Гьеллеруп, Карл Адольф

Карл Адольф Гьеллеруп
дат. Karl Adolph Gjellerup
Дата рождения:	2 июня 1857(1857-06-02)
Место рождения:	Рохольт, Престё
Дата смерти:	13 октября 1919(1919-10-13) (62 года)
Место смерти:	Клоцш, Дрезден
Премии:	Нобелевская премия по литературе (1917)

Карл Адольф Гьеллеруп (дат. Karl Adolph Gjellerup; 2 июня, 1857, Рохольт — 13 октября, 1919, Клоцш) — датский поэт и писатель. Некоторые произведения опубликованы под псевдонимом Эпигонос (англ. Epigonos). Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1917 год «За многообразное поэтическое творчество и возвышенные идеалы».

Биография

Карл Гьеллеруп родился в Рохольте, в семье священника. Его отец умер, когда Гьеллерупу было 3 года, поэтому семья переехала в Копенгаген. Значительное влияние на воспитание мальчика и его мировоззрение осуществил его двоюродный дядя по материнской линии, который также был священником и очень образованным человеком, который также занимался исследованием письменных памятников. Среднее образование получил в Хэрслевской школе, которую окончил в 1874 году с отличием. Еще в школе в Гьеллерупа появилась способность к литературе. Так после её окончания он написал две пьесы: «Сципион Африканский» и «Арминий», но не одна и них не была опубликована.

Сразу после окончания школы Гьеллеруп, следуя семейной традиции, поступает в Копенгагенский университет на факультет богословия. Но, увлекшись новыми радикальными течениями и толкованиями библии и дарвинизмом, он стал атеистом. В художественной литературе наибольшее влияния на него осуществили произведения Канта, Шиллера и Гете.

По окончании университета в 1878 году Гьеллеруп начинает активную творческую деятельность. В том же году публикует свой первый роман «Идеалист». В последующие годы написал несколько новел, таких как «Соль-мажор», «Ромул» и др.

В 1883 Гьеллеруп получил небольшое наследство, которое позволило ему осуществить путешествие по Германии, Швейцарии, Италии, Греции и России. Во время путешествия по Италии, в Риме брал уроки рисования в Шведского художника Юлиуса Кронберга. Во время путешествия по России он был очарован славянским реализмом Тургенева, который был известным описанием быта крестьян.

С 1885 по 1887 писатель живет в Дрездене. В это время он женится на Анне Каролине Хойзингер, публикует еще несколько успешных поэм и пьес, среди которых поэма «Тамира», трагедия «Хагбард и Сигне» и сборник поэзии «Книга моей любви».

С 1892 он окончательно поселяется вместе с семьей в Дрездене и пишет уже на немецком языке. Произведения этого периода это «Пастор Морс», «Мельница» и др. Немного позднее на его творчество начали влиять идеи буддизма, который Гьеллеруп начал изучать во второй половине 90-х гг.

В 1917 году писателю была присуждена Нобелевская премия по литературе. Большую роль в этом сыграли политические мотивы, поскольку сама Швеция желала подтвердить свой нейтралитет по отношению к Германии и близость отношений с Данией. Хотя сами датчане не считали Гьеллерупа своим соотечественником.

Гьеллеруп умер недалеко от Дрездена в 1919 году. Постепенно интерес к его творчеству угас.

Творчество

Первым опубликованным произведением Гьеллерупа стал роман «Идеалист» (Ein Idealist; 1878). Роман рассказывает о молодом человеке, который отвергает теологическое учение, церковь и религию в целом. Он верит, что душа человека принадлежит космосу. Эту книгу он опубликовал под псевдонимом Эпигон. В этот период творчества писателя появляются еще несколько работ, которые высмеивали теологию в пользу дарвинизма. Одной с таких книг стала «Наследие и мораль» (Arvelighed og moral; 1881). За эту работу он получил медаль от своего университета.

Роман «Ученик германцев» (Germanernes Laerling; 1882), хотя и был художественным произведением, но при этом носил автобиографический характер. Этот роман повествует о молодом теологе, в которого происходит кризис веры. В конце романа главный герой решает стать свободным философом, описывая собственные мировоззренческие мысли, а не подчиняясь идеям других.

После знакомства с творчеством Тургенева, Гьеллеруп в 1883 году пишет под его влиянием несколько новелл, среди которых «Ромул» (Romulus) и «Соль-мажор» (G–Dur). По окончании путешествия в 1885 году он опубликовал книгу «Годы странствий» (Vandreaaret).

Вернувшись с путешествия, Гьеллеруп меняет направления своего творчества, сосредотачиваясь на концепциях свободы воли и моральной ответственности человека. Таким образом, появилась его драма «Брунхильда» (Brynhild; 1884), которую он начал писать еще в студенческие годы. Драма рассказывает о двух людях, разделённых волей судьбы, но которые безумно хотят воссоединиться. Другая его драматическая поэма с элементами лирики «Тамир» (Thamyris; 1887). В последующие годы он пишет трагедию в прозе и стихах «Хагбард и Сигне» (Hagbard og Signe; 1888) и сборник поэзий «Книга моей любви» (Min kaerligheds bog; 1889).

В 1889 был опубликован любовный роман Гьеллерупа «Минна» (Minna). Как и другие романы писателя этот также носит автобиографические черты. Роман фактически рассказывает о детстве автора, а также о событиях, которые привели к распаду брака Гьеллерупа.

Постепенно автор отходит от тематики героизма и начинает работать над пьесами сходными по стилю с пьесами Ибсена. Так появляется пьеса «Герман Бандель» (Herman Vandel; 1891) о несчастной любви и самоубийстве школьного учителя. Его пьеса «Вуторн» (Wuthhorn; 1893), выдержавшая 100 постановок на сцене театра в Копенгагене, рассказывает историю о двух влюбленных, которых хотят хоть умереть вместе, если не смогут жить вместе. К этому периоду относится пьеса «Kong Hjarne» (1893). Также были популярны в это время пьесы «Его превосходительство» (Hans Excellence; 1895) о продажном чиновнике и «Gift og modgift» (1898).

Последующий период творчества связан с романами «Пастор Морс» (Pator Mors; 1894) – пасквиль на протестантского священника, и «Мельница» (Møllen; 1896), исследующий темные стороны сознания убийцы.

В 1890-х годах Гьеллеруп увлекается философскими идеями буддизма и Шопенгауэра. Под влиянием этого направления появляется пьеса «Жертвенные огни» (Die opferfeuer; 1903) о пути просвещения ученика Гаутамы Будды, и романы «Пилигрим Каманита» (Der Pilger Kamanita; 1906) о людях живших во времена Будды и «Вечные странники» (Die Weltwanderer; 1910) о влюбленных, которые сознают свои предыдущие жизни.

Произведения

• «Идеалист» (Ein Idealist) (1878)
• «Наследие и мораль» (Arvelighed og moral; 1881).
• «Наследие и мораль» (Arvelighed og moral; 1881).
• «Ученик германцев» (Germanernes Laerling; 1882)
• «Ромул» (Romulus; 1883)
• «Соль-мажор» (G–Dur; 1883)
• «Брунхильда» (Brynhild; 1884)
• «Годы странствий» (Vandreaaret; 1885)
• «Тамир» (Thamyris; 1887).
• «Хагбард и Сигне» (Hagbard og Signe; 1888)
• «Книга моей любви» (Min kaerligheds bog; 1889).
• «Минна» (Minna) (1889)
• «Герман Бандель» (Herman Vandel; 1891)
• «Вуторн» (Wuthhorn; 1893)
• «Kong Hjarne» (1893)
• «Пастор Морс» (Pator Mors; 1894)
• «Его превосходительство» (Hans Excellence; 1895)
• Мельница» (Møllen; 1896)
• «Gift og modgift» (1898)
• «Жертвенные огни» (Die opferfeuer; 1903)
• «Пилигрим Каманита» (Der Pilger Kamanita) (1906)
• «Вечные странники» (Die Weltwanderer; 1910)

Литература

• Encyclopedia of World Biography: Gjellerup, Karl Adolph

Ссылки

• [www.gutenberg.org/author/Karl_Adolph_Gjellerup Работы Карла Адольфа Гьеллерупа] в проекте «Гутенберг»

Отрывок, характеризующий Гьеллеруп, Карл Адольф

– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.