Гюрджян, Акоп Маркарович

Акоп Маркарович Гюрджян
Հակոբ Գյուրջյան
Род деятельности:	Скульптор
Дата рождения:	5 (17) декабря 1881(1881-12-17)
Место рождения:	Шуша, Елизаветпольская губерния, Российская империя
Дата смерти:	28 марта 1948(1948-03-28) (66 лет)
Место смерти:	Париж, Франция

Ако́п Марка́рович Гюрджя́н (5 (17) декабря 1881, Шуша — 28 марта 1948, Париж) — армянский скульптор.

Биография

Детство, начало творческого пути

Акоп Гюрджян родился в Шуше в небогатой армянской семье, был шестым из восьми детей. После смерти родителей воспитывался старшим братом Грикором. Учился в местном реальном училище, преподавателем армянского языка, в котором работал известный армянский этнограф и археолог Ерванд Лалаян. В детстве Акоп начал лепить из глины и высекать из камня фигурки животных, зачастую в ущерб учёбе, чем вызывал недовольство близких.

В 1899 году Грикор устроил Акопа в частное училище Фидлера в Москве, в котором он учился до 1904 года. В Москве Гюрджян познакомился со скульптором Паоло Трубецким, позволившим ему работать в своей мастерской и помогавшим начинающему скульптору советами. В 1900 году земляк Гюрджяна Степан Агаджанян заметил его способности и посоветовал продолжить обучение в Париже.

После окончания училища Акоп переехал в Баку, где работал чертёжником, затем два года отбывал воинскую повинность в инженерном батальоне.

Учёба и работа во Франции

В 1906 году Акоп Гюрджян женился на шушинке Айкануш Галумян и по настоянию её семьи поступил на медицинский факультет в Монпелье. К новой профессии он не проявил особого интереса и летом 1907 году переехал в Париж. Осенью Гюрджян поступил в академию Жюлиана. Здесь его преподавателями были Поль Ландовски, Рауль Шарль Верне и Анри Леон Гребер. За годы обучения Гюрджян был неоднократно премирован. Особое влияние на скульптора оказало творчество Огюста Родена, мастерскую которого он посещал.

Возвращение в Россию

Осенью 1914 года после начала Первой мировой войны Акоп Гюрджян вернулся в Россию, где жил в течение последующих шести лет. Большую часть этого времени он провёл в Москве. В России он посещал Горького в Мустамяках и создал второй его портрет.

В 1915 году Гюрджян принял участие в выставке «Мир Искусства», однако его работы не вызвали одобрения критики. В конце 1916 года он отправился в Тифлис, где провёл несколько месяцев.

Октябрьская революция застала Акопа Гюрджяна в Москве. В течение четырёх лет скульптор работал в тяжёлых условиях гражданской войны в России, под эгидой объявленной в стране политики «монументальной пропаганды».

Приезд во Францию

В начале 1921 года Гюрджян добился разрешения на выезд во Францию. Причиной (по крайней мере, официальной), стало опасение за судьбу оставленных за границей работ. Приехав в Париж, Гюрджян обнаружил действительно плачевное состояние своих работ: помещение мастерской было занято, а работы свалены в кучу, многие из них оказались в плохом состоянии или вовсе разбиты. Первое время, скульптор поселился в Туре, затем вернулся в Париж, где занимался активной творческой деятельностью, зарабатывая преподаванием.

В конце сентября 1923 года по приглашению некой богатой американки Гюрджян отправился в Нью-Йорк для преподавания скульптуры. В США он испытывал трудности материального характера, вызванные, прежде всего, отсутствием заказов. Несмотря на это в марте-апреле 1924 года скульптору удалось устроить персональную выставку в Kingor Galery. Выставка прошла удачно, и оставшись ещё на несколько месяцев в США, Гюрджян продал несколько своих работ и получил заказ на создание барельефа.

Работы Гюрджяна становились всё более популярными, и в марте 1926 года он получил возможность организовать персональную выставку в одном из известных выставочных центрах Парижа — «Hotel Jean Charpentier», на которой представил около ста своих работ. Выставка имела успех, нашла широкий отклик в печати и позволила Гюрджяну поправить своё материальное положение. В 1925—1930 годах скульптор принимал участие в выставках французского, русского и армянского искусства в различных городах Франции, Бельгии и Японии.

Франция (1927—1948)

Последующий период жизни и творчества Акопа Гюрджяна был наиболее продуктивным. Именно в это время он создал многие свои лучшие произведения. Продолжала расти его популярность, он активно участвовал в выставках как во Франции, так и за рубежом. Работы Гюрджяна приобретались богатыми коллекционерами и некоторыми музеями.

На фоне успешной деятельности скульптора были и неудачи. Так, был отвергнут проект памятника воинам-армянам Первой мировой войны. После смерти Андраника Комитет по постановке памятника посчитал проект Гюрджяна слишком дорогим и отказал в его установке. Заказанный к 1937 году русской общиной Парижа памятник Александру Пушкину так и не был установлен.

С 1935 года у Гюрджяна развивалась стенокардия, которая впоследствии стала причиной его смерти. Болезнь прогрессировала, мешая художественной деятельности. В послевоенные годы из-за болезни Гюрджян почти не мог заниматься скульптурой, и большей частью рисовал. Последней работой Гюрджяна стала выполненная незадолго до смерти «Голова негра», на которой остались швы от кусковой формы.

Творчество

Ранние работы

В Государственной Картинной галерее Армении хранятся некоторые студенческие работы Гюрджяна. Среди них — гипсовый женский торс (1908—1909). К ранним работам скульптора можно отнести бюсты Аршака Чобаняна (1911), Максима Горького (1912), барельефы «Пахота» и «Армянские крестьянки», скульптура «Бегство» (1912), посвященная армяно-татарской резне 1905 года.

Творчество Гюрджяна в 1911—1912 годах ознаменовано большим влиянием Родена. К этому периоду относятся такие работы, как бюст Льва Толстого (1911), Маргариты Ширванзаде (1911), С. Меликова и А. Меликовой (оба 1912), И. Добровейна (1913). Работа над бюстом Льва Толстого продолжалась около четырёх лет, в 1913 году бюст был отлит в гипсе, а к 1914 году — в двух экземплярах в мраморе.

В последующих работах Гюрджян освободился от влияния Родена, у него появились также непортретные работы. К таким работам относятся «Спящий демон» и «Христос», сохранились также 4 эскиза к композиции «Сидящий демон». В это же время Гюрджян создал по заказу промышленника Кузнецова гарнитур для письменного стола. Из восьми предметов гарнитура сохранились подставка для лампы («Стремление к свету»), нож для бумаги и пресс-папье.

Россия

Вернувшись в Россию, Гюрджян создал ряд портретных работ. Это — второй бюст Максима Горького (1914), который сам писатель называл своим лучшим изображением; небольшая статуэтка «Горький за работой»; бюсты Фёдора Шаляпина (1914 и 1916); портрет Сергея Рахманинова (1915), признанный одной из наиболее удачных работ скульптора. Три скульптуры, созданные к 1915 году, приняли участие в выставке в Москве. В Москве был также создан портрет композитора Александра Скрябина (1915).

Пребывая в Тифлисе, Гюрджян создал четыре портрета: Александра Ширванзаде, Андраника Озаняна, Гургена Хан-Сигнахского и А. Мелик-Азарянца.

Советский период

После установления Советской власти Гюрджян приступил к созданию памятника Михаилу Врубелю. На создание этого памятника скульптор потратил два года, однако, в 1919 году, когда памятник был почти готов, во время одной из холодных ночей он распался из-за отсутствия отопления в мастерской. Сохранился лишь снимок скульптуры плохого качества.

Гюрджян выполнил несколько станковых портретов, среди которых портреты Ваана Теряна и Анатолия Луначарского. В продолжение затронутого в 1910 году сюжета создается второй барельеф «Пахота», однако кроме сюжета эти работы практически не имеют ничего общего.

Франция (1921—1926)

Первым произведением скульптора во Франции стал портрет Тиграна Келекяна (1921), не очень удавшийся мастеру. Вторая работа была более удачной, это — портрет коммерсанта Серопа Сваджяна (1921—1922). Гюрджян точно передал черты лица и характер Сваджяна, не смягчив детали. Однако, заказчик отказался принять эту работу, мотивировав отсутствием сходства.

Наиболее удачные женские портреты этого периода: портрет Сабатье (1923), Кричевской (1924), Акетаньер (1924). Первый портрет характерен тем, что модель изображена во весь рост, что необычно для творчества Гюрджяна. Стоит также отметить работу «Голова молодой русской девушки» (1925). Среди мужских портретов наиболее ярким является «Голова молодого человека» (1926).

Первое время пребывания Гюрджяна во Франции характерно относительно большим для этого скульптора количеством сюжетных работ: за этот период было создано около 25 таких композиций. Наиболее популярными сюжетами стали:

• танец (две скульптуры «Кавказский танец», 1922 и 1926; «Танец», 1922; и «Танго», 1925);
• спорт (скульптуры «Спорт» и «Бокс», 1923; скульптурная группа «Коррида», 1923);
• евангельский сюжет. Навеянная им скульптура «Pieta» — надгробный плач, выполнена в многих вариантах. С 1922 по 1939 годы скульптор выполнил множество работ на эту тему. Это были и барельефы, и круглые скульптуры, их размер колебался от 25 см до композиций в натуральную величину, использовались камень, терракота и дерево;
• передача определенного чувства («Молитва», «Отчаяние», «Безмятежность»);
• античная тематика (скульптуры «Победа», «Леда» и «Диана»). На «Победе» (1923) изображена богиня Ника, несущаяся на колеснице над облаками. По сути, эта монументальная композиция является почти барельефной; сам Гюрджян мечтал, что она будет высечена в шушинских скалах. На сюжет «Леда» были выполнены как барельеф, так и несколько круглых статуй. На барельефе «Дина» изображена крылатая богиня и олень;
• исторические и легендарные личности (скульптуры «Клеопатра», 1924; «Саломея», 1925).

Также Гюрджяном был выполнен проект памятника погибшим на Первой мировой войне армянским солдатам, который так и не был установлен.

Франция (1927—1948)

В творчестве Гюрджяна 1927—1948 гг. можно выделить ряд новых направлений и сюжетов. За последние 20 лет жизни скульптор создал четыре «Головы негра»: 2 мужских и 2 женских портрета. Наиболее интересными из них являются «Голова негритянки с серьгами» (1929), выполненная в терракоте, и «Голова негра» (1948) — последняя работа скульптора. Хотя эти работы и были выполнены с натуры, однако скорее представляли собой не индивидуальные, а типовые образы.

Среди портретов стоит отметить портреты Георгия Якулова, Мартироса Сарьяна, Гарегина Овсепяна, Л. Карганова. В этих работах Гюрджяна был ярко выражен национальный характер и темперамент персонажей, его внутренние и внешние составляющие. К лучшим портретам Гюрджяна можно отнести также портрет актрисы Генриетты Паскаль (1933), работы «Неизвестная с повязкой на голове» и «Портрет неизвестной» (обе — 1930-е гг.).

Наиболее выразительной деталью портретов Гюрджяна являются глаза: скульптор использует разнообразные техники (от пустот и впадин до точно выполненных глаз с подкрашенными зрачками).

В эти годы Гюрджян создает также большое количество работ анималистического жанра, проявив себя замечательным анималистом. Это — изображения кошек, собак, обезьян и др.

В 30-е годы Гюрджян вновь затрагивает в своем творчестве ещё один жанр — ню. Известно шесть работ скульптора в этом жанре, выполненных за эти годы: «Молодость» (1933, гранит), «Молодость. Мысль» (1934, базальт), «Обнажённая на корточках — Кариатида» (1935, известняк), «Спящая» (белый камень), «Юность. Обнажённая с цветком в руке» (гипс), «Торс» (1939, гранит). Все эти работы объединяет отсутствие какой-либо идеализации женского тела, изображение его естественной красоты. Несколько особняком среди ню Гюрджяна стоит единственная мужская фигура — портрет танцовщика и балетмейстера Сергея Лифаря.

Юбилейная монета номиналом в 10000 армянских драм в память об Акопе Гюрджяне. Выпущена в 2006 году. Выполнена в золоте. Справа: обверс. Изображена скульптура Саломея (1925—1926, бронза). Слева: реверс. Изображён бюст Акопа Гюрджяна.

Источники

• [www.dommuseum.ru/slovarx/person.php?id=4167 Российское зарубежье во Франции. 1919—2000 : биогр. словарь : в 3 т. / под. общ. ред. Л. Мнухина, М. Авриль, В. Лосской. — Наука : Дом-музей Марины Цветаевой, 2008—2010.]
• Р. Г. Дрампян. Акоп Гюрджян. Издательство АН Армянской ССР. 1973.

Отрывок, характеризующий Гюрджян, Акоп Маркарович

Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.