Гуттен-Чапский, Франтишек Станислав Костка
| Франтишек Станислав Костка Гуттен-Чапский польск. Franciszek Stanisław Hutten-Czapski <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1766 — 1772 | |||
| Предшественник: | Зигмунд Кретковский | ||
| Преемник: | По Первому разделу Речи Посполитой Хелминское воеводство отошло к Пруссии | ||
| Рождение: | 1725 | ||
| Смерть: | 9 апреля 1802 Варшава | ||
| Род: | Гуттен-Чапские | ||
| Отец: | Игнацы Гуттен-Чапский | ||
| Мать: | Теофила Конопацкая | ||
| Супруга: | 1) Дорота Жозефина Дзялынская
2) Вероника Иоанна Радзивилл 3) София Мельжинская | ||
| Дети: | от первого брака: Мария, Анна
от второго брака: Кароль, Станислав от третьего брака: Игнацы Франтишек, Франтишек | ||
| Награды: |
| ||
Франтишек Станислав Костка Гуттен-Чапский (1725 — 9 апреля 1802, Варшава) — государственный деятель Речи Посполитой, подкоморий хелминский (1752—1762), каштелян хелминский (1762—1766), староста ковалевский (1766), последний воевода хелминский (1766—1772). Кавалер ордена Белого орла (1762).
Биография
Представитель польского дворянского рода Гуттен-Чапских герба «Лелива». Младший (третий) сын каштеляна гданьского Игнацы Гуттен-Чапского (ок. 1700—1746) и Теофилы Конопацкой (?-1733). Старшие братья — подкоморий поморский и каштелян эльблонгский Юзеф Гуттен-Чапский (1722—1765) и подкоморий хелминский Антоний Михаил Гуттен-Чапский (1725—1792).
В 1752 году Франтишек Станислав Костка Гуттен-Чапский получил звание подкомория хелминского. В 1762 году был назначен каштеляном хелминским и получил орден Белого орла. В 1766 году — воевода хелминский и староста ковалевский. В 1768 году присоединился к Барской конфедерации. В 1788 году был избран послом (депутатом) на Четырёхлетний сейм.
После второй женитьбы на представительнице рода Радзивиллов Франтишек Станислав Гуттен-Чапский получил во владение имения Станьково и Вязань с прилегающими селениями.
Семья и дети
Был трижды женат. Около 1760 года первым браком женился на Дороте Жозефине Дзялынской (1743—1763), дочери Августина Дзялынского (1715—1759) и Анны Радомицкой (1724—1812). Дети:
- Мария Гуттен-Чапская, жена генерал-майора польской армии Николая Адриана Иоахима Гуттен-Чапского (1753—1833)
- Анна Гуттен-Чапская, жена Юзефа Оскирки
В 1766 году вторично женился на Веронике Иоанне Радзивилл, дочери гетмана великого литовского и воеводы виленского, князя Михаила Казимира Радзивилла (1702—1762) и Анны Луизы Мыцельской (1729—1771). Дети:
19 июля 1767 года в третий раз женился на Софии Мельжинской (1741—1771), дочери старосты ксынского Анджея Мельжинского (1698—1771) и Анны Петронеллы Бнинской (ок. 1720—1771). Дети:
- Игнацы Франтишек Гуттен-Чапский
- Франтишек Гуттен-Чапский
Источники
- [www.sejm-wielki.pl/b/3.598.95 Franciszek Stanisław Kostka Hutten-Czapski h. Leliwa]
Напишите отзыв о статье "Гуттен-Чапский, Франтишек Станислав Костка"
Отрывок, характеризующий Гуттен-Чапский, Франтишек Станислав Костка
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
