Тюркский каганат

Тюркский каганат
(каганат)
552 — 603
Флаг
Столица	552-603 Суяб
Язык(и)	древнетюркский
Религия	шаманизм, тенгрианство, буддизм
Площадь	13 млн км^2
Население	13,000,000 чел. тюркюты Усуни, Дулу, Нушиби (в Семиречье) уйгуры (в Восточном Туркестане) теле (в Алтае) согдийцы (в Средней Азии)
Преемственность
← Жужаньский каганат Восточно-тюркский каганат → Западно-тюркский каганат →

К:Появились в 552 годуК:Исчезли в 603 году

Тю́ркский кагана́т, Тю́ркютский кагана́т (Кёктюрк — Небесные тюрки) — одно из крупнейших в истории человечества древних государств в Азии, созданное племенами тюрок во главе с правителями из рода Ашина.

В период наибольшего расширения (конец VI века) контролировало территории Китая (Маньчжурии), Монголии, Алтая, Восточного Туркестана, Западного Туркестана (Средней Азии), Казахстана и Северного Кавказа. Помимо этого данниками Каганата были Сасанидский Иран, китайские государства Северное Чжоу, Северная Ци с 576 года и с этого же года Тюркский Каганат отторгает от Византии Северный Кавказ и Крым.

История

После падения индоевропейских кочевников усуней, Семиречье превратилось в постоянную арену войн. Появившиеся здесь в V веке отряды жужаней вынудили усуней перенести свои кочевья из степной части на Тянь-Шань. На освободившихся землях пытались обосноваться остатки юэчжей, но после войн с жужанями в 418—419 годах они были вынуждены уйти в Среднюю Азию, где столкнулись с персами и эфталитами. Верховья рек Шу и Талас были захвачены кангарами, которые остановили движение жужаней на запад. Семиречье и области Восточного Казахстана были окраинами государства жужаней, поэтому им уделялось мало внимания, однако именно здесь, на Монгольском Алтае, начинает формироваться сила, способная противостоять жужаням.

Ранняя история

Многочисленные племена теле (бывшие гаогуй), обитавшие на землях северо-восточного Семиречья, в истоках Иртыша и на территориях будущей Джунгарии, восстали против жужаней и в 482 году создали собственное государство, которое, недолго просуществовав, в 516 году вновь попало в зависимость от жужаней.

По легенде, от хуннского царевича и волчицы появился род Ашина. Род Ашина Асяньше, численность которого составляло несколько сот семейств, поселился на юге Монгольского Алтая, находясь в вассальной зависимости от жужаней, для которых добывал железо. Этому племени суждено было сыграть особую роль в истории Евразии. Именно подданные Ашина стали впоследствии называться тюрками.

Согласно А. Кононову, первоначально это был политический термин, означавший членов семьи степной аристократии, составлявшей господствующий род племён Ашина, и лишь затем стал названием всех племён, подчинённых тюркскому кагану. Само слово «тюрк» значит «крепкий», «сильный». До настоящего времени у многих тюркоязычных народов слово «тюрк» используется в первоначальном значении как «вместе, сообща».

Тюркский Каганат

В 545 году племена теле (бывшие гаогуй) вновь восстали против жужаней и во главе нового государства встал правитель тюрок из рода Ашина Бумын. В 551 году он заключил союз с китайским царством Западная Вэй и, разгромив жужаней, принял титул «Ельхан», то есть «правитель народов». После смерти Бумына в 552 году на престол вступил его сын, принявший титул Кара Иссык каган, который нанёс полное поражение жужаням. После победы каган погибает при загадочных обстоятельствах, и государство возглавляет его сын Мукан-каган. В 553 году жужани были вновь разбиты, и тюрки стали хозяевами всей степи к востоку от Монгольского Алтая. В следующем году начался поход тюрков на запад, возглавленный младшим братом Бумына Истеми-каганом. Усуни, ослабленные набегами жужаней, не оказали сопротивления, и уже в 555 году войска Истеми достигли Аральского моря. Однако, племена уар и эфталитов, жившие к юго-востоку от Каспийского моря, оказали яростное сопротивление и были покорены только к 558 году. Тюрки вышли к Волге, но не стали её переходитьК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Так за короткий срок была создана огромная кочевая империя, охватывающая территорию от Волги до Хинганских гор.

В 561—563 годах тюрки заключили союз с Ираном против эфталитов. В 564 году войска шаха Хосрова Ануширвана заняли стратегически важную область — Тохаристан. В 565 году в битве у Нахшаба тюрки одержали победу, и Согд был присоединён к каганату. Основные силы эфталитов были разбиты тюрками в 567 году под Бухарой. После завоевания Средней Азии, каганат стал контролировать значительную часть Великого Шёлкового пути.

Тюрки и находившиеся под их властью согдийцы, были заинтересованы в прямых торговых связях с Византией, однако этому препятствовал Иран. В связи с этим в 568 году Истеми-каган направил посольство во главе с согдийским купцом Маниахом в Константинополь. По итогам переговоров с византийским императором Юстином II были подписаны торговое соглашение и военный договор направленный против Ирана. После заключения этого союза Иран обязался выплачивать каганату дань в размере 40 тысяч золотых динаров ежегодно и не препятствовать его торговле.

В 575 году Иран и Византия объединились против тюрков. В ответ на это в 576 году тюркские войска разгромили вассала Византии — Боспор КиммерийскийК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), предприняли победоносные походы в Крым и Западный Кавказ. Благодаря этим завоеваниям каганат стал контролировать все важные участки Великого Шёлкового пути, что обеспечивало тюркской знати огромные прибыли от караванной торговли.

К 576—577 годам Тюркский Каганат разбивает китайское государство Северное Ци. Другое китайское государство Северное Чжоу выплачивает ежегодно Тюркскому Каганату дань в 100 тысяч кусков шелковой ткани.

Распад Каганата

Однако могущество тюркской державы вскоре пошатнулось. После смерти Тобо-хана в 581 году, произошло ослабление Тюркского каганата, основными проявлениями которого стали усиление междоусобных войн, обострение социальных противоречий, наступление Китая на границы каганата, войны с соседними странами. В 603 году Тюркский каганат распался на Западно-тюркский каганат и Восточно-тюркский каганат.

Государственное устройство

Каган (или хан) — военачальник, высшее правящее лицо в каганате. Первым лицом после кагана был ябгу. Наследник престола носил титул тегин. Другие высшие титулы в каганате — шад, эльтебер. Судебные функции выполняли буюруки, тарханы.

Войско

Излюбленным оружием тюрков являлись луки со стрелами, копья, сабли, палаши. Часто использовали защитную броню для всадника и лошади. На знамёнах рода Ашина была изображена вышитая золотом волчья голова. Каганская гвардия Фули — волки. Смерть в бою считалась лучшей смертью для мужчин.

Экономика и хозяйство

Основным занятием тюрков было кочевое скотоводство, а также охота на травоядных животных, носившая характер облавы ввиду многочисленности стад степных зверей. Основной пищей тюрков было мясо, любимым напитком — кумыс. Одежда и шатры шились из шкур животных. Тюрки также изготавливали войлок и шерстяные ткани. Основным видом скота были овцы и лошади. Основной экономической единицей была парная (аильная) семья.

Тюрки освоили промышленную добычу железа для жужаней. Способ получения железа был сыродутным. Впоследствии развитие металлургии позволило тюркским ханам перевооружить свою армию.

Этнический состав

• Тюркюты
• Теле
• Согдийцы
• Башкиры
• Дулу
• Нушиби
• Усуни
• Канглы (племя)

Хронология

Ниже приведены известные события, относящиеся к истории древних тюрок и Тюркского каганата. Даты под звёздочкой являются реконструкцией и имеют предположительный характер.

• 552 — Тюркский каган Бумын поднял мятеж против жужаней. Гибель государства жужаней. Образование Тюркского каганата на Алтае. Смерть Бумына. На престол сел Кара Иссык Хан.
• 553 — Смерть Кара Иссык Хана. На престол сел Мукан-каган.
• 554 — Поход Истеми-кагана на запад.
• 566 — Средняя Азия в составе Тюркского каганата.
• между 567 и 571 — Покорение Тюркским каганатом хазар и булгар.
• 569 — Началась война с Персией.
• 569 — мир с Персией.
• 572 — Смерть Мукан-кагана. На престоле — Тобо Хан.
• 576 — Смерть Истеми-кагана.
• 576 — Смерть Тобо Хана.
• 581 — Начало кризиса в Каганате.
• 590 — Подчинение Гаочана Каганатом.
• 593 — Кризис в Каганате закончился.
• 603 — Распад Тюркского каганата на Западный и Восточный. Территория Казахстана и Средней Азии вошла в состав Западно-Тюркского каганата.

Правители

Основная статья: Ашина

Имя	Тюркское Имя	Устаревшее тронное имя на китайском	Тронное имя в китайских летописях	Личное имя в китайских летописях	Устаревшее личное имя на китайском	Годы правления
Бумын каган	Бумын Иль-хан	Или-хан Тумынь	伊利可汗 — Иликэхань	阿史那 土门 — Ашина Тумэнь	Тумынь	542-552 (каган с 552)
Кара Иссык Хан	Кара Иссык-хан	Исиги-хан Коло	乙息记 — Исицзи	阿史那 科罗 — Ашина Кэло	Коло	553-554
Мукан-каган	Иркин(Ицзинь)	Муюй-хан Кигинь	木杆可汗 — Муганькэхань	阿史那 俟斤 — Ашина Сыцзинь 燕都 — Яньду	Кигинь Яньду	553-572
Тобо Хан	Тапу-Хан Арслан (греч. Арсила)	Тобо-хан	佗缽可汗 — Тобокэхань	阿史那 佗鉢 — Ашина Табо	неизвестно	572-581
Амрак	Амрак	Яньло Диэр-кэхань	阿史那庵逻- Ашинааньло	阿史那 庵逻- Ашина Аньло	Яньло	581
Бага-Ышбара хан	Эр-бег-шад Иль-кюлюг шад Бага Ышбара-хан	Илигюйлу Ше Мохэ Шиболо-хан Нйету	沙缽略可汗 — Шаболюекэхань	阿史那 摄图 — Ашина Шэту	Нйету	581-587
Чоллыг-Джагбу-Бага хан	Чоллиг джабгу-хан Бага-хан	Шеху-хан Чулохэу	莫何可汗 — Мохэкэхань	阿史那处罗侯 — Ашина Чулохоу	Чулохэу	587-588
Юн-Улуг	Юн улуг	Гйегя Шидонь Дулань-хан Юнюйлюй	都藍可汗 — Доуланькэхань	кит. упр. 阿史那雍虞闾, пиньинь: ashina yongyulu — Ашина Юнюйлу	Юнюйлюй	588-599
Кара-Чурин-Тюрк	Кара Чурин Тюрк Тардуш-хан Боке-хан	Бугя-хан Дату	кит. упр. 达头可汗, пиньинь: datoukehan — Датоукэхань	кит. упр. 阿史那玷厥, пиньинь: ashinadianjue — Ашина Дяньцзюе	Дату, Данькю, Дяньгу//Дяньгю	599-603

См. также

• Восточно-тюркский каганат
• Западно-тюркский каганат
• Список крупнейших империй
• Хазарский каганат
• Аварский каганат
• Кимакский каганат
• Бумын каган
• Древнетюркское руническое письмо

Литература

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. Новая книга Тан. Цзюань 215а

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. Новая книга Тан. Цзюань 215б

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. Книга Чжоу. Цзюань 50

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. Книга Суй. Цзюань 84

• Гумилёв Л. Н. [gumilevica.kulichki.net/OT/index.html Древние тюрки]. — СПб.: СЗКЭО, Издательский Дом «Кристалл», 2002. — С. 576. — ISBN 5-9503-0031-9.
• Гумилёв Л. Н. [gumilevica.kulichki.net/articles/Article117.htm Великая распря в первом тюркском каганате в свете византийских источников] // Византийский временник. — 1961. — Т. XX. — С. 75-89.
• Ганиев Р.Т. Восточно-тюркское государство в VI - VIII вв. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2006. — С. 152. — ISBN 5-7525-1611-0.
• Войтов В. Е. Древнетюркский пантеон и модель мироздания в культово-поминальных памятниках Монголии VI—VIII вв. М., 1996
• Кусаинова М. А. История Казахстана. — Шың Кітап, 2006. — С. 354. — ISBN 9965-9784-4-1.
• Бичурин Н. Я. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/Bicurin/Sobr_sved_o_narodach/Tom_I/frametext61.htm Собрание сведений о народах обитавших в Средней Азии в древние времена]. — М-Л. АН СССР, Институт этнографии им. Миклухо-Маклая, 1950.

Ссылки

•  [youtube.com/watch?v=iKcI2gsGBkk Тюркский каганат]

Отрывок, характеризующий Тюркский каганат

Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.