Гедике, Александр Фёдорович

Александр Гедике
Основная информация
Полное имя	Александр Фёдорович Гёдике
Профессии	композитор, исполнитель, пианист, педагог, профессор
Инструменты	орган, фортепиано
Сотрудничество	МГК имени П. И. Чайковского
Награды

Алекса́ндр Фёдорович Гёдике (часто произносится Ге́дике; 1877 — 1957) — русский композитор, органист, пианист, педагог, основатель советской органной школы. Народный артист РСФСР (1946).

Стиль Гедике-композитора находится под влиянием органной культуры и отмечен серьёзностью и монументальностью, ясностью формы, мастерским владением полифоническим письмом. В то же время Гедике многое взял из традиций русской классической школы. Он является автором четырёх опер, кантат, множества симфонических, фортепианных и органных сочинений, концертов и камерных произведений для духовых инструментов, романсов, обработок русских народных песен. Особенно широко известен Гедике как автор детских пьес.

Биография

Александр Гёдике родился 20 февраля (4 марта) 1877 года в Москве в давно обосновавшейся в России немецкой семье. Его прадед, Генрих-Георг Гёдике, был органистом католической церкви в Петербурге и ректором Немецкого драматического театра. Его дед, Карл Андреевич (по документам — Генрихович), был преподавателем хорового пения в Москве и служил органистом московской католической церкви Святого Людовика Французского. Отец, Фёдор Карлович (по метрике — Фридрих-Александр-Пауль Гёдике), работал органистом в той же церкви, был пианистом в оркестре Большого театра, преподавал в Московской консерватории обязательное фортепиано. Двоюродным братом Гёдике был композитор Николай Карлович Метнер.

Мать Александра Гедике была француженка, Жюстина-Адель-Августина Лекампион, из семьи фермера. Рано осиротев, они со старшей сестрой воспитывались у дяди с тётей в Нормандии, а по достижению ей 16 лет были отправлены к родственникам в Россию для устройства на работу гувернантками.

По воспоминаниям сестры, в детстве Александр Гедике был сорванцом. В 9 лет он поступил в детскую школу Зубова, в 10 лет в подготовительный класс Третьей московской гимназии. В гимназии, по собственному признанию, учился неважно. Уже в 12 лет стал часто подменять отца за органом на церковных службах. Учился играть в основном самостоятельно. Играл на фортепиано и виолончели в домашнем ансамбле, занимался переложением пьес для домашнего ансамбля. После 4-го класса оставил гимназию и перевёлся на 5-й класс консерватории, где начал заниматься в классе профессора А. И. Галли. Позднее учился у П. А. Пабста и В. И. Сафонова по классу фортепиано, у А. С. Аренского, Н. М. Ладухина и Г. Э. Конюса по классам теории музыки и композиции, а также у Н. С. Морозова.

По воспоминаниям Гедике, занятия в консерватории в то время были не интенсивными: например, в шестом классе — лекции по культуре и литературе — 4 часа в неделю, курс эстетики (скульптура и живопись) — 1 час в неделю, 1 час занятий по специальности, 4 часа гармонии, 2 часа хорового пения, — всего лишь двенадцать часов в неделю.

В 1898 Александр Гедике окончил Московскую консерваторию. Занимаясь в консерватории, написал скрипичную сонату, марш, элегию и фугу для большого оркестра, сочинял романсы и фортепианные пьесы.

После окончания консерватории начал давать частные уроки. Работал в Николаевском и Елизаветинском женских институтах.

В 1900 году участвовал в Третьем Рубинштейновском конкурсе в Вене как пианист и как композитор. В композиторской номинации был удостоен премии (единственной разыгрывавшейся на конкурсе) за Концертштюк для фортепиано с оркестром, скрипичную сонату и фортепьянные пьесы. Также был удостоен почётного отзыва как пианист.

Гедике женился на Екатерине Петровне Чернышёвой, тёте одной из своих частных учениц. Поселились с женой на Немецкой (ныне Бауманской) улице. Гедике купил для занятий комнатный орган и установил в своём доме.

С 1909 года Александр Фёдорович Гедике был профессором Московской консерватории по классу фортепиано, с 1919 ― заведовал кафедрой камерного ансамбля. С 1920 года вёл также класс органа (игре на котором обучался с детства под руководством отца), а в 1923 года возглавил кафедру органа и дал свой первый сольный концерт на инструменте Большого зала консерватории. Среди его учеников-органистов ― Н. Я. Выгодский, М. Л. Старокадомский, Л. И. Ройзман, С. Л. Дижур, Г. Я. Гродберг, И. Д. Вейс. В репертуаре Гедике были все сочинения И. С. Баха, а также собственные переложения для этого инструмента фрагментов из опер, симфонических и фортепианных сочинений. В концертах Гедике часто принимали участие С. Н. Ерёмин, Н. Г. Райский, в последующие годы Н. Л. Дорлиак.

После революции А. Ф. Гедике, вместе с матерью, женой, душевнобольным братом, Павлом Фёдоровичем, и племянницей переселился в профессорскую квартиру в здании Московской консерватории, где прожил вплоть до своей смерти.

Александр Фёдорович умер 9 июля 1957 года. Похоронен в Москве на Введенском кладбище.

Гедике в жизни

Все знакомые и ученики указывали на необыкновенные личные качества А. Ф. Гедике. За всю жизнь не было ни одного случая, чтобы он сказал ученику резкость. Хотя он часто говорил ученикам, что вот-вот рассердится, — он никогда не сердился. Его невероятная благожелательность, деликатность, искренность и бесхитростность сделали Александра Гедике душой консерватории, вызвали любовь и глубокую преданность учеников. А когда кто-либо из его знакомых оказывался в беде, Гедике первый спешил на помощь, помогал и делами, и материально.

Отдельного упоминания заслуживает любовь Гедике к животным. В его квартире жило до дюжины кошек, выхоженная им покалеченная собака, а все птицы вокруг консерватории узнавали его, потому что он всегда кормил их по утрам.

Хотя А. Ф. Гедике внешне никогда не суетился, внутри, по утверждению друзей, он был очень беспокойным и впечатлительным человеком. Очень переживал, в особенности за других людей, принимал всё близко к сердцу.

А. Ф. Гедике был чрезвычайно пунктуальным человеком, любил обстоятельность. Он очень строго соблюдал режим дня, этим во многом объяснялась его огромная работоспособность. По утверждению учеников и коллег, за все годы работы в Консерватории он ни пропустил ни одного занятия и ни одного раза не опоздал на занятия и на заседания кафедр. Даже когда он приходил на занятия очень больным, уговорить его вернуться домой было сложнейшей задачей.

Хотя Гедике был приверженцем полифонической музыки, обожал Баха, он всегда, до старости, был открыт для восприятия новых музыкальных идей, ему нравилась музыка Прокофьева, Шостаковича. Не любил только новаторство ради новаторства, не любил вычурность и очень не любил легкомысленность в музыке, высказывался по этой части довольно категорично. В фортепианной игре не переносил резкости.

Гедике, вероятно, огорчало, что его крупные симфонические произведения редко исполнялись, но он никогда не говорил об этом и, будучи скромным человеком, никогда никому не навязывал своих произведений.

А. Б. Гольденвейзер вспоминал забавный случай, когда он уговорил Гедике научить его рыбачить. Гольденвейзер, руководимый Гедике, рыбача в первый раз в жизни, поймал тогда около дюжины мелких рыбёшек; Гедике же, будучи заядлым рыбаком, как ни старался, не поймал ни одной. И хотя он ничего не сказал, этот случай так раздосадовал Гедике, что он больше никогда не рыбачил.

Гедике отличал яркий образный язык, использование народных выражений, он часто говорил ученикам: "Не дубась!", "Не балуй!", "Не размусоливай!". Из-за этого, а также из-за бороды и неизменной «авоськи» Гедике иногда принимали за пожилого крестьянина, что его забавляло, но он никогда не сердился. Разговаривал Гедике низким басом. Любил поглаживать бороду и теребить цепочку карманных часов. Ходил с тростью, не спеша, был человеком довольно высокого роста.

Награды и премии

• Премия на Третьем Рубинштейновском конкурсе (1900) в Вене (как композитор)
• Народный артист РСФСР (1946)
• Сталинская премия первой степени (1948) — за концертно-исполнительскую деятельность

Литература

• Левик Б. Александр Гедике. ― М., 1947.
• А. Ф. Гедике. Сборник статей и воспоминаний / Сост.: К. Аджемов. — М., 1960.
• А. Ф. Гедике. «30 лёгких фортепианных пьес»

Ссылки

• [www.moscoworgancompetition.ru Международный конкурс органистов имени А. Ф. Гедике]
• Гедике Александр — [www.classon.ru/product_info.php?products_id=211 Ноты произведений] в нотной библиотеке проекта [www.classon.ru/ «Детское образование в сфере искусства России»]
• [journal-shkolniku.ru/gedike.html Воспоминания о Гедике М. Мильмана]
• [senar.ru/memoirs/Goedicke/ А. Ф. Гёдике. Памятные встречи. Воспоминания о Рахманинове]

Отрывок, характеризующий Гедике, Александр Фёдорович

– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.