Гутьеррес, Антонио

Антонио Гутьеррес

Антонио Гарсиа Гутьеррес (исп. Antonio García Gutiérrez; 4 октября 1813 год, Чиклана-де-ла-Фронтера, Кадис — 26 августа 1884 года, Мадрид) — испанский писатель.

Биография

После недолгого изучения медицины в своем родном городе в 1833 году отправился в Мадрид, зарабатывал переводами, в том числе переводя Александра Дюма и Эжена Скриба, жил в довольно стесненных, даже убогих условиях. В 1936 году пришёл, хоть и абсолютно заслуженный, но в какой-то мере неожиданный успех — опера «Трубадур» по его пьесе, поставленная 1 марта 1836 года, возымела бешеный успех у публики. Имя Гутьерреса немедленно оказалось у всех на слуху — «Трубадур» моментально стал модным произведением, а его автор с каждым днем обнаруживал себя всё более знаменитым драматургом. Немалую славу принес автору знаменитой пьесы и Джузеппе Верди, создавший знаменитую музыку к опере. А впереди ожидал уже новый успех — опера «Симон Бокканегра» по его пьесе. Музыку к этой опере также сочинил маэстро Верди. На волне успеха, особенно материальной его составляющей, Антонио перебрался в Испанскую Америку, где работал журналистом на Кубе и в Мексике и где оставался до 1850 года. Позже Гутьеррес снова вернулся в Испанию.

Много работал над сарсуэлами, среди которых наибольшей популярностью пользовались «El grumete» (1853), «La venganza catalana» (1864) и «Juan Lorenzo» (1865).

В Мадриде Гутьеррес возглавил археологический музей. Со временем его назвали наиболее талантливым среди испанских драматургов 19-го века за его умение анализировать и раскрывать женские образы. Творческое наследие Антонио как поэта не слишком велико и представлено изданием «Poesías» 1840 года и «Luz y tinieblas» 1842 года

Отрывок, характеризующий Гутьеррес, Антонио

Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.