Гутрум

Гутрум англ. Guthrum
король Восточной Англии
880 — 890
(под именем Гутрум I и Этельстан II)
Предшественник:	Освальд и Этельред II
Преемник:	Эохрик
Смерть:	890(0890)
Дети:	сын: Эохрик (?)

Гутрум (англ. Guthrum; умер в 890) — военачальник викингов-данов, участник датского вторжения в Британию (865—878), первый скандинавский король Восточной Англии после её завоевания норманнами (880—890).

Биография

Происхождение Гутрума

Происхождение Гутрума точно неизвестно. Мнение ряда датских историков о его родственных связях с королём Хедебю Хориком I не получило поддержки большинства современных историков.

Первое упоминание о Гутруме

Предполагается, что Гутрум в числе других конунгов принял участие в начавшемся в 865 году вторжении датских викингов на земли англосаксонских королевств Уэссекс, Восточная Англия, Мерсия, Кент и Нортумбрия. Войском викингов, получившим название «Великое войско язычников», командовали два сына Рагнара Лодброка, Ивар Бескостный и Хальфдан. Вероятно, после того как в 875 году войско данов разделилось и часть его во главе с Хальфданом Рагнарссоном ушла в Нортумбрию, Гутрум получил командование над той частью викингов, которая осталась действовать в Мерсии и Восточной Англии. В этом году, согласно сообщению Англосаксонской хроники, большое войско данов во главе с конунгами Гутрумом, Оскетелем и Анвендом перешло из Рептона в Кембридж и провела здесь следующую зиму — это первое упоминание о Гутруме в англосаксонских исторических источниках.

Военные действия 876—877 годов

Весной 876 года Гутрум начал военные действия против Уэссекса: во главе флота он приплыл к Пул Харбору в Дорсете и соединился здесь с войском викингов, ранее высадившимся на побережье между реками Фроум и Трент. Сюда же подошло и уэссекское войско, которым командовал король Альфред Великий. В произошедшем около Уэрхема бою между данами и англосаксами победу, вероятно, одержало войско короля Альфреда, так как уэссексам удалось захватить укреплённый лагерь викингов. Однако, видя, что войско противника ещё очень сильно, король Уэссекса предпочёл вступить с викингами в переговоры, результатом которых стало заключение между данами и англосаксами перемирия: стороны обменялись заложниками, Альфред выплатил викингам неизвестную сумму денег в качестве отступного, а сами даны поклялись, что незамедлительно уйдут из Уэссекса. Но они не сдержали данной ими клятвы и в одну из ближайших ночей напали на стоявшее лагерем конное войско уэссексцев, убили почти всех и беспрепятственно ушли в Девоншир. Здесь они захватили город Эксетер, в котором зазимовали.

Первую половину 877 года войско данов провело в Эксетере, но осенью часть воинов во главе с Гутрумом выступила в поход на Мерсию, разграбив те её области, которые не подчинялись власти ставленника викингов, короля Кёлвульфа II. Воспользовавшись ослаблением сил данов в Девоншире, Альфред Великий собрал войско и осадил Эксетер. Уэссекский флот заблокировал городскую гавань и воспрепятствовал флоту викингов из 120 кораблей оказать помощь осаждённым. Узнав об этом, даны были вынуждены начать переговоры с королём Альфредом, дать ему заложников и покинуть Эксетер. Они двинульсь в Мерсию, где, соединившись с войском Гутрума, произвели раздел между собой бо́льшей части земель этого королевства, оставив Кёлвульфу II лишь его западные области.

Военные действия 878 года

Нападение войска Гутрума на Уэссекс

В самом конце 877 года Гутрум начал подготовку к новому походу в Уэссекс. Собрав войско в Глостере, он в первые дни следующего года скрытно провёл своих воинов к вилле Чиппенхем в Уилтшире, где Альфред Великий праздновал рождественские праздники и в ночь на день Крещения неожиданно атаковал королевскую резиденцию. Уэссексцы не смогли оказать серьёзного сопротивления и были разбиты. Альфред лишь с немногими приближёнными смог спастись бегством и укрыться в сомерсетских лесах и болотах, в то время как даны за короткое время установили свой контроль почти над всей территорией Уэссекского королевства.

Битва при Этандуне

Несмотря на потерю бо́льшей части своего королевства, Альфред не прекратил оказывать сопротивление завоевателям: в Девоне соммерсетскому ополчению удалось разбить войско данов, которым командовал Убба Рагнарссон, а после Пасхи в Этельни была возведена крепость, из которой воины Альфреда Великого совершали нападения на викингов. В мае по приказу короля у «Камня Эгберта» (современный Брикстон Деверилл в Уилтшире) собрались фирды из Сомерсетшира, Уилтшира и Хэмпшира. Войско уэссексцев двинулось к Этандуну (современный Эдингтон), где находился укреплённый лагерь Гутрума. В произошедшем между 6 и 12 мая сражением между англосаксами и данами победу одержало войско короля Альфреда. Понеся очень тяжёлые потери, оставшиеся в живых викинги отступили к своему лагерю, который был осаждён уэссексцами. Осада продолжалась 14 дней, но только после того как среди викингов начался голод, Гутрум вступил в переговоры с Альфредом Великим. Король Уэссекса выдвинул условиями перемирия с данами выдачу ему заложников по его усмотрению и крещение Гутрума, что викинги обещали исполнить. После того, как даны дали соответствующие клятвы, Альфред отвёл своё войско от их лагеря.

Крещение Гутрума

Исполняя условия перемирия, некоторое время спустя Гутрум вместе с тридцатью своими приближёнными приехал в Эллер около Этельни, где находился король Альфред. Здесь же, по свидетельству Англосаксонской хроники, состоялось и крещение Гутрума, хотя Ассер пишет, что это произошло только спустя восемь дней на королевской вилле в Уэдморе (в Сомерсете). Крёстным отцом предводителя данов стал сам правитель Уэссекса, давший своему крестнику христианское имя Этельстан, которое носил самый старший из его братьев, сыновей короля Эгберта.

Переехав вместе с Альфредом Великим из Эллера в Уэдмор, Гутрум ещё двенадцать дней оставался гостем при дворе короля Уэссекса. К этому времени некоторые историки относят заключение так называемого Уэдморского договора, как предполагается, определившего основы дальнейших взаимоотношений Уэссекского королевства с викингами, контролировавшими бо́льшую часть современной Англии. После повторения взаимных клятв о верности миру, Гутрум, получив от уэссекского короля богатые дары, возвратился к своему войску, расположившемуся на зимовку в Чиппенхеме.

Гутрум — король Восточной Англии

Провозглашение королём

Весь 879 год войско данов провело в своем лагере в Чичестере, куда оно пришло из Чиппенхема. Здесь к ним присоединилось ещё несколько отрядов викингов, высадившихся в устье Темзы и зазимовавших в Фулеме. В 880 году Гутрум выступил из Суссекса в поход на Восточную Англию. Точно неизвестно, правили ли этими землями ещё короли Освальд и Этельред II, или они уже не имели правителя, но, прибыв сюда, войско данов провозгласило Гутрума своим королём и разделило между собой земли Восточноанглийского королевства. Таким образом на территории современной Англии возникло второе, после королевства Йорвик, государство викингов и были заложены основы области датского права. Однако не всем норманнам была по душе оседлая жизнь земледельца или ремесленника и часть данов из числа тех, кто присоединился к войску Гутрума в прошлом году, отплыла для продолжения грабежей во Фландрию.

Новый конфликт с Уэссексом

Мир между данами Восточной Англии и Уэссексом просуществовал недолго: в 884 или в 885 году войско викингов из Лотарингии приплыло в Британию и осадило Рочестер, однако жителям удалось продержаться за городскими стенами до прихода уэссекского войска. Узнав о приближении короля Альфреда, викинги отступили, бросив свой лагерь, и вскоре возвратились обратно на континент. Хроники не сообщают, было ли это нападение сделано по договору с Гутрумом, но историки предполагают, на основе анализа последующих событий, что король Восточной Англии был причастен к этому. В ответ на вторжение, Альфред Великий послал свой флот разграбить восточноанглийское побережье: сначала уэссексцам сопутствовал успех и им удалось захватить в устье Стура 16 кораблей данов, но на обратном пути флот англосаксов был атакован большим флотом викингов и потерпел поражение. Также в этом году войско Гутрума совершило набег на территорию Уэссекского королевства, но в 886 году королю Альфреду удалось отвоевать у данов Лондон.

Вероятно, потеря Лондона заставила Гутрума вступить с Альфредом Великим в переговоры о мире. Неизвестно, когда точно был заключён этот договор. Его текст сохранился до наших дней. В этом соглашении устанавливались точные границы между Восточной Англией и Уэссексом, а также определялись наказания за некоторые уголовные преступления.

Последние годы

О последних годах жизни Гутрума, проведённых в мире с Уэссексом, почти ничего не известно. Несмотря на то, что большинство его подданных-данов продолжали придерживаться своих традиционных верований, сам Гутрум, вероятно, очень серьёзно воспринял акт своего крещения. Именно к последним годам его жизни относятся сведения о большом почитании им святого Эдмунда, погибшего от рук викингов, и чеканке монет, в легенде которых использовалось его христианское имя, данное ему при крещении в 878 году — Этельстан.

Король Гутрум умер в 890 году. Новым правителем Восточной Англии стал король Эохрик, возможно, сын скончавшегося монарха.

Гутрум в современном искусстве

В 1969 году британский режиссёр Клайв Доннел снял художественный фильм «Альфред Великий», в котором роль Гутрума исполнил тогда ещё молодой актёр Майкл Йорк. Позднее Гутрум фигурировал ещё в двух фильмах (1975 и 2006 годов).

Гутрум — один из основных персонажей сериала «Последнее королевство». Роль исполняет Т. В. Габриэльссон.

Литература

• Англосаксонская хроника. — СПб.: Евразия, 2010. — 288 с. — ISBN 978-5-91852-013-0.

Ссылки

• [brude.narod.ru/thelifeofkingalfred.htm Ассер. Жизнь короля Альфреда]. История Британии. Проверено 8 января 2012. [www.webcitation.org/67aOzSkXC Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Гутрум

Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.