Гутьеррес Алеа, Томас
Поделись знанием:
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
| Томас Гутьеррес Алеа | |
| Tomás Gutiérrez Alea | |
| Профессия: | |
|---|---|
| Карьера: | |
| Награды: |
Орден Феликса Варелы первой степени (1988) |
Томас Гутьеррес Алеа (исп. Tomás Gutiérrez Alea; 11 декабря 1928, Гавана — 16 апреля 1996, там же) — кубинский кинорежиссёр документального и игрового кинематографа, авторитетный представитель так называемого третьего кинематографа.
Содержание
Биография
Из обеспеченной семьи. В юности несколько лет занимался музыкой. Рано увлекся кино, но, идя по стопам отца, окончил юридический факультет Гаванского университета (1951 год). Уехал учиться в Экспериментальный центр кинематографии в Риме (1951—1953). Начинал как документалист. Испытал влияние итальянского неореализма, Луиса Бунюэля, Сергея Эйзенштейна. После Кубинской революции стал одним из основателей Киноинститута Кубы (INCAIC), в котором много лет преподавал. Неоднократно представлял Кубу и Латинскую Америку на зарубежных кинофестивалях и конференциях деятелей культуры. В 1963 с фильмом «Двенадцать стульев» (по роману И. Ильфа и Е. Петрова) приезжал в Москву.
Похоронен на гаванском кладбище Колумба.
Творчество
Гутьеррес Алеа — один из крупнейших кинолетописцев кубинской реальности накануне и после революции. Его фильмы отличались социально-критической направленностью, склонностью к абсурдизму и чёрному юмору, но в целом не входили в прямое столкновение с идеологией и цензурой правительства Фиделя Кастро.
Фильмография
- La caperucita roja (1947, короткометражный, юмористический)
- El fakir (1947, короткометражный, юмористический)
- Una confusión cotidiana (1950, по новелле Кафки, короткометражный, в соавторстве с Нестором Альмендросом)
- Il sogno de Giovanni Bassain (1953)
- Эль Мегано / El Mégano (1955, документальный, о жизни шахтёров, фильм арестован полицией)
- La toma de La Habana por los ingleses (1958, документальный)
- Эта земля наша / Esta tierra nuestra (1959, документальный)
- Рассказы о революции / Historias de la revolución (1960, премия Союза писателей СССР за сценарий)
- Asamblea general (1960, документальный)
- Смерть интервенту! / Muerte al invasor (1961, документальный, с Сантьяго Альваресом)
- Двенадцать стульев / Las doce sillas (1962, по роману И.Ильфа и Е.Петрова)
- Кумбите / Cumbite (1964, по роману Жака Румена)
- Смерть бюрократа / Muerte de un burócrata (1966, сатирический, специальная премия жюри Карловарского МКФ)
- Воспоминание об отсталости / Memorias del Subdesarrollo (1968, по роману Эдмундо Десноэса, две премии МКФ в Карловых Варах)
- Кубинское сражение против демонов / Una pelea cubana contra los demonios (1971, исторический, по книге Фернандо Ортиса, среди сценаристов Мигель Барнет, Хосе Триана)
- El arte del tabaco (1974, документальный)
- Последний ужин / La última cena (1976, исторический, премия зрительских симпатий на МКФ в Сан-Паулу)
- De cierta manera (1977)
- Выжившие (в советском прокате — Осуждённые на одиночество) / Los sobrevivientes (1979, номинация на Золотую пальмовую ветвь Каннского МКФ, Золотая медаль МКФ в Дамаске)
- Hasta cierto punto (1983, автобиографический, Бронзовая медаль МКФ в Дамаске)
- Cartas del parque (1988, сценарий Габриэля Гарсии Маркеса)
- Contigo en la distancia (1991, по рассказу Гарсии Маркеса)
- Клубника и шоколад/ Fresa y chocolate (1993, в соавторстве с Хуаном Карлосом Табио, номинация на премию Оскар за лучший зарубежный фильм, премия Ассоциации кинокритиков Аргентины Серебряный кондор за лучший зарубежный фильм, специальная премия жюри и премия Тедди Берлинского МКФ, специальная премия жюри МКФ Санденс)
- Гуантанамера / Guantanamera (1995, в соавторстве с Хуаном Карлосом Табио, по сценарию Элисео Альберто, номинация на Золотого льва Венецианского МКФ, почётное упоминание МКФ Санденс)
Теоретические работы
- Dialéctica del espectador. La Habana: Unión de Escritores y Artistas de Cuba, 1982 (изд. на итал. и англ. яз)
Признание
Номинант и лауреат национальных и международных кинопремий. Премия Министерства культуры Кубы за вклад в национальную культуру (1981). Премия кубинской критики за книгу Диалектика наблюдателя (1983). Высший знак государственного отличия — кубинский орден Феликса Варелы первой степени (1988). Ретроспективы фильмов режиссёра были представлены в Нью-Йорке (1985, 1995), в Британском киноинституте в Лондоне (1989), в Испании и Франции (1994), Индии (2001).
Напишите отзыв о статье "Гутьеррес Алеа, Томас"
Литература
- Oroz S. Tomás Gutiérrez Alea: Os filmes que não filmei. Rio de Janiero: Editora Anima, 1985 (интервью с кинорежиссёром)
- Evora J.A. Tomás Gutiérrez Alea. Madrid: Cátedra; Filmoteca Española, 1996
- Schroeder P.A. Tomás Gutiérrez Alea: the dialectics of a filmmaker. New York: Routledge, 2002
- Tomás Gutiérrez Alea y el cine cubano/ Sandra Hernández-Monet, ed. Nantes: CRINI, 2003 (материалы конференции)
- Berthier N. Tomás Gutiérrez Alea et la révolution cubaine. Condé-sur-Noireau: C. Corlet; Paris: Cerf, 2005
- Ibarra M. Tomás Gutiérrez-Alea: volver sobre mis pasos. Madrid: Fundación Autor, 2007 (биография, переизд. в Гаване — 2008)
- Titón, más allá del cine. La Habana: Ediciones Pontón Caribe, 2007 (каталог выставки в Национальном музее изобразительных искусств Кубы)
- Alcàzar J. del, López Rivero S. De compañero a contrarrevolucionario: la Revolución cubana y el cine de Tomás Gutiérrez Alea. Valencia: Universitat de València, 2009
Примечания
Ссылки
- [clubcultura.com/clubcine/clubcineastas/titon Официальный сайт]
- [www.gutierrezalea-documental-titon.es Сайт документального фильма о режиссёре, снятого его вдовой Миртой Ибарра]
Отрывок, характеризующий Гутьеррес Алеа, Томас
– Виновата с, – сказала горничная.– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
