Гюльгюн, Медина

Медина Гюльгюн
азерб. Mədinə Gülgün
Имя при рождении:	Медина Нурулла кызы Алекперзаде
Псевдонимы:	Гюльгюн
Дата рождения:	17 января 1926(1926-01-17)
Место рождения:	Баку
Дата смерти:	17 февраля 1992(1992-02-17) (66 лет)
Место смерти:	Баку
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	поэтесса, переводчик
Язык произведений:	азербайджанский
Премии:	Заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР (1987)
Награды:

Медина Гюльгюн (азерб. Mədinə Gülgün), настоящее имя Медина Нурулла кызы Алекперзаде — азербайджанская поэтесса, Заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР (1987).

Биография

Медина Алекперзаде родилась 17 января 1926 года в Баку. В 1938 году вместе с семьёй переехала в город Ардебиль в Иранском Азербайджане. С 1947 года жила в эмиграции, была активным участником движения за национальную свободу и демократию Южного Азербайджана (1941—46). С 1945 года была членом Демократической партии Азербайджана. По образованию филолог. Начала печататься с 1945 года. В 1945 году стихотворения Медины Гюльгюн были опубликованы в Тебризе в газетах «На пути к Родине» и «Азербайджан».

Является автором стихов и поэм на темы любви к Родине, освободительной войне народов Ирана, в том числе и народов Южного Азербайджана, среди которых книги «Весна Тебриза» (1950), «Дочь Тебриза» (1956), «Стихи» (1962), «Песнь моих воспоминаний» (1969), «Завтрашний день нашего мира» (1974), «Мечта тоже жизнь» (1976), «Паруса моих надежд» (1981). Является автором слов песни «Ты не пришла» (музыка Алекпера Тагиева).

Медина Гюльгюн перевела на азербайджанский и ряд стихов. Произведения Гюльгюн переводились на русский и другие языки народов СССР, а также на иностранные языки.

Награждена орденом «Знак Почёта».

В 1987 году Президиум Верховного Совета Азербайджанской ССР присвоил Медине Гюльгюн за заслуги в области литературы и культуры почетное звание Заслуженного деятеля искусств Азербайджанской ССР.

Медина Гюльгюн была замужем за известным азербайджанским поэтом из Иранского Азербайджана народным поэтом Азербайджана Балашем Азероглу.

Медина Гюльгюн скончалась 17 февраля 1992 года. В 2012 году её личные вещи, наряду с личными вещами мужа, были переданы в Музей независимости Азербайджана.

Отрывок, характеризующий Гюльгюн, Медина

– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.