Гейбл, Кларк

Кларк Гейбл
Clark Gable
Студийная фотография 1940-х годов
Имя при рождении:	Уильям Кларк Гейбл
Дата рождения:	1 февраля 1901(1901-02-01)
Место рождения:	Кадис, Огайо, США
Дата смерти:	16 ноября 1960(1960-11-16) (59 лет)
Место смерти:	Лос-Анджелес, США
Гражданство:	США США
Профессия:	актёр
Карьера:	1924—1960
Награды:	«Оскар» (1935)

Уильям Кларк Гейбл (англ. William Clark Gable; 1 февраля 1901 — 16 ноября 1960) — американский актёр, кинозвезда и секс-символ 1930—1940-х годов, носивший прозвище «Король Голливуда». Свою карьеру он начал как театральный актёр, в 1924 году дебютировал на большом экране в немом кино, а в начале 1930-х начал получать первые главные роли в кино, снявшись в последующие три десятилетия более чем в 60 кинокартинах. В 1935 году Гейбл стал обладателем премии «Оскар» за лучшую мужскую роль в картине «Это случилось однажды ночью», после чего ещё дважды выдвигался в этой номинации на премию Киноакадемии за роли в фильмах «Мятеж на „Баунти“» (1935) и «Унесённые ветром» (1939).

Биография

Кларк Гейбл родился 1 февраля 1901 года в Кадисе, штат Огайо, и был крещён в католической церкви. Он был единственным ребёнком Уильяма Генри Гейбла (1870-1948), буровика на нефтяной скважине, и его жены Аделины (1869-1901, в девичестве — Гершельман). Предки его родителей были выходцами из Германии. Мать Кларка страдала от эпилепсии и скончалась через семь месяцев после его рождения, поэтому мальчика вырастили отец и мачеха, Дженни Данлап.

Актёр был женат пять раз:

• Джозефина Диллон, старше Гейбла на 14 лет (1924—1930);
• Мария Лэнгэм, старше Гейбла на 17 лет (1931—1939);
• Кэрол Ломбард (1939—1942);
• Сильвия Эшли (1949—1952);
• Кей Уильямс (1955—1960).

На съёмочной площадке фильма «Неприкаянные» у него случился сердечный приступ. Через 11 дней, 16 ноября 1960 года, он умер.

Личная жизнь

У Кларка Гейбла было двое детей. Первая внебрачная дочь Джуди родилась в 1935 году от актрисы Лоретты Янг в строжайшей секретности. Те, кто знал об отцовстве Гейбла, считали, что Джуди была результатом обыкновенной интрижки. Однако в 2015 году невестка Янг Линда Льюис заявила, что перед смертью Янг призналась ей, что никакой интрижки не было: когда они вдвоём снимались в фильме «Зов предков», то Гейбл её изнасиловал, но Янг в некоторой степени считала себя виноватой в этом, так как утверждала, что сама спровоцировала Гейбла. Янг совершенно не хотела нанести вред карьере Гейбла или своей собственной, но в то же время у неё были опасения, что боссы «Twentieth Century Pictures», с которой у неё был контракт, заставят её пойти на аборт, чего она, будучи набожной католичкой, не могла допустить. В итоге Янг, её сёстры и её мать разработали целый тщательно продуманный план, чтобы избежать огласки, но в то же время оставить ребёнка. Для начала Янг временно ушла из кино, а через некоторое время, когда живот уже было невозможно скрывать, уехала на каникулы в Англию и вернулась в США буквально накануне родов, где вместе с матерью поселилась в маленьком домике в Венеции в Калифорнии, якобы по причине «болезни»: для этого она дала голливудской прессе интервью, будучи лёжа в постели и накрытая множеством одеял, чтобы скрыть живот. Там же в Венеции 6 ноября 1935 года и родилась Джудит. Девочку называли в честь Апостола Иуды Фаддея. Гейбл большую часть беременности Янг провёл за границей, но был в Нью-Йорке, когда получил анонимную телеграмму, в которой было сказано: «Родилась девочка, она красивая и у неё светлые волосы». Янг и её мать отрицали, что телеграмма послана ими; Лоретта полагала, что телеграмму скорее всего послал Картер Герман (муж её сестры Полли и крёстный отец Джуди).

Через три недели после родов Янг вернулась в Голливуд, а спустя несколько месяцев Дуждит была помещена в сиротский приют Святой Элизабет в пригороде Лос-Анджеелеса. Когда ей было 19 месяцев, мать Янг «разыскала» Джудит, а сама Янг разыграла небольшой «спектакль»: она официально удочерила Джудит, а журналистке Луэлле Парсонс рассказала для правдоподобности выдуманную историю, что якобы усыновила двух детей, но вынуждена была потом вернуть одного из них биологической матери. Тем не менее, не всех в Голливуде удалось одурачить этим «спектаклем» и о том, кто отец ребёнка, догадывались очень многие. Те же, кто прямо знал об отцовстве Гейбла и видел Джудит, отмечали их схожесть во внешности, которая по мере её взросления становилась очень заметной: в частности ушные раковины Джудит были такими же оттопыренными, как у Гейбла. Сами Гейбл и Янг никогда публично не признавались в том, что они биологические родители Джудит. Янг впервые заговорила об этом только в 1999 году, когда рассказала всё своему биографу Джоан Вестер Андерсон, которая готовила к публикации её биографию (из-за этого Андерсон, по просьбе Янг, опубликовала биографию только после смерти актрисы).

Когда Джудит было 4 года, Янг вышла замуж за Тома Льюиса и Джудит стала носить его фамилию (при рождении она получила фамилию матери), хотя Том её никогда не удочерял и потому не знал, что она родная дочь Янг (младший сводный брат Джудит Кристофер как-то сказал ей, что Том думал, будто Джудит является биологической дочерью сестры Лоретты Салли, потому что очень на неё похожа). Очень многие годы Джудит не имела никакого понятия относительно её родителей и думала, что Лоретта ей не родная мать. Гейбл возник в её жизни только один раз, когда ей было 15 лет и он нанёс ей дружеский визит. Поспрашивав её о жизни он поцеловал Джудит в лоб на прощание, но правду не рассказал. Впервые Джудит узнала правду только в 23 года, когда познакомилась со своим будущим мужем и тот рассказал ей, что её отец Кларк Гейбл, и что «все об этом знают». Только в 31 года (и спустя пять лет после смерти Гейбла) Джудит уговорила Лоретту признаться, кто на самом деле её биологические родители. Джудит предпринимала попытки начать актёрскую карьеру, но дальше ролей в мыльных операх и сериалах продвинуться не смогла. В итоге она получила степень бакалавра и степень магистра в области клинической психологии в Университете Антиохии в Лос-Анджелесе и в 1992 году стала дипломированным детским и семейным адвокатом, и практикующим психотерапевтом. Она умерла от рака 25 ноября 2011 года. На момент смерти у неё была дочь Мария и два внука.

Второго своего ребёнка, Джона Кларка Гейбла, Кларк Гейбл никогда не видел: мальчик родился 20 марта 1961 года после смерти актёра от его последней супруги Кей Уильямс. У Джона Кларка было двое детей: дочь Кейли Гейбл (родилась в 1986 году) и сын Кларк Джеймс Гэйбл (родился 20 сентября 1988 года). Кейли является актрисой, Кларк Джеймс — телеведущим и моделью.

Интересные факты

• Кларк коллекционировал автомобили, поэтому Кэрол Ломбард подарила ему «Форд», украшенный сердечками.
• Гейбл часто представлялся именем отца, пока первая жена не убедила его отказаться от этой привычки.
• После гибели Кэрол Ломбард, Кларк Гейбл, вопреки сильному противодействию правительства и армии, стал стрелком на самолёте B-17 и участвовал в авианалётах на Германию. Он совершил пять боевых вылетов, включая один — на Германию. После повреждения самолета в одном из вылетов руководство студии MGM, опасаясь потерять известного актёра, предприняло всё возможное, чтобы возвратить Гейбла с фронта. В ноябре 1943 года он вернулся в США и продолжил работу в кино.
• Терпеть не мог актрису Грету Гарбо, называл её снобом и обвинял в отсутствии таланта.
• Был масоном, состоял в ложе «Беверли Хиллс» No. 528 Калифорния.
• Самая короткая речь, произнесенная на вручении церемонии «Оскар», состояла всего из двух слов: «Thank you». В 1935 году Гейбл, объявленный победителем в номинации «Лучшая мужская роль» за фильм «Это случилось однажды ночью», вышел на сцену, взял статуэтку, сказал: «Благодарю вас» — и вернулся на своё место.
• В 1940 году жена актера, Кэрол Ломбард, обнаружила, что беременна. Она хотела сообщить новость Гейблу на первую годовщину их свадьбы, но незадолго до этого у неё произошёл выкидыш. О её неудачной беременности стало известно только после его смерти.

Фильмография

Год	Название на русском	Название на языке оригинала	Роль
1961	Неприкаянные	The Misfits	Гай Ленгленд
1960	Это началось в Неаполе	It Started in Naples	Майкл Гамильтон
1959	Но не для меня	But Not for Me	Рассел Уорд
1958	Любимец учительницы	Teacher’s Pet	Джеймс Гэннон
	Идти тихо, идти глубоко	Run Silent Run Deep	Ричардсон
1957	Банда ангелов	Band of Angels	Хэмиш Бонд
1956	Король и четыре королевы	The King and Four Queens	Дэн Кихоу
1955	Крутые ребята	The Tall Men	Полковник Бен Эллисон
	Солдат удачи	Soldier of Fortune	Хэнк Ли
1953	Могамбо	Mogambo	Виктор Марсвелл
	Не отпускай меня	Never Let Me Go	Филип Сазерленд
1952	Одинокая звезда	Lone Star	Деверо Бёрк
1951	Через широкую Миссури	Across the Wide Missouri	Флинт Митчелл
1950	Чтобы сделать приятное даме	To Please a Lady	Майк Брэннан
	Ключ от города	Key to the City	Стив Фиск
1949	Крупная ставка	Any Number Can Play	Чарли Энди Кинг
1948	Командное решение	Command Decision	Бриг. ген. К. С. Деннис
	Возвращение домой	Homecoming	полковник Улисс Делби Джонсон
1947	Рекламисты	The Hucksters	Виктор Элби Норман
1945	Приключение	Adventure	Гарри Паттерсон
1942	Где-нибудь я найду тебя	Somewhere I’ll Find You	Джонатан Дэвис
1941	Притон	Honky Tonk	Кэнди Джонсон
	Они встретились в Бомбее	They Met in Bombay	Джеральд Мелдрик
1940	Товарищ Икс	Comrade X	Маккинли Б. Томпсон
	Шумный город	Boom Town	Биг Джон Макмастерс
	Странный груз	Strange Cargo	Андре Верне
1939	Унесённые ветром	Gone with the Wind	Ретт Батлер
	Восторг идиота	Idiot’s Delight	Гарри Ван
1938	Слишком рискованно	Too Hot to Handle	Кристофер Хантер
	Лётчик-испытатель	Test Pilot	Джим Лейн
1937	Саратога	Saratoga	Дюк Брэдли
	Парнелл	Parnell	Чарльз Стюарт Парнелл
1936	Любовь в бегах	Love on the Run	Майкл Энтони
	Кейн и Мейбл	Cain and Mabel	Ларри Кейн
	Сан-Франциско	San Francisco	Блэки Нортон
	Жена против секретарши	Wife vs. Secretary	Вэн Стэнхоуп
1935	Мятеж на «Баунти»	Mutiny on the Bounty	лейтенант Флетчер Кристиан
	Зов предков	The Call of the Wild	Джек Торнтон
	Китайские моря	China Seas	капитан Алан Гаскелл
	После работы	After Office Hours	Джеймс Бранч
1934	Забывая про всех других	Forsaking All Others	Джеффри Уильямс
	Цепи	Chained	Майкл Брэдли
	Манхэттенская мелодрама	Manhattan Melodrama	Эдвард 'Блэки' Галлахер
	Мужчина в белом	Men in White	доктор Джордж Фергюсон
	Это случилось однажды ночью	It Happened One Night	Питер Уорен
1933	Танцующая леди	Dancing Lady	Патч Галлахер
	Ночной полёт	Night Flight	Джулс
	Береги своего мужчину	Hold Your Man	Эдди Холл
	Белая сестра	The White Sister	Джованни Севери
1932	Странная интерлюдия	Strange Interlude	доктор Нед Даррел
	Трудный мужчина	No Man of Her Own	Джерри 'Бейб' Стюарт
	Красная пыль	Red Dust	Деннис Карсон
	Полли из цирка	Polly of the Circus	Джон Хартли
1931	Чёртовы ныряльщики	Hell Divers	Стив Нельсон
	Одержимая	Possessed	Марк Уитни
	Сюзан Ленокс	Susan Lenox	Родни Спенсер
	Кровавый спорт	Sporting Blood	Уоррен Риддел
	Ночная сиделка	Night Nurse	Ник
	Вольная душа	A Free Soul	Эйс Уилфонг
	Смеющиеся грешники	Laughing Sinners	Карл Лумис
	Секретная шестёрка	The Secret Six	Карл Лакнер
	Кончики пальцев	The Finger Points	Луис Бланко
	Танцуйте, дураки, танцуйте	Dance, Fools, Dance	Джейк Лава
	Простейший способ	The Easiest Way	Ник Фелики
	Раскрашенная долина	The Painted Desert	Рэнс Бретт
1925	Северная звезда	North Star	Арчи Вест
1924	Запретный рай	Forbidden Paradise	Солдат царской охраны
	Белый человек	White Man	ярат леди Андреа

Награды и номинации

Награды

• 1935 — Премия «Оскар» — лучшая мужская роль, за фильм «Это случилось однажды ночью»

Номинации

• 1936 — Премия «Оскар» — лучшая мужская роль, за фильм «Мятеж на „Баунти“»
• 1940 — Премия «Оскар» — лучшая мужская роль, за фильм «Унесённые ветром»
• 1959 — Премия «Золотой глобус» — лучшая мужская роль в комедии или мюзикле, за фильм «Любимец учительницы»
• 1960 — Премия «Золотой глобус» — лучшая мужская роль в комедии или мюзикле, за фильм «Но не для меня»

Ссылки

• Кларк Гейбл (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [ibdb.com/person.php?id=67574 Кларк Гейбл] (англ.) на сайте Internet Broadway Database

Отрывок, характеризующий Гейбл, Кларк

Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.