Грасс, Гюнтер

Гюнтер Грасс
нем. Günter Grass
Гюнтер Грасс, 2004 год
Дата рождения:	16 октября 1927(1927-10-16)
Место рождения:	Вольный город Данциг (ныне — Гданьск, Польша)
Дата смерти:	13 апреля 2015(2015-04-13) (87 лет)
Место смерти:	Любек, Германия
Гражданство:	Германия Германия
Род деятельности:	прозаик, поэт, эссеист
Дебют:	«Жестяной барабан» (1959)
Премии:	Нобелевская премия по литературе (1999), Премия Соннинга (1996), Премия Фельтринелли (1982)
Подпись:
[lib.ru/INPROZ/GRASS/ Произведения на сайте Lib.ru]

Гюнтер Грасс (нем. Günter Grass или Graß [ˈɡʏntɐ ˈɡʀas]; 16 октября 1927, Вольный город Данциг — 13 апреля 2015, Любек, Германия) — немецкий писатель, скульптор, художник, график, лауреат Нобелевской премии по литературе 1999 года.

Биография

Родился в Вольном городе Данциге (ныне Гданьск). По воспоминаниям самого писателя, приведённым в книгах «Жестяной барабан» и «Луковица памяти», его родители занимались торговлей. Отец писателя был немец, мать — кашубка.

Во время Второй мировой войны в возрасте 15 лет вместе со своими одноклассниками был призван в обслугу зенитной батареи, затем отбыл трудовую повинность и в ноябре 1944 года в возрасте 17 лет был зачислен в 10-ю танковую дивизию войск СС, в составе которой участвовал в битве за Берлин в апреле 1945 года и был ранен. После войны пробыл в американском плену до 1946 года.

С 1947 по 1948 год Грасс обучался профессии каменотёса в Дюссельдорфе, в дальнейшем учился скульптуре и живописи в Академии искусств в Дюссельдорфе. С 1953 по 1956 год продолжил изучение живописи в Высшей школе изобразительных искусств в Западном Берлине под руководством скульптора Карла Хартунга.

С 1956 по 1959 год Грасс жил в Париже. В 1960 году вернулся в Западный Берлин, где жил до 1972 года. С 1972 по 1987 год жил в Западной Германии — в Вестфалии и Шлезвиг-Гольштейне.

В 1954 году Грасс женился на Анне Шварц, с которой развёлся в 1978 году. В 1979 году женился второй раз на Уте Грунерт.

В 1956—1957 годах Гюнтер Грасс начал выставлять свои скульптурные и графические работы и одновременно начал заниматься литературой. В то время Грасс писал рассказы, стихи и пьесы, которые сам он относил к театру абсурда.

Образным языком был написан и дебютный роман Грасса «Жестяной барабан» (нем. Die Blechtrommel), опубликованный в 1959 году. За этот роман он получил премию «Группы 47», к которой он сам принадлежал с 1957 года. В романе реальные исторические события конфронтируют с сюрреалистически-гротескным образным языком Грасса. Стиль, в котором написан роман «Жестяной барабан», стал стилем Гюнтера Грасса.

После выхода «Жестяного барабана» Гюнтер Грасс получил мировую известность. Впервые после Второй Мировой войны немецкий писатель получил международное признание.

В 1960 году жюри литературной премии города Бремена хотело присудить свою премию роману «Жестяной барабан», но сенат Бремена воспротивился этому.

В 1979 году роман был экранизирован западногерманским режиссёром Фолькером Шлёндорфом. Фильм «Жестяной барабан» получил главный приз Каннского кинофестиваля — «Золотую пальмовую ветвь» — в 1979 году (приз был разделен с фильмом «Апокалипсис сегодня», а также «Оскара» как лучший иностранный фильм. Второй роман Грасса «Кошки-мышки», действие которого происходит во время Второй мировой войны в Гданьске, и в котором рассказывается история юного Йоахима Мальке (Joachim Mahlke), вызвал скандал. Гессенский министр работы и здравоохранения, из-за описанной в романе сцены онанизма, сделал запрос в федеральные органы надзора о проверке романа как имеющего аморальное содержание. Но после последовавших протестов общественности и других писателей запрос был отозван.

На выборах Грасс поддерживал Социал-демократическую партию Германии и стал её членом в 1982 году.

В романе «Под местным наркозом» (нем. Örtlich betäubt, 1969) писатель стремится понять левый фанатизм студенческого движения и умеренность старшего поколения. «Из дневника улитки» (Aus dem Tagebuch einer Schnecke, 1972) — сочетание автобиографического отчёта о работе в предвыборной кампании СДП и истории некоего Германа Отта, его деятельности и осуждения при нацистах. Интересны романы «Камбала» (Der Butt, 1977), «Встреча в Тельгте» (Das Treffen in Telgte, 1979), «Вымыслы» (Kopfgeburten, 1982), «Крыса» (Die Rättin, 1985). Перу Грасса принадлежат многочисленные эссе и статьи, множество стихов и ряд драматических произведений.

В 1985 году вместе с джазовым музыкантом Гюнтером Зоммером (нем. Günter Sommer) выпускает много необычных записей, на которых читает свои произведения под музыку Зоммера.

В 1990 году высказался против воссоединения Германии (ФРГ и ГДР). Грасс считал, что объединённая Германия может возродиться как воинственное государство.

В 1999 году в возрасте 72 лет Гюнтер Грасс был удостоен Нобелевской премии по литературе. Грасс стал первым за 27 лет немецким писателем, получившим премию. В 1972 году её был удостоен Генрих Бёлль.

В 2005 году основал литературный кружок — «Любекские литературные встречи».

Жил в окрестностях Любека. Собственно в Любеке находится его дом, где хранится основная часть его рукописей и художественных работ.

В августе 2006 года в Германии вокруг имени Гюнтера Грасса и его моральной роли в послевоенной Германии разгорелся скандал. Писатель признался в том, что в молодости состоял в рядах Ваффен-СС. В то время, по словам Грасса, он воспринимал эту организацию как космополитические элитные войска, а в двойных рунах в петлицах униформы Ваффен-СС не видел ничего предосудительного. Грасс заявил, что во время службы в Ваффен-СС он не совершал военных преступлений и не сделал ни единого выстрела.

Скандальное откровение Грасса вызвало общественный резонанс и побудило его к написанию мемуаров. «Луковица памяти» увидела свет в 2006 году. В книге причудливым образом сплелись реальные факты из жизни писателя и апокрифические эпизоды (например, совместное выступление Гюнтера Грасса с Луи Армстронгом или игра в кости с, предположительно, Йозефом Ратцингером во время совместного пребывания в американском лагере для военнопленных). Следует отметить, что «Луковица памяти» — не первое произведение, где вместо фиктивного рассказчика выступает сам Гюнтер Грасс. Подобный приём был использован в книге «Из дневника улитки» в 1972 году.

Своеобразным продолжением автобиографического цикла стала книга Грасса «Фотокамера. Истории из тёмной комнаты» (2009). Это семейная хроника Грасса, все персонажи которой легко узнаваемы, невзирая на подмену имен.

Зимой 2009 года увидел свет следующий том автобиографического цикла Грасса под названием «По пути из Германии в Германию» — это реальный дневник писателя за 1990 год.

8 апреля 2012 года Израиль объявил Гюнтера Грасса персоной нон грата за обнародование стихотворения под названием «То, что должно быть сказано», в котором тот резко критиковал Израиль за угрозу превентивной войны в отношении Ирана из-за его ядерной программы и напомнил, что у самого Израиля имеется созданное в тайне ядерное оружие. Формальным поводом для этого решения стала служба писателя в частях СС — по законам Израиля это является пособничеством нацизму и основанием для отказа во въездной визе. В связи с данным скандалом Грасс пояснил, что к Израилю в целом он испытывает глубокую симпатию и его ошибка состоит в том, что он писал про Израиль в целом, а не про нынешнее израильское правительство. Он заявил, что не встал на сторону Ирана, а призывал международное сообщество контролировать обе стороны конфликта, и выразил удивление тому, что, хотя он получил много писем поддержки и одобрения его позиции, немецкая пресса посчитала возможным дать высказаться только его критикам. Бывший посол Израиля в Германии Ави Примор, хотя и негативно отнёсся к стихотворению Грасса, но назвал решение министерства внутренних дел Израиля преувеличенным и популистским и сказал, что нет никаких оснований считать Грасса антисемитом. Еврейская община Германии также посчитала действия властей Израиля чрезмерными.

Через 2 месяца Грасс опубликовал другое стихотворение актуальной политической тематики «Стыд Европы», обвиняя на этот раз Европу и «международных ростовщиков» в нападках на Грецию. Напоминая немцам что «Они своим оружием ранили благословлённую островами страну, неся вместе со своими мундирами Гёльдерлина в ранце» он завершает «В маразме ты сморщишься без страны, дух которой тебя, Европа, создал». Работа над мемуарным циклом продолжалась и позже.

В 2013 году писатель заявил, что больше не будет писать романы: закончить ещё одно большое произведение, работа над которым занимает пять-шесть лет, ему не позволят возраст и здоровье. В основном он занят тем, что пишет картины акварелью. Последнее произведение Грасса "Vonne Endlichkait", заявленное как "литературный эксперимент, соединяющий в себе поэзию и прозу", было завершено за три дня до смерти писателя и вышло в свет посмертно в августе 2015 года.

Умер 13 апреля 2015 года от инфекции.

Цитата Грасса из его Нобелевской речи

В ужасе мы наблюдаем, что капитализм, с тех пор как его брат социализм объявлен мёртвым, страдает манией величия…

Подобно тому как Нобелевская премия, если отвлечься от всякой её торжественности, покоится на открытии динамита, который, как и другие порождения человеческого мозга — будь то расщепление атома или также удостоенная премии расшифровка генов, — принёс миру радости и горести, так и литература несёт в себе взрывчатую силу, даже если вызванные ею взрывы становятся событием не сразу, а, так сказать, под лупой времени и изменяют мир, воспринимаясь и как благодеяние, и как повод для причитаний, — и всё во имя рода человеческого.

Библиография

Данцигская трилогия

• Жестяной барабан / Die Blechtrommel (1959, рус. перевод 1995)
• Кошки-мышки / Katz und Maus (1961, рус. перевод 1968)
• Собачьи годы / Hundejahre (1963, рус. перевод 1996)

Романы и повести

• Под местным наркозом / Örtlich betäubt (1969)
• Из дневника улитки / Aus dem Tagebuch einer Schnecke (1972, рус. перевод 1993)
• Камбала / Der Butt (1977)
• Встреча в Тельгте / Das Treffen in Telgte (1979, рус. перевод 1983)
• Вымыслы / Kopfgeburten (1980)
• Крысиха (повесть) / Die Rättin (1986)
• Крик жерлянки / Unkenrufe (1992)
• Моё столетие / Mein Jahrhundert (1999, рус. перевод 2000)
• Траектория краба / Im Krebsgang (2002, рус. перевод 2002)
• Луковица памяти / Beim Häuten der Zwiebel (2006, рус. перевод 2008)
• Фотокамера / Die Box (2008, рус. перевод под названием «Фотокамера. Истории из темной комнаты» 2009)
• По пути из Германии в Германию / Unterwegs von Deutschland nach Deutschland. Tagebuch 1990 (2009)
• Слова Гримм / Grimms Wörter (2010)
• О тленности/конечности / Vonne Endlichkait (2015)

Литература

• Млечина И. В. Гюнтер Грасс. — М.: Молодая гвардия, 2015. — 320 с. — (Жизнь замечательных людей). — ISBN 978-5-235-03835-6.

Ссылки

• [lib.ru/INPROZ/GRASS/ Гюнтер Грасс] в библиотеке Максима Мошкова
• [scepsis.ru/library/id_2539.html Быть совершеннолетним. Речь Г. Грасса в честь 100-летнего юбилея гимназии им. Пауля Наторпа в Берлине 19 июня 2009 г.] // «Скепсис»
• [www.poezia.ru/article.php?sid=87124 стихи, перевод Вячеслав Куприянова]
• [samlib.ru/s/sibirjanin_i/grass.shtml Не могу молчать. (Пер. И. Сибирянина)]

Отрывок, характеризующий Грасс, Гюнтер

– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.