Глебович, Глеб Викторович
| Глеб Викторович Глебович | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
19 февраля 2011 (97 лет) |
| Место смерти: | |
| Страна: |
|
| Научная сфера: |
Гидроакустика, импульсная техника |
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Известные ученики: |
Лев Алексеевич Моругин |
| Известен как: |
Создатель отечественной нано-секундной импульсной техники |
| Награды и премии: |
|
Глеб Викторович Глебович (2 января 1914 года, Белосток — 19 февраля 2011 года, Нижний Новгород) — российский учёный, специалист в области гидроакустики, доктор технических наук, профессор.
Биография
Родился 2 января 1914 года в городе Белосток в семье врача.
После начала Первой мировой войны уехал с семьёй на родину матери в Тулу.
В 1932 году окончил школу и поехал в Ленинград и поступил в университет на физический факультет.
Во время учёбы много занимался спортом.
В 1937 году окончил Ленинградский государственный университет, после чего решил поступать в Москву в аспирантуру Академии Наук, но не прошел конкурс вместе с сокурсником А. М. Прохоровым, будущим академиком и лауреатом Нобелевской премии.
Начал работать в исследовательской лаборатории Ленинградского завода «Электросила» (предмет научных исследований — явление параметрического резонанса). В работе молодому учёному помогал его научный руководитель по университету профессор В. А. Лазарев.
1939 год — вместе с Лазаревым и по его совету прибыл в Горький и начинает работать ассистентом кафедры «Радиотехника» Горьковского индустриального института. Работал с академиком Андроновым.
12 июня 1941 года был направлен во Владивосток в распоряжение Тихоокеанского флота. Командиром артиллерийской батареи Глебович прослужил до 1946 года. За уничтожение боевых единиц японской армии он был награждён орденом Красной Звезды.
После окончания войны вернулся в Горький, на кафедру, и начал исследования по гидроакустике. Получил авторское свидетельство на новую технологию построения гидроакустических преобразователей. Писал статьи, выступал на конференциях, написал и защищал кандидатскую диссертацию. Апробация новых идей горьковского ученого проходила в Физическом Институте АН СССР, а защита — на факультете (учёный совет возглавлял профессор Агеев, в составе совета были Горелик и Грехова), присудил ему ученую степень.
В 1952 году перенёс инфаркт миокарда.
В 1953 году, после выздоровления, возглавил кафедру радиотехники (заведовал ей до 1983 года). Работал над методов и техники генерирования и регистрации весьма быстропротекающих электромагнитных процессов. Их называли тогда миллимикросекундными импульсами. К своей работе Глебович привлек своего бывшего студента Льва Моругина, в будущем профессора, заведующего кафедрой. Вместе они опубликовали несколько монографий, имеющих большое значение для отечественной нано- и пикосекундной импульсной технике.
Скончался 19 февраля 2011 года в Нижнем Новгороде.
Основные факты деятельности
Создатель советской нано-секундной импульсной техники; автор нескольких монографий, подготовил более 30 кандидатов технических наук, из которых более 10 стали докторами технических наук.
Напишите отзыв о статье "Глебович, Глеб Викторович"
Ссылки
- [www.nnov.org/%D0%93%D0%BB%D0%B5%D0%B1%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87_%D0%93%D0%BB%D0%B5%D0%B1_%D0%92%D0%B8%D0%BA%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Краткие сведения о Глебовиче в Энциклопедии Нижнего Новгорода]
- [www.nntu.sci-nnov.ru/RUS/fakyl/KAFEDR/TCIT/gleb.htm Биография на сайте НГТУ]
Отрывок, характеризующий Глебович, Глеб Викторович
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
