Гхола

Гхола (англ. ghola) — клон, искусственное существо, которое выращивается в аксолотль-чане из генетического материала, полученного из клеток умершего существа в вымышленной вселенной Дюны, созданной Фрэнком Гербертом. Монополией на этот биотехнологический процесс поначалу обладали Тлейлаксу, но в поздних книгах Герберта этой технологией пользуются и Бене Гессерит.

Первый гхола, появляющийся в серии книг, — Хейт из «Мессии Дюны» — является перерождением Дункана Айдахо. Позднее гхол научились выращивать всего из нескольких клеток, как в случае с последующими гхолами Айдахо, которых потом предоставили Лето II в «Боге-императоре Дюны».

Бене Тлейлаксу контролировали свои создания, вводя их в гипноз с помощью особого предопределённого звука (зачастую это был гудящий или свистящий шум).

История

До событий «Мессии Дюны» гхолы были лишь физическими копиями без памяти своих первоначальных воплощений. Гхола Хейта был запрограммирован тлейлаксуанцами для того чтобы убить Пола Атрейдеса под постгипнотическим указанием. Вопреки ожиданиям тлейлаксуанцев, покушение не удалось, поскольку стресс от попытки убить кого-то, кому гхола был глубоко предан в предыдущей жизни, ломает интеллектуальный барьер между сознанием гхолы и жизненной памятью его первоначального воплощения. Хейту возвращается память некогда жившего Айдахо, и он становится перевоплощением последнего.

Это открытие имеет огромное значение для Мастеров Тлейлаксу, которые впоследствии используют технологии аксолотль-чанов и восстановления памяти, чтобы обрести бессмертие. Каждый Мастер воссоздаётся после своей смерти и ему возвращают память. Таким образом, он накапливает знания и опыт многих поколений, что позволяет ему делать планы на долгие тысячелетия.

В «Боге-Императоре Дюны» для Лето II раз за разом воссоздают гхолы постоянного спутника Айдахо, возвращая ему память первоначального Айдахо (но не память его предыдущих гхол). В этом романе гхолы Айдахо являются совершенными перевоплощениями, полученными всего из «нескольких клеток», и создаются в течение всего 1-2 лет.

В «Еретиках Дюны» Бене Гессерит становятся владельцем гхол Дункана Айдахо. Интересно, что когда он восстанавливает свою память, она касается всех его перевоплощений, включая даже тех гхол, клетки которых более недоступны. Это предполагает некие сверхъестественные силы, которые никак не объясняются в романах.

Гхола военного гения Майлза Тега, первоначально убитого в «Еретиках Дюны», рождается в «Капитуле Дюны» по приказу его дочери Дарви Одраде, предводительницы Бене Гессерит. Его первоначальная память возвращается к нему после попытки сексуального штампования (импринтинга).

Упоминания в играх серии «Дюна»

В «Dune 2000» ментат Харконненов якобы является гхолой, а в игре «Emperor: Battle for Dune» Дом Ордосов постоянно использует собственные гхолы в миссиях, где планируются покушения или внедрение в ряды противника. Это становится особенно эффективным обманом, делая Сардаукаров и Фременов союзниками Дома Ордосов. В большем масштабе они планируют использовать гхолу уже умершего императора Коррино, чтобы потребовать трон Золотого Льва — с исполнительницами завещания в качестве настоящих глав за спиной так называемого «Императора-марионетки».

Корни термина

Термин «гхола» наводит на мысль об английских словах «ghoul» (упырь), «golem» (голем) и «ghost» (призрак). Корни слова «ghoul» арабские, как и многие корни других терминов из вселенной Дюны. В современной литературе «ghoul» (упырь) — это создание, которое появляется после смерти человека. Голем имеет отношение к искусственному человеку, полученному с помощью сверхъестественных сил в еврейском фольклоре. В «Мессии Дюны» Эдрик из Космической гильдии описывает Хейта так: «Весьма необычный призрак…»

Литература

• W. McNelly (1984). Dune Encyclopedia. — Berkley Books, New York, pp. 363—365.

Отрывок, характеризующий Гхола

Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.