Гянджа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Гянджа.
Город
Гянджа, Ганджа
азерб. Gəncə
Герб
Страна
Азербайджан
Город республиканского подчинения
Гянджа
Координаты
Внутреннее деление
2 района в городе и посёлок
Глава исполнительной власти
Прежние названия
до 1804 — Ганджа́
до 1918 — Елисаветполь
до 1935 — Ганджа́
до 1989 — Кировабад
Город с
Площадь
298 км²
Высота над уровнем моря
408 м
Тип климата
субтропический
Официальный язык
Население
▲ 330,000 человек (2015)
Плотность
1198 чел./км²
Национальный состав
Конфессиональный состав
мусульмане-шииты и другие конфессии
Названия жителей
гянджинец, гянджинка, гянджинцы
Часовой пояс
Телефонный код
+994 22
Почтовый индекс
AZ 2000
Автомобильный код
20
Официальный сайт

[www.ganca.az ca.az]  (азерб.)</div>

Прозвище
Город сокровищ
Аудио, фото и видео на Викискладе

Гянджа́, или Ганджа́ (азерб. Gəncə́, в 1804—1918 — Елизаве́тполь, в 1918—1935 — Ганджа, в 1935—1989 — Кироваба́д) — второй по площади и населению город Азербайджана.

Гянджа расположена в Закавказье. До 1804 года город был известен как столица Гянджинского ханства, впоследствии стал центром Елизаветпольского уезда (1840—1929), Елизаветпольской губернии (1867—1929) и Гянджинской области (1952—1953)[3].





География

Расположен на Гянджинско-Казахской низменности у северо-восточного подножия Малого Кавказа, на реке Гянджачай бассейна Куры. Центр исторической области Арран. Железнодорожная станция на линии Баку — Тбилиси, аэропорт.

Гянджа как административная территория включает в себя два городских района (Кяпазский — 178 500 жителей, Низаминский[4] — 164 500 жит.) и посёлок городского типа Аджикент с соответствующими органами местного самоуправления.

История

См. также: Старая Ганджа и Арран (область в Закавказье)

Первые века существования города

Гянджа возникла как поселение из-за благоприятного географического расположения на Великом шёлковом пути. Послемонгольский историк Хамд-Аллах Моставфи свидетельствует, что арабский город Ганджа был основан в 659—660 гг. (то есть во времена первых арабских нашествий на восточное Закавказье), но не приводит деталей[5]. Согласно анонимной «Истории Ширвана и Дербента» («Дербенд-наме»), Гянджа была основана в 859 году Мохаммадом бен Халедом бен Йазидом бен Мазьядом из арабского рода Йазидидов Ширвана, управлявших Азербайджаном (историческая область на юге реки Аракс, главным образом на северо-западе современного Ирана), Арраном и Арменией во времена халифа аль-Мутавакиля, и так назван из-за обнаруженной там сокровищницы[6]. Роль Мохаммада бен Халеда в качестве основателя (который, скорее, повторно основал город) подтверждена армянским историком X века Мовсесом Дасхуранци, который пишет, что сын Хазра[7] Патгоса построил Ганджак в округе Аршакашен в 295 (846—847 гг. н. э.) году согласно армянскому летоисчислению[8]. Происхождения исламского названия города связано с пехлевийским словом «гандз» («джанза» — у арабов, «гандза» — у грузин, «гандз» — у армян), что обозначало «клад, сокровище», «место хранения урожая». Персидское название «Ганджа» или «Ганза» указывает на существование более древнего, доисламского города[9]. Отсюда Гянджа и носит прозвище «Город Сокровищ»[10].

Одним из свидетельств возраста Гянджи можно считать мавзолей Джомард Гассаба, жившего в период правления четвёртого Халифа Али ибн Абу Талиба (656—661). На древней территории города (Старая Гянджа) обнаружены остатки крепостных стен, башен, мостов (XII — начала XIII вв.). К северо-востоку от Старой Гянджи находится культовый комплекс Гёй-Имам (или Имамзаде: мавзолей XIV—XVII вв., обстроенный в XVII в. зданиями мечетей и гробниц). На территории города сохранились Джума-мечеть (1606, зодчий Бахааддин), купольные жилые дома (XVII—XVIII вв.). Гянджа начинает играть важную роль в международной торговле, общественно-экономической и культурной жизни региона. В жизни города торговля и ремесло занимали важное место. Для развития ремесла здесь имелся экономический потенциал. Железные, медные, квасцовые и другие рудники, находящиеся недалеко от Гянджи, снабжали ремесленников сырьём. По мере формирования Гянджи как столицы страны, особое внимание уделяли укреплению военной мощи города. Уже в этот период были построены крепостные стены, вырыты рвы. В IX—X вв. в связи с ослаблением Арабского халифата части территории современного Азербайджана входила в феодальные государства династий Ширваншахов, Саджидов, Саларидов, Раввадидов.

В середине X века Гянджа, находившаяся под властью иранской династии Саларидов, стала столицей курдской династии Шеддадидов. Во времена правления Фадлуна I (895—1030) Гянджа окрепла ещё больше. Шеддадиды построили здесь крепость, дворцы, мосты, караван-сараи и начали чеканить деньги. Вокруг города построили новую, более прочную крепость. В 1063 году были созданы знаменитые врата Гянджи. По мере превращения Гянджи в крупный центр расширялась и её территория, строились новые торгово-промышленные кварталы. Шёлк и изделия из него завоевали симпатии покупателей не только местных базаров, но и зарубежных.

От сельджукского завоевания до монгольского нашествия

В середине XI века Арран подвергся нашествиям сельджуков. После захвата Тебриза Тогрул I в 1054 году двинулся в сторону Гянджи. Повелитель Гянджи эмир Шавур из династии Шеддадидов согласился стать вассалом Тогрул-бека. Однако нашествия сельджуков не прекращались. В 70-е годы XI века потомок Шавура Фадлун III, видя бессмысленность войны, сдался, однако через некоторое время, воспользовавшись удобным моментом, вновь вернулся к власти. В 1086 году сельджукский правитель Малик-шах послал своего полководца Бугая на Гянджу. Несмотря на ожесточённое сопротивление местного населения, сельджуки захватили город. Во время войны правитель Гянджи Фадлун III был пленён, таким образом, был положен конец царствованию династии Шаддадитов, которые правили более 100 лет. Правление Гянджой Малик-шах возложил на своего сына Гияса ад-дина Тапара. Гияс ад-дин Мухаммед Тапар и после избрания его султаном всё ещё оставался одним из основных резидентов сельджукских правителей Гянджи.

В первой половине XII в. Гянджа несколько раз подвергалась нашествиям грузин, стала вассалом Грузии вплоть до вторжения монголов. Другим событием, связанным с Гянджой, было огромной силы землетрясение, которое произошло 30 сентября 1139 года и разрушило город, который в связи с этим был перенесён в другое место. В результате землетрясения в этом районе образовался ряд завальных озёр — Гёйгёль, Маралгёль, Джейрангёль, Ордекгёль, Залигелю, Аггёль, Гарагёль и Шамлыгёль. Развалины древней Гянджи находятся в семи километрах от современного города, ниже по течению реки. Воспользовавшись разрушением города и отсутствием правителя, грузинский царь Деметре I напал на город, захватил много трофеев и забрал с собой знаменитые врата Гянджи, которые и поныне хранятся во дворе Гелатского монастыря в Грузии. С образованием Государствa Ильдегизидов Гянджа стала резиденцией ильдегизидского правителя Аррана. В 1225 году Гянджу захватывает у Ильдегизидов хорезмшах Джелал ад-Дин и правит ею до своей гибели в 1231 году. Люди Джелаледдина творили всевозможный произвол и насилие, что же до христиан, то был отдан приказ о насильственном переводе их в ислам. Результатом этих насилий стало восстание 1231 г. под предводительством ремесленника Бендера. Восставшие перебили гарнизон Джелаладдина, но в конце концов восстание было подавлено, 30 его руководителей казнены, сам Бендер четвертован.

XII—XIII вв. можно назвать периодом расцвета Гянджи — второй столицы государства Атабеков. Ткань, которая изготовлялась здесь и называлась «гянджинский шёлк», получила высокую оценку на рынках соседних стран и Среднего Востока. Гянджа в это время сохраняла своё прежнее преимущественно иранское население[12] и являлась одним из центров персидской культуры. Здесь творили такие выдающиеся классики персидской поэзии[13][14] как Низами Гянджеви и Мехсети Гянджеви.

По словам Киракоса Гандзакеци, „этот многолюдный город был полон персов, а христиан там было мало. [Персы] крайне враждебно относились к Христу и его поклонникам, презирали и хулили крест и церковь, унижали и поносили священников и церковнослужителей“[15]. Именно этим армянский историк объясняет постигшую город катастрофу — монголо-татарское нашествие.

Взятие города татаро-монголами

Вскоре после гибели Джалалэддина, в 1235 году, Гянджа была взята татаро-монголами. Согласно армянскому историку Киракосу Гандзакеци, монголы в разных местах разрушили машинами стену.
Но никто из врагов [сразу] не вошёл в город, в полном вооружении они осаждали его в течение недели. Когда жители увидели, что город захвачен врагом, заперлись каждый в своём доме и подожгли свои жилища вместе с собой, чтобы только не попасть в руки врага; другие сожгли все, что можно было сжечь, оставшись сами [в живых]. При виде этого враги ещё более разъярились, пустили в ход мечи и всех предали мечу: и мужчин, и женщин, и детей. И никто из них не спасся, за исключением небольшого отряда хорошо вооружённых воинов в полном снаряжении, которые ночью пробили часть стены и убежали, и небольшой группы черни, которую задержали и подвергли пыткам, дабы они показали, где спрятаны сокровища. Позже кое-кого [из них] убили, часть угнали в плен, а сами стали рыться в пепелищах домов и взяли все, что нашли из спрятанного. (…)И таким безлюдным и разрушенным оставался город в течение четырёх лет, потом был дан приказ о его восстановлении. И начали понемногу собираться в нём [люди] и стали строиться, но городской стены не возвели[15].

В составе государства Сефевидов. Гянджинское ханство

В XVI—XVIII вв. Гянджа входила в состав государства Сефевидов, будучи центром Карабахского бейлербекства. Первым бейлербеком шах Тахмасп I назначил Шахверди-султана из племени каджаров. Представители этого рода — династия Зияд-оглу, правили Гянджой все время царствования Сефевидов. Шахверди правил не только Гянджой и Карабахом (при этом Нагорный Карабах оставались в руках его армянских правителей[16]), но и в числе его владений были Шамшадиль и Казах[17]. В конце XVII века османский путешественник Эвлия Челеби насчитывал в городе 6000 домов. Население города было пестрым в этническом и религиозном смыслах: если в пределах городских стен большинство составляли азербайджанские тюрки и персы, то за стенами располагались обширные армянские предместья (faubourg des Armeniens по словам французского источника, „армянские слободы за городом“ — по русскому)[18][19] Количество армян было столь велико, что в планах восстановления независимости Армении Исраэля Ории предполагалось набрать в Гяндже 15.000 армянских солдат[20]

В 1723 году к Гяндже подошла османская армия и в октябре предприняла её штурм, закончившийся неудачей. Однако при этом были уничтожены армянские предместья. Уцелевшие армяне бежали под защиту армянского войска в Нагорный Карабах.[21] Гянджа опустела, в начале 1726 г. русский шпион докладывал, что «Ныне в Генже находитца генжинских жителей басурманов семей 5 или 6, да армян с 50 семей, а протчие басурманы ушли в Ардевиль и в разные города, а армяне — в Согнаги (то есть в Карабах)».[18].

Впоследствии Гянджа вновь вернула своё население, после смерти Надир-шаха превратилась в столицу полусамостоятельного Гянджинского ханства. Представитель долго правившего в Гяндже рода Зиядоглы Шахверди-хан стал ханом Гянджи. Центром ханства стала Гянджа. В 80-х годах XVIII века во время правления Джавад-хана, Гянджинское ханство значительно укрепилось. Оно проводило самостоятельную внешнюю политику. Ханство имело в Гяндже собственный монетный двор.

Однако в 1803 году он столкнулся с Россией, которая в это время вступила в войну с Персией, войска которой вторглись в Восточное Закавказье. Командование русской армии считало Гянджу «ключом к северным провинциям Персии». Генерал Цицианов писал, что Гянджинская крепость из-за благоприятного географического положения занимала важное место в Азербайджане и поэтому первостепенной задачей России был захват этой крепости. Цицианов несколько раз предлагал Джавад-хану добровольно сдаться и каждый раз получал отказ.

В составе России

20 ноября 1803 года Цицианов через Тифлис направился в сторону Гянджи с относительно небольшим отрядом (немногим более 2 тыс. чел.), в декабре приблизился к крепости. После соответствующей подготовки, 15 января 1804 года в 5 часов утра он дал приказ атаковать её. Войска Цицианова двумя колоннами пошли на приступ Гянджи. В штурме, помимо русских войск, участвовало до 700 ополченцев добровольцев и армян из других ханств — противников Джавад-хана. Гянджу окружали двойные стены (внешняя — глинобитная и внутренняя — каменная), высота которых достигала 8 метров. Стены были усилены 6 башнями. С третьей попытки осаждавшим удалось преодолеть стены и ворваться в крепость, при чём в бою на стенах погиб Джавад-хан. К полудню Гянджа была взята. Гянджинское ханство было присоединено к России, а сама Гянджа в 1804 году была переименована в Елизаветполь (в честь императрицы Елизаветы Алексеевны — супруги Александра I)[23]. Со временем город начали произносить, как Елисаветполь. В октябре 1813 года Персия была вынуждена заключить Гюлистанский мирный договор, по которому признала присоединение к России Гянджинского ханства.

После завоевания ханства в нём было введено комендантское управление: вся власть, как военная, так и гражданская, была сосредоточена в руках коменданта. В 1806 году в Елизаветполе был создан окружной суд, в 1824 году — полицейское ведомство. Последнее вызвало недовольство населения, из-за произвола и вымогательств полиции. В 1840 году комендантская система была ликвидирована, Елизаветполь стал центром уезда и в этом качестве вошёл в состав Грузинско-Имеретийской губернии. В 1868 году город стал центром вновь образованной Елисаветпольской губернии. В 1883 году был связан железной дорогой с Баку, Тифлисом и Батумом.

По данным на 1892 год, в Елисаветполе насчитывалось 25 758 жителей, из них татар-мусульман (азербайджанцев) 13 392, армян 10 524. В городе функционировали 13 мечетей, 6 армянских церквей и 2 русские православные церкви[24], одна лютеранская церковь. Главная Мечеть Джума (Джаами Гянджи), построенная шахом Аббасом I в 1620 году, увенчана огромным куполом и окружена многими кельями и помещениями для учащихся мусульман.

  • Гянджа вокзал-1891.jpg

    Вокзал в Елисаветполе. 1891

  • Carpet market Ganja XIXcentury.jpg

    Торговля коврами в Елисаветполе. Конец XIX в.

XX век

Елисаветполь первой половины XX века — город с преимущественно двухэтажными домами, с обязательными арочными воротами, в которых вырезана арочной же формы калитка. Наличие приусадебных двориков также являлось обязательным атрибутом гянджинских домов. В садах росли практически все известные на Кавказе виды фруктов, особенной славой пользовались гянджинские хурма и гранат.

Осенью 1905 года в городе произошли кровавые столкновения между армянами и азербайджанцами, называвшимися в то время азербайджанскими татарами, в результате которых население разделилось: мусульмане сосредоточились на левом, армяне — на правом берегу реки. Межэтнические столкновения также были в 1918—1920 гг. В июне 1918 года в Гянджу переехало из Тифлиса первое мусаватистское правительство Азербайджана, восстановившее историческое название города. Оно находилось здесь до сентября, когда переместилось во взятый турками Баку. 1 мая 1920 года в город вошли части 11-й Красной Армии. В ночь с 25 на 26 мая в городе вспыхнуло антисоветское восстание, которое было подавлено в течение недели.

В советское время Гянджа (Кировабад) превратилась во второй после Баку промышленный и культурный центр Азербайджана. После начала конфликта вокруг Нагорного Карабаха 21 ноября 1988 года в городе начались армянские погромы. Местные армяне, используя компактность проживания, организовали двухнедельную оборону[25][26][27][28]. Усилиями Советской армии масштабное кровопролитие было прекращено. Армянское население было вынуждено покинуть город[29].

Население

Численность населения по годам
1825183318401856189719121915192019231926193919591970197919892003200420112013
10,811,17,810,933,659,663,440,738,957,498,9116,1189,5231,9278,0302320316322,9

(Тыс. чел.)

Климат

Климат Гянджи
Показатель Янв. Фев. Март Апр. Май Июнь Июль Авг. Сен. Окт. Нояб. Дек. Год
Абсолютный максимум, °C 22,8 25,0 28,0 35,6 39,5 39,2 42,0 40,5 38,8 33,4 28,0 23,3 42,0
Средний максимум, °C 7,0 8,2 12,7 18,7 23,4 28,7 31,6 31,1 26,3 19,5 12,9 8,4 19,0
Средняя температура, °C 3,2 3,9 7,8 13,4 18,1 23,2 26,2 25,6 21,1 15,0 8,9 4,7 14,3
Средний минимум, °C 0,5 1,0 4,3 9,4 13,8 18,6 21,4 21,0 16,8 11,6 6,2 2,1 10,6
Абсолютный минимум, °C −17,8 −15,2 −12 −4,4 1,5 5,8 10,1 10,5 2,8 −1,3 −7,9 −13 −17,8
Норма осадков, мм 8 12 24 31 40 32 17 15 15 24 16 7 241
Источник: [pogoda.ru.net/climate/37735.htm Погода и климат]

Наука и образование

Гянджа является одним из основных центров науки и образования в Азербайджане. В городе действуют 3 государственных высших учебных заведения: Азербайджанский Государственный Аграрный Университет, Гянджинский государственный университет (бывший педагогический институт), Азербайджанский государственный технологический университет[30].

Транспорт

С 1 мая 1955 года по 2004 год в городе функционировала троллейбусная система.

В Гяндже функционирует гражданский аэропорт, получивший в 2007 году статус международного. Из Гянджи осуществляются рейсы в Киев, Москву, Нахичевань, Санкт-Петербург, Красноярск и Стамбул[31].

Международные отношения

Города-побратимы

Консульство

В 2010 году в городе открылось генеральное консульство Турецкой Республики[36].

В 2014 году в городе открылось генеральное консульство Грузинской Республики.

Фотогалерея

Напишите отзыв о статье "Гянджа"

Примечания

  1. ↑ [pop-stat.mashke.org/azerbaijan-ethnic2009.htm Aazerbaijan Ethnic Composition 2009]  (англ.)
  2. ↑ [www.azerbaijans.com/content_1703_az.html Azərbaycanın azsaylı xalqları]
  3. ↑ Бакинская и Гянджинская области Азербайджанской ССР были образованы Указом от 3 апреля 1952 г. («Ведомости Верховного Совета СССР» 1952 г. № 8). Спустя 1 год и область упразднили (Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 апреля 1953 года).
  4. ↑ [www.ganjanm.org Гянджа. Низаминский муниципалитет.  (азерб.)  (англ.)  (рус.)]
  5. ↑ C. Edmund Bosworth. [www.iranicaonline.org/articles/ganja- GANJA] (англ.). Iranica (December 15, 2000). Проверено 5 сентября 2010. [www.webcitation.org/619MoaLFU Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
    The post-Mongol historian Ḥamd-Allāh Mostawfī says that the Arab town of Ganja was founded in 39/659-60 (i.e., at the time of the first Arab incursions into eastern Transcaucasia) but gives no details (Nozhat al-qolūb, p. 91, tr. p. 93).
  6. ↑ C. Edmund Bosworth. [www.iranicaonline.org/articles/ganja- GANJA] (англ.). Iranica (December 15, 2000). [www.webcitation.org/619MoaLFU Архивировано из первоисточника 11 января 2013].
    A passage of the anonymous Taʾrīḵ Bāb al-abwāb (extant in the Ottoman historian Monajjem-bāšī’s Jāmeʿ al-dowal) states that Ganja was founded in 245/859-60 by Moḥammad b. Ḵāled b. Yazīd b. Mazyad, of the family of Yazīdī governors in Šarvān, who was governor of Azerbaijan, Arrān, and Armenia for the caliph al-Motawakkel, and so-called because of a treasure unearthed there…
  7. ↑ Хазр — согласно Маркарту от Халд (J. Marquart, Osteuropäische und ostasiatische Streifzüge, Leipzig, 1903, стр. 462)
  8. ↑ C. Edmund Bosworth. [www.iranicaonline.org/articles/ganja- GANJA] (англ.). Iranica (December 15, 2000). Проверено 5 сентября 2010. [www.webcitation.org/619MoaLFU Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
    Moḥammad b. Ḵāled’s role as founder (or rather, as re-founder, see below) of Ganja is confirmed by the Armenian historian Movsēs Dasxurancʿi, where he says that the son of Xazr (for Xald, as explained by Marquart, p. 462) Patgos built Ganjak in the canton of Aršakašēn, with the date given in one manuscript as Armenian era 295/846-47 (bk. 3, ch. 20, tr. Dowsett, p. 218).
  9. ↑ C. Edmund Bosworth. [www.iranicaonline.org/articles/ganja- GANJA] (англ.). Iranica (December 15, 2000). Проверено 5 сентября 2010. [www.webcitation.org/619MoaLFU Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
    The Persian name Ganja/Ganza (<ganj “treasure, treasury”; see MacKenzie, p. 35) points, however, to there having existed a much older, pre-Islamic town there.
  10. ↑ C. Edmund Bosworth. [www.iranicaonline.org/articles/ganja- GANJA] (англ.). Iranica (December 15, 2000). Проверено 5 сентября 2010. [www.webcitation.org/619MoaLFU Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  11. ↑ 1 2 3 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_pictures/1423/Кировабад Кировабад]. «Популярная художественная энциклопедия.» Под ред. Полевого В.М.; М.: Издательство «Советская энциклопедия», 1986
  12. ↑ Charles Ambrose Storey. Poetry of the Pre-Mongol Period / François de Blois. — 2nd revised edition. — RoutledgeCurzon, 2004. — Vol. V. — P. 363. — 544 p. — (Persian Literature - A Biobibliographical Survey). — ISBN 0947593470.
    «Nizami Ganja’i, whose personal name was Ilyas, is the most celebrated native poet of the Persians after Firdausi. His nisbah designates him as a native of Ganja (Elizavetpol, Kirovabad) in Azerbaijan, then still a country with an Iranian population… .»
  13. ↑ О Низами как о персидском поэте:
    • Энциклопедия Британника, статья «[www.britannica.com/EBchecked/topic/413374/Nezami Neẓāmī]»: «Neẓāmī — Persian poet — greatest romantic epic poet in Persian literature, who brought a colloquial and realistic style to the Persian epic.»
    • Энциклопедия Брокгауз ([www.brockhaus-suche.de/ сайт]), статья [www.brockhaus.de/wissen/nisami Nisami]: «Nisami, Nezami, eigentlich Abu Mohammed Iljas Ibn Jusuf, persischer Dichter, * vermutlich Gäncä (Aserbaidschan) 1141»
    • Энциклопедия Ларусс ([www.larousse.fr/encyclopedie сайт]): «Ilyas ibn Yusuf Nezami ou Ilyas ibn Yusuf Nizami — Poète persan (Gandja, vers 1140-Gandja, vers 1209)»
    • Энциклопедия Ираника ([www.iranica.com/ сайт]), статья «PERSIAN LITERATURE»: «Neẓāmi’s Five Treasures (Panj ganj). Eliās Abu Mo-ḥammad Neẓāmi of Ganja was born around 1141 of a Kurdish mother and a father named Yusof»
    • Chelkowski, P. «Nizami Gandjawi, jamal al-Din Abu Muhammad Ilyas b. Yusuf b. Zaki Muayyad . Encyclopaedia of Islam. Edited by: P. Bearman, Th. Bianquis, C.E. Bosworth, E. van Donzel and W.P. Heinrichs. Brill, 2008. Brill Online. Excerpt one: „Nizami Gandjawi, Djamal al-Din Abu Muhammad Ilyas b. Yusuf b. Zaki Muʾayyad, one of the greatest Persian poets and thinkers.“
    • Encyclopedia of Literary Translation Into English, Taylor & Francis, 2000, ISBN 1-884964-36-2, стр. 1005: „Nizami 0.1141-0.1209 Persian poet“
    • Persian Literature: A Bio-Bibliographical Survey, [www.iranica.com/articles/storey-charles-ambrose C.A. Storey], Francois De Blois(Professor School of Oriental and African Studies, University of London), Routledge, 2004, ISBN 0-947593-47-0, стр. 408: „Memoir of the life and writings of the Persian poet Nizami“
    • The Arabian Nights Encyclopedia, Ulrich Marzolph (Akademie der Wissenschaften, Göttingen), Richard van Leeuwen, Hassan Wassouf, ABC-CLIO, 2004, ISBN 1-57607-204-5, Стр. 225: „Persian poet Nezami (d. 1209)“
    • Encyclopedia of Arabic Literature, Julie Scott Meisami (Lecturer in Persian, University of Oxford, Oriental Institute, Editor „The Journal of Middle Eastern Literatures“), Paul Starkey. Автор статьи Gregor Schoeler (Базельский университет). Стр. 69: „Persian poet Nizami“
    • The Oxford Dictionary of Islam, John L. Esposito, Oxford University Press US, 2003, ISBN 0-19-512559-2, Стр. 235: „Nizami, Jamal al-Din Abu Muhammad II- yas ibn Yusuf ibn Zaki Muayyad (d. ca. 1209) Persian poet. Author of the Khamsa“
    • Encyclopedia of Asian History: Vols 1-4. Ainslie Thomas Embree (Professor Emeritus of History Columbia University), Robin Jeanne Lewis, Asia Society, Richard W. Bulliet. Scribner, 1988. Стр.55: „..five historical idylls (1299—1302) as a rejoinder to the Khamsa of the Persian poet Nizami…“
    • New Encyclopedia of Islam: A Revised Edition of the Concise Encyclopedia of Islam. Cyril Glasse (Columbia university), Huston Smith. Rowman Altamira, 2003. ISBN 0-7591-0190-6. „NizamI (Abu Yusuf Muhammad Ilyas ibn Yusuf Nizam ad-Dîn) (535-598l\ 141—1202). A Persian poet and mystic, he was born in Ganja in Azerbaijan.“
    Кроме того, эта характеристика Низами явно повторена в следующих современных монографиях (приведены в обратном хронологическом порядке):
    • Christine van Ruymbeke (University of Cambridge, Doctorat en Iranologie, Université Libre de Bruxelles, Belgium). Science and Poetry in Medieval Persia: The Botany of Nizami’s Khamsa. Cambridge University Press, 2007. ISBN 0-521-87364-9. Стр. 8. „Nizami is one of the main representatives of Persian poetry at the time“
    • A History of Literary Criticism in Iran, 1866—1951: Literary Criticism in the Works of Enlightened Thinkers of Iran--Akhundzadeh, Kermani, Malkom, Talebof, Maragheʼi, Kasravi, and Hedayat, Iraj Parsinejad (Tokio University of Foreigh Studies), Ibex Publishers, Inc., 2003, ISBN 1-58814-016-4, Стр. 225: „This is a critique of a new edition of Persian poet Nezami…“
    • Kamran Talattof (Associate Professor, Near Eastern Studies at the University of Arizona, Tucson), Jerome W. Clinton (professor emeritus of Near Eastern studies and a scholar of Iranian culture and society), K. Allin Luthe. The Poetry of Nizami Ganjavi: Knowledge, Love, and Rhetoric. Palgrave, 2001 ISBN 0-312-22810-4. Стр.2: »…and blameless character in a degree unequaled by any other Persian poet… "
    • Ronald Grigor Suny (редактор), Kennan Institute for Advanced Russian Studies, American Association for the Advancement of Slavic Studies. Nationalism and Social Change: Essays in the History of Armenia, Azerbaijan, and Georgia. University of Michigan Press, 1996. ISBN 0-472-09617-6. Стр. 20. «…the great Persian poet Nizam ud-Dih Abu Muhammad Ilyas…»
    • History of Muslim Philosophy, M. M. SHARIF (Director of the Institute of Islamic Culture, Lahore Pakistan). 1963. Глава 54: «The most important classical poet of this period is Shaikhi. His version of IChusrau we Shirin of the Persian poet Nizami is more than a mere translation»
    • Johan Christoph Burgel (Editor), Christine van Ruymbeke (Editor), Nizami: A Key to the Treasure of the Hakim (ISS), Leiden University Press (2010) «This „Key“ to the Khamsa consists of thirteen essays by eminent scholars in the field of Persian Studies, each focusing on different aspects of the Khamsa, which is a collection of five long poems written by the Persian poet Nizami of Ganja. Nizami (1141—1209) lived and worked in Ganja in present-day Azerbaijan. He is widely recognized as one of the main poets of Medieval Persia, a towering figure who produced outstanding poetry, straddling mysticism, romances and epics.»
    • Gülru Necipoğlu Julia Bailey. Muqarnas: An Annual on the Visual Culture of the Islamic World. BRILL, 2005, ISBN 90-04-14702-0. Глава написана Aysin Yoltar-Yildirim (Ph.D. in Art History and Archeology). Стр. 99. «Trying to emulate another great Persian poet, Nizami, Hatifi attempted to write…»
    • Walter G. Andrews, Mehmet Kalpakli. The Age of Beloveds: Love and the Beloved in Early-modern Ottoman and European Culture and Society. Duke University Press, 2005, ISBN 0-8223-3424-0. Стр. 59. «the fourth in a series of five mesnevi poems (a hamse or „pentad“) intended to match the famed thirteenth-century hamse of the Persian poet Nizami of Ganja.»
    О мнении исследователей по персидской идентичности Низами говорят следующие источники:
    • C. A. (Charles Ambrose) Storey and Franço de Blois (2004), «Persian Literature — A Biobibliographical Survey: Volume V Poetry of the Pre-Mongol Period.», RoutledgeCurzon; 2nd revised edition (June 21, 2004). Pg 363: «Nizami Ganja’i, whose personal name was Ilyas, is the most celebrated native poet of the Persians after Firdausi. His nisbah designates him as a native of Ganja (Elizavetpol, Kirovabad) in Azerbaijan, then still a country with an Iranian population..»
    • Латиф Сингха отмечает, что исследователи персидской литературы считают Низами величайшим представителем персидской лиртературы. Dr. Lalita Sinha (Universiti Sains Malaysia, Senior Lecturer in Comparative Literature and Comparative Religion). Garden of Love. World Wisdom, Inc, 2008. ISBN 1-933316-63-2. Стр. 24. «Hailed by scholars of Persian literature as the greatest exponent of romantic epic poetry in Persian literature (Levy 1969, XI), Nizami is also referred….»
    • Annemarie Schimmel, «And Muhammad Is His Messenger: The Veneration of the Prophet in Islamic Piety (Studies in Religion)»,The University of North Carolina Press (November 30, 1985) . pg 18: "In Persian sources, his search for knowledge takes precedence over world conquest. In the Iskandar-namah (Book of Alexander) by the Persian poet Nizami, Alexander is depicted as the half-brother of the conquered King "
    • Richard N. Frye Reviewed work(s): The Turkic Languages and Literatures of Central Asia: A Bibliography by Rudolf Loewenthal. Harvard Journal of Asiatic Studies, Vol. 21, (Dec., 1958), p. 186. excerpt: "Many works that appear in this bibliography have no proper place in it; for example, publications on the Persian poet, Nizami (page 73), as well as articles on such political matters as pan-Turkism "
    • Yo’av Karny, «Highlanders : A Journey to the Caucasus in Quest of Memory», Published by Macmillan, 2000. Pg 124: «In 1991 he published a translation into Khynalug of the famous medieval poet Nezami, who is known as Persian but is claimed by Azeri nationalists as their own.»
  14. ↑ О Мехсети как о персидской поэтессе:
    • [www.britannica.com/EBchecked/topic/452843/Persian-literature/277135/The-qita-and-the-robai#ref997426 Encyclopedia Britannica] Persian literature
    • Bruijn, J.T.P. de. «Mahsatī.» Encyclopaedia of Islam, Second Edition. Edited by: P. Bearman , Th. Bianquis , C.E. Bosworth , E. van Donzel and W.P. Heinrichs. Brill, 2009. excerpt: «a Persian female poet whose historical personality is difficult to ascertain. *Edward Brown, A literary History of Persia in Four Volumes. Cambridge university Press 1969.
    • [portal.sufism.ru/index2.php?option=com_content&do_pdf=1&id=179 „Суфизм.ру“]
  15. ↑ 1 2 [armenianhouse.org/gandzaketsi/history-ru/11-21.html#21 Киракос Гандзакеци КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ПЕРИОДА, ПРОШЕДШЕГО СО ВРЕМЕНИ СВЯТОГО ГРИГОРА ДО ПОСЛЕДНИХ ДНЕЙ, ИЗЛОЖЕННАЯ ВАРДАПЕТОМ КИРАКОСОМ В ПРОСЛАВЛЕННОЙ ОБИТЕЛИ ГЕТИК]
  16. ↑ Шнирельман В. А. Войны памяти: мифы, идентичность и политика в Закавказье / Рецензент: Л. Б. Алаев. — М.: Академкнига, 2003. — С. 199. — 592 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94628-118-6.
    При персидской династии Сефевидов Карабах являлся одной из провинций (бегларбекство), где низменности и предгорья входили в мусульманские ханства, а горы оставались в руках армянских правителей.
  17. ↑ М. М. Альтман. "Исторический очерк города Ганджи". — Академия Наук Азербайджанской ССР, 1949. — С. 41.
    „Беглярбеком Ганджи Тахмасп I назначил Шахверди-султана, который начал собою целую династию беглярбеков Карабаха и Ганджи — династию Зияд-оглу из племен Каджар. Шахверди. кроме Ганджи и Карабаха, были подчинены Шамшадиль и Казах.“
  18. ↑ 1 2 [www.hayq.org/upload/files/Demographic_1720.html Армен Айвазян ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В КАРАБАХЕ В 1710-1720-Х ГОДАХ] Armen Aivazian, Demographic Situation in Karabakh in the 1710-1720s, Armenian Mind, Vol. V, No. 1-2, 2001, pp. 67-74
  19. ↑ И. М. Табагуа, Материалы для истории Грузии первой четверти XVIII века, Тбилиси, 1982, с. 304.
  20. ↑ Г. А. Эзов, Сношения Петра Великого с Армянским народом. Документы. С. Петербург: Тип. Имп. Академии Наук, 1898, док. 9, с. 33, 36.
  21. ↑ 20 декабря 1723 г. в письме из Шемахи армянский священник Александр писал: »60 тысяч войска турецкого с 12-ю пашами пришли, с воинскими приуготовлениями к Ганже… и того города взяли половину, а армян наших пожитки все разграбили и многих из них поруб[и]ли, а иных в полон побрали, и которые армяне имели денги, те своих детей выкупали, а 60 дворов отослали в Турецкую землю, а досталные армяне из города для спасения своего ушед, пришли к армянскому войску (то есть в Карабах) босы и наги. — [www.hayq.org/upload/files/Demographic_1720.html Армен Айвазян ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В КАРАБАХЕ В 1710-1720-Х ГОДАХ] Armen Aivazian, Demographic Situation in Karabakh in the 1710-1720s, Armenian Mind, Vol. V, No. 1-2, 2001, pp. 67-74 .
  22. ↑ Микаэль Алескерович Усейнов. Памятники азербайджанского зодчества. — Государственное издательство архитектуры и градостроительства, 1951. — С. 9. — 162 с.
  23. ↑ Е. В. Пчелов. «Монархи России». — ОЛМА Медиа Групп, 2003 — стр. 475 — ISBN 9785224043439
  24. ↑ [ru.wikisource.org/wiki/%D0%AD%D0%A1%D0%91%D0%95/%D0%95%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%8C Елисаветополь в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона]
    Жителей в Елизаветполе в 1892 году насчитывалось 25 758 (татар-мусульман 13 392, армян 10 524), домов 4053, лавок 1000. Православных церквей 2, армяно-григорианских — 6, мечетей — 13; учебных заведений — 10 (в том числе гимназия), караван-сараев — 7; аптека — 1, типографий — 2, гостиниц — 4, клубов — 2 и бань — 7.
  25. ↑ Modern Hatreds: The Symbolic Politics of Ethnic War By Stuart J. Kaufman — Page 77
  26. ↑ Divided Europeans: Understanding Ethnicities in Conflict, by Tim Allen, Tim Allen John Eade, John Eade — 1999, p. 64
  27. ↑ Imogen Gladman. Eastern Europe, Russia and Central Asia. — Taylor & Francis Group. — P. Page 131.
  28. ↑ After Communism: From the Atlantic to the Urals, by Jacques Lesourne, Bernard Lecomte, 1991, p. 52
  29. ↑ Modern Hatreds: The Symbolic Politics of Ethnic War, by Stuart J. Kaufman, Cornell University Press, 2001, ISBN 0-8014-8736-6, p. 77: «The Soviet troops apparently tried to defend Armenians during the Kirovabad pogrom November 1988 but the task was in one sense hopeless: while the troops saved lives, the Armenians had to leave their homes and possessions anyway — the atmosphere made it impossible for them to live in Azerbaijan any longer.
  30. ↑ [www.ganca.net/rus/presentr2.html Гянджа сегодня]
  31. ↑ [newsazerbaijan.ru/economic/20070406/41696421.html Гянджинский аэропорт расширит географию полетов. Новости-Азербайджан, 06.04.2007]
  32. ↑ [www.1news.az/society/20120427041422551.html Гянджа и Оломоуц стали городами-побратимами»]
  33. ↑ [1news.az/politics/20100629055705743.html Генконсул Азербайджана: «Делегация Гянджи посетит Карс»]
  34. ↑ [www.izmir-yerelgundem21.org.tr/kardes.htm İZMİR YG-21 — İzmir Kardeş Şehirler]
  35. ↑ 1 2 [www.anl.az/el/m/ks.htm#ch4.3 АЗЕРБАЙДЖАН В МЕЖДУНАРОДНЫХ КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЯХ (1946—1990 гг.)]
  36. ↑ [www.vesti.az/news.php?id=64367 МИД Азербайджана обнародовало приоритеты на 2011 год — Vesti.Az]

Ссылки

  • [www.ganca.net/indexaz.html Гянджа. Из глубины веков…  (азерб.)  (англ.)  (рус.)]
  • [www.hrono.ru/sobyt/1800sob/1803gyandzha.html Поход на Гянджу / Хронос.]
</table></td></tr></table>

Отрывок, характеризующий Гянджа

Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Гянджа&oldid=81595899»

Навигация