Курбе, Гюстав

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гюстав Курбе»)
Перейти к: навигация, поиск
Гюстав Курбе

Курбе в 1860-е годы
Имя при рождении:

Жан Дезире Гюстав Курбе

Дата рождения:

10 июня 1819(1819-06-10)

Место рождения:

Орнан (Франш-Конте, Франция)

Дата смерти:

31 декабря 1877(1877-12-31) (58 лет)

Место смерти:

Ла-Тур-де-Пельз, Швейцария)

Гражданство:

Франция Франция

Стиль:

реализм

Работы на Викискладе

Жан Дезире́ Гюста́в Курбе́ (фр. Jean Désiré Gustave Courbet; 10 июня 1819, Орнан — 31 декабря 1877, Ла-Тур-де-Пельз, Во, Швейцария) — французский живописец, пейзажист, жанрист и портретист. Считается одним из завершителей романтизма и основателей реализма в живописи. Один из крупнейших художников Франции на протяжении XIX века, ключевая фигура французского реализма.





Биография

Гюстав Курбе родился в 1819 году в Орнане, городке с населением около трёх тысяч человек, расположенным во Франш-Конте, в 25 км от Безансона, около швейцарской границы. Его отец, Режис Курбе, владел виноградниками около Орнана. В 1831 году будущий художник начал посещать семинарию в Орнане[1]. Утверждается, что его поведение столь контрастировало с тем, что ожидалось от семинариста, что никто не брался отпускать ему грехи[2] (см. также[1]). Так или иначе, в 1837 году по настоянию отца Курбе поступил в Collège Royal в Безансоне, что, как надеялся его отец, должно было подготовить его к дальнейшему юридическому образованию. Одновременно с обучением в коллеже, Курбе посещал занятия в Академии, где его учителем был Шарль-Антуан Флажуло, ученик крупнейшего французского художника-классициста Жака-Луи Давида.

В 1839 году он отправился в Париж, дав отцу обещание, что будет изучать там юриспруденцию. В Париже Курбе познакомился с художественной коллекцией Лувра. На его творчество, в особенности раннее, большое влияние впоследствии оказали малые голландцы и испанские художники, в особенности Веласкес, у которых он заимствовал общие тёмные тона картин. Курбе не стал заниматься юриспруденцией, а вместо этого начал занятия в художественных мастерских, прежде всего у Шарля де Штейбена. Затем он отказался от получения формального художественного образования[3] и стал работать в мастерских Суисса и Ляпена. В мастерской Суисса не было специальных занятий, студенты должны были изображать обнажённую натуру, и их художественные поиски не ограничивались преподавателем. Такой стиль обучения хорошо подходил Курбе.

В 1844 году первая картина Курбе, «Автопортрет с собакой», была выставлена в Парижском салоне (все остальные картины были отвергнуты жюри[1]). С самого начала художник показал себя крайним реалистом, и чем далее, тем сильнее и настойчивее следовал по этому направлению, считая конечной целью искусства передачу голой действительности и жизненной прозы и пренебрегая при этом даже изяществом техники. В 1840-х годах он написал большое количество автопортретов.

Между 1844 и 1847 годами Курбе несколько раз посетил Орнан, а также путешествовал в Бельгию и Нидерланды, где ему удалось установить контакт с продавцами живописи. Одним из покупателей его работ был голландский художник и коллекционер, один из основателей Гаагской школы живописи Хендрик Виллем Месдах. Впоследствии это заложило основы широкой известности живописи Гюстава Курбе за пределами Франции. Примерно в это же время художник устанавливает связи в парижских артистических кругах. Так, он посещал кафе Brasserie Andler (находившееся непосредственно около его мастерской), где собирались представители реалистического направления в искусстве и литературе, в частности, Шарль Бодлер и Оноре Домье.

В конце 1840-х годов официальным направлением французской живописи все ещё был академизм, и работы художников реалистического направления периодически отвергались устроителями выставок. Так, в 1847 году все три работы Курбе, представленные в Салон, были отвергнуты жюри. Более того, в этом году жюри Салона отвергло работы большого числа известных художников, включая Эжена Делакруа, Домье и Теодора Руссо, так что они вынашивали планы о создании собственной выставочной галереи. Планы не осуществились из-за начавшейся революции. В результате в 1848 году году все семь работ Курбе, представленных жюри, были выставлены в Салоне, но ему не удалось продать ни одну картину.

При уме и значительном таланте художника, его натурализм, приправленный, в жанровых картинах, социалистической тенденцией, вызвал много шума в артистических и литературных кругах и приобрёл ему немало врагов (к ним относился Александр Дюма-сын), хотя также и массу приверженцев, к числу которых принадлежал известный писатель и теоретик анархизма Прудон.

В конце концов, Курбе стал главой реалистической школы, возникшей во Франции и распространившейся оттуда в другие страны, особенно в Бельгию. Уровень его неприязни к прочим художникам дошёл до того, что в течение нескольких лет он не участвовал в парижских салонах, а на всемирных выставках устраивал из своих произведений особые выставки, в отдельных помещениях. В 1871 году Курбе примкнул к Парижской коммуне, управлял при ней общественными музеями, был комиссаром по культуре и руководил низвержением Вандомской колонны.

После падения Коммуны, отсидел, по приговору суда, полгода в тюрьме; позже был приговорён к пополнению расходов по восстановлению разрушенной им колонны. Это заставило его удалиться в Швейцарию, где он и умер в нищете в 1877 году.

Творчество

Курбе неоднократно на протяжении всей жизни отзывался о себе как о реалисте: «Живопись заключается в представлении вещей, которые художник может увидеть и коснуться… Я твёрдо придерживаюсь взглядов, что живопись — предельно конкретное искусство и может заключаться лишь в изображении реальных, данных нам вещей… Это совершенно физический язык»[4].

Наиболее интересные из произведений Курбе: «Похороны в Орнане» (в музее Орсе), собственный портрет, «Косули у ручья», «Драка оленей», «Волна» (все четыре — в Лувре, в Париже), «Послеобеденное кофе в Орнане» (в Лилльском музее), «Разбиватели шоссейного камня» («Дробильщики камня») (хранилась в Дрезденской галерее и погибла в 1945), «Пожар» (картина, в связи своей антиправительственной темой, уничтоженная полицией), «Деревенские священники, возвращающиеся с товарищеской пирушки» (едкая сатира на духовенство), «Купальщицы», «Женщина с попугаем», «Вход в долину Пюи-Нуар», «Ораньонская скала», «Олень у воды» (в Марсельском музее) и многие пейзажи («Порыв ветра» и др.), в которых талант художника выражался ярче и полнее всего. Курбе — автор нескольких скандальных, не выставлявшихся, но известных современникам эротических картин («Происхождение мира», «Спящие» и др.); это также органично вписывалось в его концепцию натурализма.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Курбе, Гюстав"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.rehs.com/Gustave_Courbet_Bio.html Gustave Courbet: Artist biography]. Rehs Galleries Inc (2009). Проверено 8 сентября 2009. [www.webcitation.org/61DOgswTM Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
  2. Jack Lindsay. Gustave Courbet: His Life and Art. — Harper & Row (New York). — С. 6.
  3. [cybermuse.gallery.ca/cybermuse/docs/bio_artistid1155_e.jsp Gustave Courbet — Biography](недоступная ссылка — история). The National Gallery of Canada (2009). Проверено 8 сентября 2009. [web.archive.org/20060310201915/cybermuse.gallery.ca/cybermuse/docs/bio_artistid1155_e.jsp Архивировано из первоисточника 10 марта 2006].
  4. Цитируется по:Jürgen Schultze. Kunst im Bild: Neunzehntes Jahrhundert. — Naturalis Verlag (München). — С. 88. — ISBN 3-88703-707-3.

Источники

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Ссылки

  • [www.impressionist--paintings.com/russian/COURBET/biograph_courbet.shtml Жизнь и творчество Гюстава Курбе на сайте Картины Импрессионистов]
  • [gallart.by/Gustave_Courbet.html/ Биография и 107 картин Гюстава Курбе]

Отрывок, характеризующий Курбе, Гюстав

Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?