инспектором Перу и не служил в армии). Томас Гутьеррес предложил Хосе Бальте совершить переворот, оперевшись на него и его братьев, также служивших в армии, и остаться у власти. Но Бальта отказался от этого плана, что было довольно необычно для Перу того времени.

После отказа Бальты Гутьеррес 22 июля сам отстранил действующего президента от власти и провозгласил себя Верховным Главнокомандующим Перу. В тот же день Гутьеррес арестовал Бальту, после чего в народе начались волнения. Гутьерреса не поддержали многие военные и весь военно-морской флот, который обратился к нации с призывом не подчиняться заговорщикам. 26 июля в результате беспорядков был убит брат Томаса Сильвестр Гутьеррес, после чего другой брат, Марселино Гутьеррес, отдал приказ казнить бывшего президента Бальту. Как только распространилось известие о казни арестованного президента, неистовствовавшая толпа атаковала крепость короля Филиппа в Кальяо, где был убит один из братьев Гутьеррес. Разъярённые сторонники Бальты ворвалась в президентский дворец, линчевали Томаса Гутьерреса и повесили его тело на одной из башен собора Лимы. Таким образом, Перу в один день лишилось сразу двоих своих руководителей. Из братьев Гутьеррес в этих событиях выжил только Марселино.

Отрывок, характеризующий Гутьеррес, Томас

– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.