Гюмюшхане

Гюмюшхане (тур. Gümüşhane) или Аргируполис (греч. Αργυρουπολις) — город в Турции, административный центр одноименного ила. Находится 115 км южнее Трабзона, на южном склоне Понтийских Альп. Население 30 тыс. человек (2000 г.).

Этимология

И в турецком и в греческом имени корень один — серебро. Означает — дом серебра по-турецки, город серебра по-гречески.

История

В Византийскую эпоху назывался Тея (греч.Θεια) и принадлежал епархии Халдия. Расцвет города начинается в XVI веке, после обнаружения месторождения серебра возле бывшей византийской крепости Дзаниха (греч. Τζανιχα). В 1546 г. здесь был основан монетный двор. Впервые упоминается под именем Гюмюшхане в 1589 г. В 1644 г. производство серебра достигло 7 тыс. кг. Население — в основном греческое — выросло до 60 тыс. человек. Это в значительной мере обусловлено тем, что в регионе рудника христиане были освобождены от выплаты специфических, только для христиан, налогов в Османской империи. К тому же, кроме султанского наместника, турецкое присутствие было незначительным, город самоуправлялся, техническое руководство рудников было закреплено за греками.

По мере истощения месторождения в XVII веке начинается отток рабочего населения к новым месторождениям от Эрзерума до Диярбекира. В 1790 г., по приглашению грузинского царя Ираклия Второго, часть населения переселилась в Ахалцихе, Грузия на рудник Ахтала, где греческим переселенцам был передан и одноименный монастырь. Материальное благополучие и частичное самоуправление создали предпосылки и для духовного расцвета: Греческое высшее училище (греч. Φροντιστηριο) и библиотека были построены в 1723 г. Храм Богородицы Каниотисы (греч. Παναγια η Κανηωτησα) — сегодня разрушенный — построен в 1724-26 гг. В ходе русско-турецких войн город дважды был занят русскими войсками в 1828-29 гг. и в 1877-78 гг. Греческое население встречало русских как освободителей, но русские уходили и, ожидая турецкие гонения, часть греческого населения была переселена в 1829 г. в Цалку, Грузия и в 1878 г. в Батуми и Ставрополь. Имя Гюмюшхане было окончательно закреплено за городом в 1846 г. К 1914 г. в городе проживало только 3 тыс. человек, половина населения - греки. После гонений в период Первой мировой войны, оставшееся в живых греческое население было вынуждено в 1923 г. переселиться в Грецию, в основном в город Науса (Иматия), Центральная Македония, где хранится большая часть библиотеки, спасённая беженцами. Часть чудом спасенной церковной утвари и украшений собрана в Афинском музее Бенаки.

В окрестностях: Монастырь Хутура — разрушенный сегодня православный монастырь, эпохи византийских императоров Комнинов.

В 1912 году в городе и окрестностях проживали: турки-25,091 чел; греки-5,997 чел; армяне-1,367 чел.

Ссылка: An Ethnological Map Illustrating Hellenism in the Balkan Peninsula and Asia Minor, George Soteriadis 1918

Известные уроженцы

• Георгиос Кирьякидис — видный греческий просветитель, основал в 1723 г. в Гюмюшхане Высшее греческое училище и библиотеку.
• Игнатий II Кутурис (греч. Ιγνατιος Β, Κουθουρης) — Константинопольский патриарх [1734-1749].
• Мануэл Джахджахян — армянский писатель, поэт, мхитарист, автор итало-армяно-турецкого и армяно-итальянского словарей.
• Манвел Гюмушханеци (Шагинян) — армянский церковный деятель, крымский архимандрит.
• Хикмет Темель Акарсу — турецкий писатель, сатирик, драматург, автор романов, повестей, рассказов.

Литература

• ISBN 960-85142-0-7
• ISBN 960-85142-1-5

Отрывок, характеризующий Гюмюшхане

– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.