Гёрделер, Карл Фридрих

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гёрделер К.»)
Перейти к: навигация, поиск
Карл Фридрих Гёрделер
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Карл Фридрих Гёрделер (нем. Carl Friedrich Goerdeler; 31 июля 1884, Шнейдемюле, провинция Позен, ныне Пила в Польше) — 2 февраля 1945, Берлин) — германский политический деятель, один из руководителей консервативного крыла антигитлеровского заговора.





Семья и образование

Родился в семье прусского государственного служащего, его отец был судьёй первой инстанции. Как и три его брата, получил юридическое образование (в Тюбингенском и Кёнигсбергском университетах в 19021905). Защитил докторскую диссертацию в области государственно-правовых наук). В 1910 году женился на Аннелизе, урождённой Ульрих, в их семье было две дочери и трое сыновей.

Муниципальный и государственный деятель

Работал в коммунальном управлении Золингена. Во время Первой мировой войны служил в германской армии, был произведён в капитаны. В 1918 году являлся начальником финансового управления германских оккупационных властей в Литве и Белоруссии. В 1919 году выступал политическим посредником в штабе 17-го армейского корпуса (Данциг). В 1920 году вступил в правую Немецкую национальную народную партию, членом которой оставался до 1931 года. В 1920—1930 годах — второй бургомистр Кёнигсберга, в 1930—1937 — обер-бургомистр Лейпцига. Как муниципальный деятель, много внимания уделял экономии городского бюджета, строгому сбалансированию доходов и расходов, добивался повышения производительности труда.

В 1931—1932 и 1934—1935 годах Гёрделер был рейхскомиссаром по ценам. В 1932 году уходивший в отставку рейсхканцлер Генрих Брюнинг рекомендовал Гёрделера в качестве своего преемника, но его кандидатура была отклонена рейхспрезидентом Паулем фон Гинденбургом.

В книге Роджера Мэнвелла и Генриха Френкеля «Июльский заговор» даётся такая характеристика Гёрделера:

Он был прирождённым организатором, способным оратором и писателем, сильной личностью. Будучи в глубине души сердечным и гуманным человеком, Гёрделер непоколебимо верил в необходимость соблюдения суровых пуританских моральных принципов. Возможно, поэтому ему недоставало теплоты в отношениях с людьми. По натуре это был истинный автократ, лидер, уверенный в правоте своих взглядов, что позволяло ему легко убеждать слабых или колеблющихся людей принять его точку зрения и последовать за ним.

Первоначально благожелательно отнёсся к приходу к власти нацистов, считая, что только твёрдая власть может стабилизировать политическую и социально-экономическую ситуацию в стране. Его биограф Герхард Риттер писал:

Никакого сомнения: и он тоже в своём рвении преодолеть огромный экономический кризис вёл опасную игру с конституционным правом. Он тоже внёс свою явно заметную долю в тот ход развития, который привёл от брюнингских чрезвычайных распоряжений через кабинет Папена к Закону о полномочия Гитлера от 24 марта 1933 г.

Оппозиционер

Однако уже к середине 1930-х годов происходит нарастание разногласий между Гёрделером и нацистами — в частности, он был монархистом и отрицательно относился к их экономической, расовой, церковной политике. В 1935 ушёл с поста рейхкомиссара по ценам, а в 1937 оставил должность обер-бургомистра Лейпцига в знак протеста против сноса памятника композитору Мендельсону. Ещё в 1935 Густав Крупп предложил ему в случае ухода с государственной службы занять пост в дирекции своего концерна, однако к 1937 оппозиционность Гёрделера стала настолько явной, что Гитлер наложил вето на это кадровое решение.

Тогда бывший обер-бургомистр стал советником электроконцерна «Бош АГ» в Штутгарте. В этом качестве он совершил ряд зарубежных поездок, по результатам которых представлял аналитические записки, адресованные крупным предпринимателям, генералам и государственным чиновникам. Так, в 1937 году Гёрделер посетил Бельгию, Голландию, Францию и США, в 1938 — Швейцарию, Италию, Югославию, Румынию и Болгарию, в 1939 — Францию, Алжир, Англию, Ливию, Египет, Палестину, Сирию, Турцию, Швейцарию. В своих записках он выступал против агрессивной военной политики Германии, считая её слишком рискованной. Выступал за решение внешнеполитических задач мирными средствами. 6 августа 1939 писал в одной из записок:

В нашем распоряжении нет настоящих союзников. Япония — это не союзник, а страна, которая хладнокровно извлекает выгоду из положения в Европе и в случае победы беззастенчиво уничтожит и германские интересы в Восточной Азии. Какую ценность представляет собой итальянский союзник, видно из моего отчёта о поездке в Италию; по существу же, Германии пришлось бы рассчитывать только на свои собственные силы.

После начала Второй мировой войны Гёрделер сохранял уверенность в неприемлемости агрессивного курса, несмотря на первоначальные успехи германских войск. В конце 1940 — начале 1941 года составил обширный меморандум «Цель», в котором отмечал:

Центральное положение в Европе, численная сила населения и предельное напряжение производственной мощи гарантируют немецкому народу руководство европейским блоком, если только он сам не подорвёт это руководство неумеренностью или властолюбивыми манерами. Говорить о немецком сверхчеловеке-господине глупо и самонадеянно… Руководства Европой достигнет та нация, которая как раз уважает малые нации и умеет руководить их судьбами мудрым советом и мудрой рукой, а не жестокой силой.

Участие в антинацистском заговоре

Был одной из ключевых гражданских фигур в антинацистской оппозиции, вокруг него группировались консервативные противники гитлеровского режима (Йоханнес Попиц, Ульрих фон Хассель, Пауль Лежен-Юнг и др.). Сотрудичал с военными участниками заговора против Гитлера, разрабатывал планы послевоенного государственного устройства Германии с помощью группы профессоров Фрайбургского университета — Адольфа Лампе, Вальтера Ойкена, Герхарда Риттера и др. Являлся основным кандидатом на пост канцлера в постгитлеровском правительстве страны, хотя часть заговорщиков считали его слишком консервативным для этой роли. Так, полковник Клаус Шенк граф фон Штауффенберг считал, что для должности канцлера более подходил социал-демократ Юлиус Лебер, готовый к взаимодействию со всеми политическими силами, включая коммунистов (Гёрделер придерживался жёстко антикоммунистических взглядов).

За несколько дней до попытки переворота 20 июля 1944 года гестапо приняло решение об аресте Гёрделера, но ему удалось перейти на нелегальное положение. Скрывался в Берлине, затем в поместье одного из своих друзей и снова в Берлине. После 20 июля за его выдачу была установлена награда в один миллион марок, однако никто из знавших его местонахождение людей не стал предателем. В этих условиях продолжал заниматься писательской работой, написав трактат о будущем Германии, которое, по его мнению, зависело от соблюдения христианских принципов. Ночью 8 августа покинул Берлин и некоторое время скрывался в Западной Пруссии. 12 августа был опознан в гостинице в Конрадсвальде некой Хеленой Шверцель, которая выдала его властям, получив затем обещанную награду лично от Гитлера (в 1946 она была приговорена к шести годам лишения свободы). Члены семьи Гёрделера были отправлены в концлагерь.

Следствие, суд, казнь

Поведение Гёрделера на следствии расценивается различными авторами по-разному. Одни концентрируют внимание на том, что он назвал много имён участников заговора. С точки зрения Герхарда Риттера, такое поведение Гёрделера объяснялось как желанием затянуть следствие до неизбежного поражения Германии, так и его попыткой продемонстрировать Гитлеру реальное влияние заговорщиков. Мэнвелл и Френкель полагали:

Очевидно, Гёрделер непоколебимо верил, что каждый гражданин в столь решающий для страны момент обязан открыто выйти вперёд и заявить о своих убеждениях, а не прятаться в тени, пока другие становятся мучениками идей, которые должны разделять все здравомыслящие люди.

В то же время один из немногих оставшихся в живых заговорщиков Фабиан фон Шлабрендорф утверждал, что Гёрделер спас ему жизнь, согласившись во время встречи в тюрьме отрицать их знакомство.

Гёрделер был главным подсудимым на процессе в Народной судебной палате над гражданскими участниками заговора 7-8 сентября 1944 года, на котором он был приговорён к смертной казни. Однако приведение приговора в исполнение было отложено, что позволило ему по указанию Гиммлера разрабатывать программу развития местного самоуправления, экономики и городского хозяйства[1]. 2 февраля 1945 он был казнён в тюрьме Плётцензее.

Память о Гёрделере

Во многих городах Германии в честь Гёрделера названы улицы и площади — среди них Берлин, Лейпциг, Золинген, Ахен, Франкфурт-на-Майне, Бремен, Бохум, Леверкузен, Мюнстер и др. В память о нём в 1999 году учреждена премия в области общественных наук. Выпущена почтовая марка с его портретом.

Карл Гёрделер в популярной культуре

В фильме операция «Валькирия» роль Карла Гёрделера сыграл актер Кевин Макнелли.

Напишите отзыв о статье "Гёрделер, Карл Фридрих"

Примечания

  1. Вишлёв, О. В. Статья «Гёрделер, Карл Фридрих» в БРЭ.

Библиография

  • Финкер К. Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга. М., 1975.
  • Мэнвелл Р., Френкель Г. Июльский заговор. — М.: Центрполиграф, 2007. — 268 с. — 5000 экз. — ISBN 978-5-9524-3062-4.
  • Ганс Бернд Гизевиус. До горького конца. Записки заговорщика. — Смоленск: Русич, 2002. — 688 с. — 7000 экз. — ISBN 5-8138-0381-5.
  • David Nicholls. [books.google.ru/books?id=Q8L42KtTrw0C&pg=PA13&pg=PA105 Adolf Hitler: a biographical companion]. — ABC-CLIO, 2002. — P. 105. — 357 p. — ISBN 9780874369656.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гёрделер, Карл Фридрих

– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.