Авенариус, Георгий Александрович
| Гео́ргий Алекса́ндрович Авена́риус | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Профессия: | |
Гео́ргий Алекса́ндрович Авена́риус (1903—1958) — советский киновед, один из основоположников изучения кинематографа в СССР.
Биография
В 1926 году закончил Одесскую актёрскую студию Общества друзей советского кино. Снимался в ролях второго плана в немых фильмах украинского производства — «Спартак», «Тарас Трясило» (оба — 1926), «Джимми Хиггинс» (1927) и других. Работал ассистентом оператора на съёмках нескольких фильмов, в том числе фильма Александра Довженко «Звенигора» (1928); одновременно учился на операторском факультете Одесского кинотехникума, который окончил в 1930 году. Был приглашён на преподавательскую работу в только что организованный Киевский киноинститут, где в 1932—1936 годах читал курс истории и теории советского и зарубежного кино. Опубликовал первые статьи по теории кинематографа: «К методологии определения киножанров» («Пролетарское кино», 1931, № 10 и 11), «Монтажные теории Эйзенштейна» и «Экспрессионизм в советском кино» (обе на украинском языке в журнале «Кино» в 1932 и 1933 годах)[1].
Первые работы Авенариуса по истории кино вышли на украинском языке в журнале «Радянське кіно» в 1935—1936 годах. Одни из них носили обзорный характер («Сорок лет кинематографа», «К истории развития украинской комедии»), другие — характер монографий («Проблема художественного образа в фильмах А. П. Довженко», «Рене Клер»). Тогда же была опубликована первая работа Авенариуса о Чарли Чаплине («Творческий путь Чарли Чаплина» — «Радянське кіно», 1936, № 8). Затем его пригласили работать в Москву во ВГИК, где в 1936—1941 годах он создал фундаментальный курс истории зарубежного кино и написал ряд искусствоведческих исследований. С 1939 года он также курировал сбор, систематизацию, хранение и описание фильмов[1]. В октябре 1948 года был назначен старшим научным сотрудником отдела обработки заграничного фильмофонда, перейдя в Госфильмофонд с должности старшего консультанта отдела информации и рекламы Всесоюзного кинообъединения «Совэкспортфильм», а вскоре стал начальником этого отдела[2].
В послевоенный период деятельность Авенариуса подвергалась резкой критике, что привело к появлению ряда его работ, в которых тенденции развития западного кино разбирались с сугубо «идеологической» точки зрения, сведённых в труд «Американское кино на службе реакции». В 1950-х годах он написал также несколько работ о взаимоотношениях с кино видных деятелей мировой культуры — Льва Толстого, Фёдора Шаляпина, Бернарда Шоу[1]. Во второй половине 1950-х годов был автором и ведущим популярной телевизионной передачи об истории кино[2].
Особое место в работе Авенариуса занимало исследование творчества Чарли Чаплина. С конца 1930-х годов он опубликовал целый ряд посвященных ему статей и активно работал над двухтомным очерком творчества Чаплина, однако закончить успел только первый том, охватывающий период до 1923 года. Книга «Чарльз Спенсер Чаплин: Очерк раннего периода творчества» была издана в 1960 году (Москва, Издательство Академии наук СССР).
Напишите отзыв о статье "Авенариус, Георгий Александрович"
Примечания
Отрывок, характеризующий Авенариус, Георгий Александрович
И она грозно засучила рукава еще выше.Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
